Полукровка (СИ), стр. 32

— Пожалей меня, — устало бросила Эста и глубоко вздохнула.

Через час практически все покинули корабль. Осталась только Эста, которая собиралась передать Аликену новые позывные для связи с ней.

— Что ты думаешь об этих повстанцах? Почему Эста так с ними возится? — рассуждал Камилли, пока они с Урджином возвращались в столовую.

— Помнишь, я рассказывал тебе, какой номер устроил Зафир во время приема на Доннаре, когда стал показывать Эсте и мне свои дурные воспоминания?

— Помню.

— Так вот, те изуродованные тела, которые валялись в грязи вокруг того побоища, на которое он прилетел, были, очевидно, повстанцами.

— С чего ты взял?

— Я только сейчас об этом подумал. Помнишь тех людей в горах? На них были лохмотья. Одежду они изнашивали до дыр. Кто из нормальных людей станет напяливать на себя такое безобразие, если только у него нет возможности одеть что-нибудь другое? На тех людях в деревне были такие же лохмотья.

— Выходит, это была повстанческая деревня? Но что она там делала?

— Не знаю, но предполагаю, что в этот период времени она познакомилась с Викешей и Аликеном. Помнишь, что говорил Стефан?

— Что эти загадочные друзья спасли в свое время ей жизнь?

— Именно.

— Логично, но окончательно развеять все сомнения может лишь Эста.

— Или Назефри, — задумчиво произнес Урджин.

— Неужели ты думаешь, что я смогу справиться с этой бестией и разузнать все у нее?

— Справишься ли ты, я не знаю, однако то, что попытаться захочешь — это точно.

— С чего это вдруг?

— С того, что ты ее хочешь.

— Это простая мужская похоть, — рассмеялся Камилли.

— Помни, что цена за победу твоей похоти над разумом — холостятская свобода. У олманцев такие традиции.

— Ты хочешь сказать, что Эста, как и Назефри, была девственницей?

— А откуда тебе известно, что Назефри — девственница?

Камилли тут же прикусил язык.

— Значит, я все правильно понял. Жаль только, что такой умник, как ты, уже успел что-то натворить. Займись делом, Камилли. Разузнай у Назефри все, что только сможешь.

— Я попробую, но гарантий не даю.

— Достаточно того, что ты попытаешься.

Когда Урджин и Камилли вошли в столовую, первый, кого они увидели, был Стефан, замерший в неестественной позе с тарелкой в руках. Возле него стояла Назефри и пыталась говорить с ним.

— Где я, Стефан?

— В яме с грязной водой. У тебя больше нет сил, поэтому ты даже не пытаешься подняться.

— Там кто-нибудь еще есть?

— Идет сильный дождь, и вода в яме все время поднимается.

— Кто-нибудь есть рядом, Стефан?

— Ты не боишься больше, только ждешь, когда же наступит конец.

— Что еще?

— И ты ни о чем не жалеешь, потому что знаешь наверняка, что все они выживут. Если бы ты не помогла, осталась бы вместе с ними. Но разве можно жить, зная, что не помогла сестре? Ты пытаешься выплевывать воду, которая набегает тебе в рот, но ее так много, слишком много. Поднимись, Назефри, пожалуйста. Поднимись, черт тебя возьми! Назефри! — Стефан только и успел, что прокричать ее имя, когда видение закончилось, и он пришел в себя.

— Что здесь происходит? — не без эмоций спросил Камилли.

— У Стефана было видение, — промямлила Назефри и присела на стул за своей спиной. — Его предсказание, как всегда, отличается оптимизмом. Только на этот раз в центре внимания оказалась я.

— Но ведь будущее — понятие относительное. Его всегда можно изменить, — возразила Сафелия. — Стефан не видел, как утонула Назефри.

— Не видел, но беды все равно не избежать, — ответил Стефан. — Я уже ощущаю волнение энергии вокруг, значит, в ближайшее время что-то произойдет.

И тут Урджин со всей ясностью ощутил, как на него накатила волна пронзительного холода. Тело дрогнуло и стало так неприятно, что он невольно скорчил гримасу на лице.

— Если никто не хочет навлечь на себя мой гнев, не вздумайте рассказать об этом Эсте, — отрезала Назефри.

— И что же ты творишь в гневе? — спросил Камилли.

— Заставляю людей страдать.

— То есть как? — не поняла Сафелия.

— А вот так, — отрезала Назефри и покинула помещение.

— Она очень талантлива, однако ее дара я не пожелал бы никому, — подытожил Стефан.

— О чем ты говоришь? — удивилась Сафелия.

— Вы ведь знаете, что у каждого из нас есть своя собственная жизненная энергия. Среди олманцев встречаются обладатели очень редкого дара — лицезрения. Эти люди способны видеть энергетическую оболочку окружающих. Дар Назефри похож на лицезрение, однако вместо того, чтобы видеть, она ощущает. Такое восприятие открыло другую способность: Назефри может испытывать физические и эмоциональные проявления чужой энергетики. Она словно ставит себя на место другого человека, позволяя его энергии воздействовать на себя. По собственному желанию Назефри может забрать "жизнь", как ее иногда называют, из тела человека.

— Но это ведь замечательный дар, — удивилась Сафелия.

— Да, за исключением одного "но", — перебила их Эста, которая только сейчас вошла в столовую и стала невольной свидетельницей их разговора. — Если Стефан, также как и Назефри, способен забирать энергию, то взамен он наполняет тело другой "жизнью" из космоса или окружающего мира, а от того, что изъял, может без труда избавиться. Назефри же способна только обмениваться энергией: забрав чужое, она должна взамен отдать свое.

— И это опасно для нее? — предположил Камилли.

— Совершенно верно, — подтвердила Эста. — Представь, что тебе перелили зараженную кровь. Так же и здесь, вместе с эмоциями переходят физические страдания.

— Но ведь никто не захочет мучиться по собственному желанию, — возразила Сафелия.

— Когда умирала тетя Лили, ее мать, от смерти Назефри спас Зафир. Он способен лицезреть и увидел, что творит сестра.

В столовой воцарилась гробовая тишина. И одна только Эста посчитала, что это просто реакция на ее признание. Но Урджин, глядя на жену, уже знал, что в ближайшем будущем Назефри повторит свой подвиг, и возможно, поплатится за это жизнью.

Глава 18

После обеда все разошлись по своим комнатам. Урджин и Эста отправились в домик за резиденцией. Это было одноэтажное строение, отделанное деревом изнутри. Небольшая гостиная, застланная ковром, с камином и баром занимала центральную часть дома. Из нее можно было попасть во все оставшиеся четыре комнаты, одна из которых являлась гардеробной.

Спальня Урджина была самой большой из всех. Эста специально выбрала ее, посчитав, что Урджину понравится резная мебель, обтянутая зеленым с набивным рисунком шелком. Два кресла и софа визуально разделяли комнату на две части. Перед ними лежал песочного цвета шерстяной ковер, на котором стоял круглый кофейный столик, за ними — большая двуспальная кровать с полупрозрачным балдахином, украшенным все тем же набивным рисунком. Именно в одном из этих кресел вчера сидел Урджин, а на этой кровати они всю ночь занимались тем, что Эсте хотелось бы назвать словом "любовь".

Они расстались в гостиной. Не проронив ни слова, Урджин направился в свою комнату. Эста почувствовала его напряжение, но определить причину такого состояния была не в силах. Урджин даже не заметил, как оказался в своей спальне один. Погруженный в собственные мысли, постоянно овеваемый холодом плохого предчувствия, он не обратил внимания, как потерял Эсту из виду. Урджин огляделся. Помедлив еще минуту, он покинул комнату и пошел к ней. На стук в ее дверь никто не ответил, и он вошел без приглашения.

Это был первый раз, когда он оказался в ее комнате. Маленькое светлое помещение, столик и два стула, такой же песочный ковер и низкая кровать, на которой им двоим было бы слишком тесно. Урджин уже привык к подобному минимализму со стороны своей супруги, однако в этой комнате все было на своих местах, а что-то еще казалось бы лишним. Небольшие вазы со свежими цветами стояли вдоль противоположной от кровати стены, на которой висели подставки для знакомых ему керитских мечей.