Исповедь экономического убийцы, стр. 16

— Но почему должно возникнуть такое противостояние между христианами и мусульманами?

Сидящие за столом переглянулись. Похоже, им трудно было поверить, что я мог задать такой глупый вопрос.

— Потому что, — сказала она медленно, как будто обращаясь к глухому или медленно соображающему, — западные страны, особенно их лидер, США, намерены установить контроль над всем миром, стать величайшей империей в истории человечества. И они очень близки к тому, чтобы преуспеть в этом. Пока что на их пути стоит Советский Союз, но Советы не вечны. Тойнби это понимал. У них нет религии, нет веры, за их идеологией ничего не стоит. История показывает, что вера — это душа, вера в высшие силы исключительно важна. У нас, мусульман, это есть. У нас этого больше, чем у кого бы то ни было в мире, даже у христиан. Так что мы выжидаем. Мы становимся сильнее.

— Мы выждем, — вмешался один из них, — а затем нападем, как змея.

— Какая ужасная мысль! — Я едва сдерживался. — И что можно сделать, чтобы изменить ситуацию?

Женщина посмотрела мне прямо в глаза.

— Перестать быть такими жадными, — сказала она, — и эгоистичными. Осознать, что в мире есть еще кое–что помимо ваших больших домов и затейливых магазинов. Люди умирают с голоду, а вас волнует только бензин для ваших машин. Дети умирают от жажды, а вы просматриваете журналы мод в поисках новейших фасонов. Страны, подобные нашей, погрязли в нищете, но вы даже не слышите наших криков о помощи. Вы заткнули уши, чтобы до вас не доносились голоса тех, кто пытается рассказать вам об этом. Вы называете их радикалами или коммунистами. Вы должны открыть свои сердца бедным и обездоленным, вместо того чтобы дальше заталкивать их в нищету и рабство. Осталось не так много времени. Если вы не изменитесь, вы обречены.

Через несколько дней популярный бандунгский политик, чья кукла спорила с Никсоном и была убита человеком с ведром, погиб в автокатастрофе. Водитель, виновный в этом, скрылся с места происшествия.

Глава 8. ИИСУС ДРУГИМИ ГЛАЗАМИ

Меня не покидали воспоминания об этом представлении, как, впрочем, и слова красивой студентки. Та ночь в Бандунге буквально вытолкнула меня на новый уровень мышления и понимания. Конечно, я не забывал о последствиях того, что мы делали в Индонезии, моими реакциями управляли эмоции, и обычно мне удавалось успокоить свои чувства обращением к разуму, примерами из истории и ссылками на человеческое естество. Я обосновывал наше участие тем, что мы ведем себя как обычные люди, убеждал себя, что Эйнар, Чарли и все члены нашей команды действовали так, как и положено мужчинам: заботились о себе и своих семьях.

Однако наша дискуссия с молодыми индонезийцами заставила меня увидеть и другую сторону вещей. Глядя на ситуацию их глазами, я понял, что эгоистический подход во внешней политике нигде в мире не помогает и не защищает будущие поколения. Он в такой же степени близорук, как годовые отчеты корпораций и выборные стратегии политиков, которые и разрабатывают эту самую внешнюю политику.

Сбор необходимой мне для отчета информации требовал частых поездок в Джакарту. Пользуясь своим одиночеством во время этих командировок, я размышлял обо всех этих вопросах и записывал свои мысли в дневник. Я бродил по улицам города, подавая милостыню нищим, и пытался вступить в разговор с прокаженными, проститутками и калеками.

Кроме того, я размышлял о природе иностранной помощи, обдумывая возможности настоящего содействия, которое развитые страны (РС, на жаргоне Всемирного банка) могли бы оказать в борьбе с бедностью и нищетой в развивающихся странах (на жаргоне — в «менее развитых странах», или МРС). Я стал задумываться над тем, в каких случаях иностранная помощь идет от чистого сердца, а когда она представляет собой проявление жадности и эгоизма. Я засомневался, бывает ли такая помощь альтруистичной, и если нет, то можно ли изменить ситуацию. Я был уверен, что такие страны, как моя, должны немедленно начать помогать бедным и страждущим во всем мире. Однако я был в такой же степени уверен, что эти соображения вряд ли когда–либо могли быть главной причиной нашего вмешательства.

Я все время возвращался к одному и тому же основному вопросу: если иностранная помощь предоставляется с целью установления империалистического господства, так ли уж это плохо? Зачастую я завидовал людям, подобным Чарли, которые настолько сильно верили в нашу систему, что стремились навязать ее другим странам. Я сомневался, что ограниченные ресурсы позволят всему миру вести такую же сытую жизнь, как в Соединенных Штатах, хотя и в Штатах есть люди, живущие в нищете. Кроме того, я не до конца был уверен, что люди других стран действительно хотят жить, как мы. Статистические показатели насилия, депрессии, наркомании, разводов, преступности свидетельствовали о том, что, хотя наше общество и является самым богатым в истории, оно, возможно, и одно из наименее счастливых. Почему же мы хотим, чтобы другие подражали нам?

Возможно, Клодин предостерегала меня от всего этого. Я уже не был уверен в том, что именно она пыталась сообщить мне. В любом случае, если оставить в стороне соображения разума, теперь стало ясно до боли, что дни моей неосведомленной невинности прошли. В своем дневнике я записал:

«Есть ли еще невинные люди в США? Хотя больше всех выигрывают люди, стоящие на вершине пирамиды, миллионы из нас зависят — прямо или опосредованно — от эксплуатации МРС в целях получения доходов. Ресурсы и дешевая рабочая сила, которые и питают наш бизнес, находятся в таких местах, как Индонезия. Туда же возвращаются лишь крохи. Иностранные займы гарантируют то, что сегодняшние дети и их внуки будут удерживаться в заложниках. Им придется позволить нашим корпорациям разграблять их природные богатства, им придется отказаться от образования, здравоохранения и социальной помощи, чтобы только выплатить нам долги. Тот факт, что наши собственные компании уже получили обратно большую часть этих денег для строительства электростанций, аэропортов и технопарков, не меняет этой формулы. Делает ли большинство американцев невинными тот факт, что не знают об этом? Не информированы и намеренно дезинформированы — да, но невинны ли?»

Конечно, мне приходилось признать тот факт, что теперь я в числе тех, кто активно дезинформирует.

Идея мировой священной войны, безусловно, беспокоила меня. Чем дольше я размышлял над этим, тем больше я убеждался в том, что она вполне возможна. Однако мне казалось, что, если джихаду и суждено начаться, это будет скорее война не между исламским и христианским миром, а между МРС и РС, при этом мусульмане могут быть в первых рядах. РС пользуются ресурсами, МРС их поставляют. Это все та же колониальная система, существующая для того, чтобы имеющие силу и ограниченные естественные ресурсы могли легко эксплуатировать слабых, но обладающих природными богатствами.

У меня не было с собой книг Тойнби, но я достаточно знал историю, чтобы понимать, что после длительного периода эксплуатации поставщики ресурсов начнут оказывать сопротивление. Для этого достаточно было обратиться к примеру американской революции и Тому Пейну. Я помнил, что британцы, обосновывая свои налоги, утверждали, что Англия предоставляет помощь колониям в виде военной защиты от французов и индейцев. Колонисты же видели все совсем по–другому.

В своем блестящем труде «Здравый смысл» Пейн предложил своим соотечественникам то, что мои юные индонезийские друзья назвали «душой»: идею, то есть веру в справедливость высшей силы, и религию — религию свободы и равенства. Это было диаметрально противоположным британской монархии и ее элитарной классовой системе. Мусульмане предлагали нечто подобное: веру в высшую силу и уверенность, что развитые страны не имеют права подчинять себе и эксплуатировать остальной мир. Подобно солдатам народной милиции эпохи колониальных войн, мусульмане грозили бороться за свои права. И как британцы в 1770–х, мы назвали эти действия терроризмом. История повторялась.