Делл (СИ), стр. 36

- Меган, три утра, что с тобой?

Ничего. Все хорошо.

Слова из горла не шли.

Секундная тишина, затем снова его голос:

- Малыш, это нервы. Все будет в порядке… - В порядке?! О каком порядке он говорит?! – Ложись…

- Я сказала, вставай! – проревела я. – Мы едем в Солар!

Не выдержала, метнула на него короткий взгляд, в котором, по-видимому, отразилось безумие. Несколько секунд Дэлл хмуро взирал на меня, затем убрал одеяло, сел. В серо-голубых глазах плескалась тревога и решимость уладить возникшую ситуацию «мирным путем».

- Мег… давай спустимся вниз…

- Одевайся.

- ...поговорим…

Я сжала зубы.

- …я плесну тебе коньяка…

- Ты слышал, что я сказала?

- Какая необходимость ехать домой в три ночи?

Тебе не понять.

А мне что, уговаривать, выпрашивать, два часа объяснять, а потом еще столько же препираться? Злость взметнулась вверх бравым фонтаном. Это не ему уходить с утра, не ему, понурив голову и поджав хвост, мириться с положением проигравшего. Он сидит на кровати и в ус не дует, потому что ему не снятся кошмары. Только я из нас двоих проклята.

- Двигайся, – отрезала я.

Мышцы на его шее напряглись, глаза прищурились.

Ах, да – мужчинами не командуют. Настоящие мужчины не любят приказов...

- Не вижу действий, Дэлл.

Я поднялась с постели и принялась методично, с решимостью камикадзе, идущего на смерть, натягивать на себя одежду.

- Какая оса тебя укусила, Мег, и что за тон? – донеслось сзади.

Вывернутая наизнанку водолазка застыла в моих руках.

Тон не понравился?

- Ты все еще раб, не забыл? – обернулась и произнесла я тихо, едва сдерживая ярость. – Это приказ. Мы едем домой.

Его голова дернулась – почти неуловимо и незаметно, - губы сжались, а взгляд застыл. Несколько секунд Дэлл сидел без движения и смотрел в сторону, затем резко поднялся и принялся порывисто натягивать джинсы.

Плыл за окнами спящий Нордейл: темные дома, пустынные улицы. Я старалась на них не смотреть, не видеть. Сама нашла в бардачке повязку и послушно натянула на глаза, как только машина вышла на трассу.

Пусть не случится сегодняшнего утра, пусть все закончится как можно скорее, сейчас. Этот ставший привычным салон дорогого авто, знакомый запах обивки, руки на руле…

Терпи Мег, еще час, не больше, и все закончится: выскользнет из носа больного пластиковая трубка, закончится кислород, и перестанут хрипеть легкие, успокоившись. Мертвые не плачут, плачут только живые. А умирать надо быстро, по крайней мере надо иметь силы умирать быстро, а не растягивать часы дополнительных мучений, надеясь на то, чего никогда не произойдет.

Дэлл молчал. Больше не пытался вразумлять, останавливать или препятствовать. Сделался холодным, замкнутым рабом, исполняющим приказ. Все закончилось тем, с чего начиналось.

Пусть так…

Через долгих тридцать минут напряженного молчания мощные фары высветили бетонную стену, за которой притаилась лестница, ведущая в полуподвал. Бросив «жди здесь» и не глядя на водителя, я вышла из машины. Вышла и почти сразу же продрогла. Ночь выдалась не по-осеннему холодной. Тихо хрустнула под каблуком галька, сверкнул в отдалении осколок стекла, валяющийся в пыли.

Так, ключи, дверь, замок, теперь закрыть… шкаф, завернутый в одежду нож… Вот он. Какое-то время я смотрела на зажатый в руке предмет, словно в трансе. Широкое лезвие, порезавшее палец той ночью в кювете.

Зачем я нашла тебя? Зачем?

Но… не время для мыслей. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, я зашагала к двери.

Он не стал ждать внутри, курил возле машины, присев на капот. На мое приближение отреагировал хмурым, почти волчьим взглядом, словно приготовился к чему-то плохому.

Не стоит, это не больно. Ты вообще по сценарию прыгать должен. От радости…

- Все, Дэлл. Попрощаемся.

Не стала ходить вокруг да около, незачем. Изо рта вырывались облачка пара, руки тряслись от холода.

Мужчина напротив меня застыл, замер, и выражение его лица не сулило ничего хорошего. Вот только мне было не до слов.

- Молчи. Не хочу долгих прощаний и красивой лжи напоследок, - какое-то время я смотрела на тлеющий кончик его сигареты, чувствуя приближение конца. Поезд давно сошел с горы и теперь в замедленном действии приближался ко дну оврага. Глубоко вдохнула обжегший холодом воздух. Кое-как заставила себя продолжить. - Сейчас ты возьмешь нож и уедешь. Как там, ты говорил, должны звучать слова?

Его руки тоже дрожат, или кажется? Я грустно усмехнулась.

- Я отдаю его тебе по доброй воле, без принуждения. Все, ты больше не раб, ты свободен.

Да будет так во веки вечные, аминь, – всплыла из подсознания давно забытая фраза, смысл которой остался неясен.

Аккуратно разжала его пальцы и вложила в них рукоять. Принудительно сомкнула и чуть задержалась, убирая руку, позволила себе напоследок ощутить тепло его кожи. Те самые пальцы, что когда-то показывали мне, как мастерить бомбы…

Снова режешь хвост собаке по чуть-чуть.

- Мне было хорошо. Надеюсь, тебе тоже. Хоть иногда.

Дэлл медленно опустил голову и закрыл глаза, потер лоб, словно его накрыл приступ боли. Затем поднял лицо и посмотрел в сторону. Затянулся так глубоко, что истлело сразу полсигареты. А затем взглянул на меня.

И было в этом взгляде все: и горечь, и немой упрек (за что?), и нежность, и покрытая привкусом горечи благодарность. И отражение тихого прости, и миллионы вариантов, которые могли бы случиться, но не случились, потому что для того, чтобы идти по одной дороге, люди должны держаться за руки. А мы все боялись… боялись сблизиться слишком сильно.

Зря боялись.

А теперь поздно.

Меня колотило.

- Езжай. Пусть у тебя все получится.

Он вздрогнул, разомкнул губы, и я моментально испугалась всего, что они могут исторгнуть. Прижала к ним палец и покачала головой, стараясь сдержать слезы. Улыбнулась. Пусть он видит мою любовь сейчас, когда ее так много, когда она льется через край, несмотря на боль.

- Молчи, милый. Не надо… - долго смотрела в подернутые дымкой отчаяния глаза. – Слишком быстро, да? Пусть так… Пусть лучше так. У меня все будет хорошо, ты не переживай. Я сменю работу, я обещала. А ты пообещай, что будешь счастлив, ладно? Кивни… Кивни!

Его лицо застыло, словно каменное. Голова не двигалась, лишь притаился во взгляде глубокий упрек, настолько тяжелый и болезненный, что хотелось за что-то просить прощения. Не важно, за что, лишь бы унять чувство раскаяния за все гипотетические ошибки прошлого и будущего.

- Кивни! – выкрикнула я хрипло, забыв о том, что на дворе глубокая ночь, и о том, что нож уже отдан, а, значит, я не вправе приказывать.

И все же он кивнул. Медленно. И очень неохотно.

- Хорошо… - прошептала и отступила на шаг. – Все, а теперь уезжай.

И развернулась, чтобы не видеть, как хлопнет дверца, как лягут на руль ладони, как Неофар навсегда покинет застывший в проклятой ночи двор.

*****

Он остановил машину у перекрестка и какое-то время просто сидел, глядя на мигающий желтым светофор.

Равномерные вспыхивания и угасания. Пульс прекратившего биться сердца. Безмолвно застыл на пассажирском сиденье, прижавшись к спинке, тяжелый военный нож. Вспыхивали, отражая бледно-желтый пульс, цифры – телефонный номер над поверхностью. Никто по нему более не позвонит…

Притих на углу магазинчик. Над светящимися дверьми застыла вывеска «Островок».

Дэлл посмотрел на нее и не удержался - со всей силы ударил по рулю. Жалобно вскрикнул клаксон, встрепенулись спавшие на крыше голуби, заметались над проводами и антеннами. Отклонился, чтобы посмотреть в окно заспанный продавец.

Мужчина в машине сжал зубы так, что заныли челюсти. Обхватил кожу руля пальцами, сдавил, смял, будто пытаясь раскрошить, затем застонал, позволяя чувствам выйти наружу, затем медленно заставил себя расслабиться. Выдохнул, закрыл глаза. Так же медленно, как успокаивался в груди пульс, исчезали с лица эмоции.