Гештальт-подход. Свидетель терапии, стр. 20
«Ты можешь сломать себе шею, противный котенок!»? Это настолько же отравило бы котенку удовольствие, насколько и затруднило бы его развитие. Но кошки, разумеется, не ведут себя столь глупо; заботу о безопасности они предоставляют людям.
Напротив того, кошка, как любое другое животное и любой чувствительный человек, полагает сущность воспитания в том, чтобы способствовать переходу от стремления опираться на окружающих к способности опираться на себя. Новорожденный котенок не может ни накормить себя, ни защитить, ни передвигаться. Для всего этого ему нужна мать. Но он создаст себе средства для всего этого, частично посредством развития врожденных инстинктов, частично благодаря внешнему обучению. Для человека переход от опоры на окружающих к опоре на себя, разумеется, сложнее. Необходимо принять во внимание потребность менять пеленки, одеваться, готовить пищу, выбирать профессию или приобретать знания.
Поскольку мы вынуждены учиться столь многому посредством образования, а не используя врожденные инстинкты, нам во многом не хватает интуиции животных относительно того, как действовать в том или ином случае. Вместо этого «правильный» способ действия устанавливается благодаря сложным фантазиям, которые передаются и модифицируются от поколения к поколению. Это преимущественно функции поддержания социального контакта, такие, как хорошие манеры и кодексы поведения (этика), средства ориентации (грамота и мировоззрение), стандарты красоты (эстетика) и социального положения (социальные установки). Часто, однако, эти способы действования биологически нецелесообразны, и из-за этого подрывают самые корни нашего существования и ведут к вырождению.
Психиатрические истории болезни вновь и вновь показывают, например, как принятое уничижительнее отношение к сексу порождает неврозы. Но если эти установленные способы действия анти-биологичны, анти-личностны или анти-социальны, они являются прерываниями текущего процесса, который своим естественным развертыванием формирует опору на себя.
Такие прерывания являются кошмаром воспитания детей. Это прерывания контакта, – «не трогай того», «не делай этого», – которые отравляют ему жизнь день за днем. Или:
«Отстань от меня! Могу я отдохнуть неможко?!» – прерывание его желания прервать маму. Уход ребенка тоже прерывается:
«Сиди здесь, занимайся своими уроками и не мечтай!» – или:
«Ты не пойдешь гулять пока не доешь обед!»
Следует ли нам в таком случае придерживаться политики полного не-прерывания? Как любому другому животному, ребенку нужно исследовать свой мир, осваивать спектр своих возможностей, стараться расширить свои границы, выяснять, насколько далеко он может зайти. Но в то же время его нужно удерживать от того, что может серьезно повредить ему самому или другим. Он должен научиться обращаться с Прерываниями.
Реальные трудности возникают тогда, когда родители вмешиваются в процесс взросления, либо прерывая попытки ребенка найти собственную манеру поведения, либо излишне оберегая его, либо разрушая его доверие к своей способности опираться на себя в пределах возможностей собственного развития.
Родители рассматривают ребенка как собственное владение, которое нужно либо охранять, либо выставлять напоказ. В последнем случае они торопят развитие ребенка своими амбициозными требованиями, в то время как ребенок не обладает достаточной способностью опираться на себя, чтобы их выполнить. В первом же случае они препятствуют взрослению, не давая ребенку возможности опираться на себя в том, на что он уже способен. Первый ребенок может выработать тенденцию к самодостаточности, второй вырастет зависимым, и ни тот, ни другой не будет способен опираться на себя.
Пациенты приходят к нам, вобрав в себя прерывания своих родителей – это Интроекция; они могут, например, сказать: «Взрослый мужчина не должен плакать!» Они отвергают «мешающие» им части себя, – то, что прерывалось в их детстве; это проекция: «Эти проклятые головные боли! Почему я должен от них страдать!» Они могут обратить те качества, которые родители называли дурными, и демонстрацию которых прерывали, против себя; это ретрофлексия: «Я должен владеть собой, я не должен позволять себе плакать!» Они могут настолько запутаться в прерываниях, осуществлявшихся родителями, что совершенно откажутся от себя самих, перестав замечать различие и связь между своими нуждами и внешними способами их удовлетворения; это ведет к слиянию: «У меня всегда начинается головная боль, когда люди кричат на меня!»
Помогая пациентам сознавать, – здесь и теперь, посредством концентрации, – что именно они прерывают, и как эти прерывания воздействуют на них, мы можем способствовать их реальной интеграции. Мы можем помочь им распутать тот постоянный клинч, в котором они находятся. Мы даем им шанс быть собой, потому что они обретают опыт самих себя; даем им возможность правильно оценить себя и других и вступить в контакт с миром, потому что они обнаруживают, где находится мир.
Понимание означает прежде всего видение отношения части к целому. Для наших пациентов это означает видение себя как части целостного поля, и становление отношений к себе и к миру. Это и есть хороший контакт.
5. Очистка луковицы
Теперь мы можем более подробно поговорить о терапевтической технике и ее результатах. Прежде всего нужно отметить некоторые наблюдения, которые в значительной степени обосновывают наши методы.
В эксперименте «Сейчас я сознаю…», описанном в предыдущей главе, область сознавания пациента первоначально ограничивается внешними сенсорными впечатлениями. Позже, при продолжении эксперимента, она расширяется, включая многие другие факторы, как внешние, так и внутренние. Другими словами, просто Сознавание того, что вы сознаете, расширяет сферу возможного действования. Это дает более широкую ориентацию и большую свободу выбора и действия.
Этот факт крайне важен для невротика. Как я уже отмечал, ему не хватает не способности манипулировать; ему совершенно определенно не хватает ориентации в окружающем.
Он стиснут рамками своего несознавания себя и внешней ситуации, у него очень мало пространства для маневра. Но по мepe того, как его Сознавание расширяется, расширяется также его ориентация и пространство для маневра. Его контакт, – который требует ориентации в настоящем, —совершенствуется.
Это важно для невротика. Его чувствование себя слабо; он всегда прерывает себя. Его «я» редко может пробиться к нему. Следовательно, ему нелегко выразить себя. Даже такой рудиментарный и простой способ выражения для него – большой шаг вперед.
Я убежден, что одна только техника сознавания может привести к значительным терапевтическим результатам. Если бы терапевт имел в своем распоряжении только три вопроса, для успешной работы (если не говорить о пациентах с серьезными психотическими расстройствами) они могли бы быть такими: «Что вы делаете?», «Что вы чувствуете?» и «Чего вы хотите?» – По существу они являются переформулированием утверждения «Сейчас я сознаю…» Можно увеличить число вопросов еще на два, добавив следующие: «Чего вы избегаете?» и «Чего вы ждете?» Они явно являются разворачиванием первых трех. И этих вопросов для терапевта может быть достаточно.
Все они являются здоровыми, поддерживающими вопросами. То есть пациент может отвечать на них лишь в той мере, в какой его собственное Сознавание делает это возможным. Но в то же время они помогают ему сознавать больше. Они отсылают его к собственным ресурсам, дают ему почувствовать собственную ответственность, предлагают воспользоваться собственными силами и средствами опоры на себя. Они дают ему чувствование себя, поскольку они направлены к его "я".
Словесные ответы пациента могут исходить из интеллекта, но его целостный ответ, если только пациент не десенситизирован полностью, исходит из его целостной личности и указывает на нее. Кроме заранее обеспеченных, доступных ответов всегда имеют место какие-то дополнительные реакции – смущение, колебание, движение бровями, пожимание плечами, подавленное «что за глупый вопрос!», момент замешательства, желание, чтобы не беспокоили, или «о, Боже, он опять за свое», легкий наклон вперед, и т. п. Каждая из этих реакций во много раз важнее, чем словесный ответ. Каждая – указание на стиль пациента и его самость.