Семьи.net (сборник), стр. 88
Домик отца Палладия стоял над самым обрывом. Глинистый обрыв с дождями подползал все ближе и ближе; рано или поздно он, несомненно, должен одержать победу, но поп полагал, что вряд ли он до того доживет. А если и доживет, так что же – уподобится библейскому безрассудному человеку, который построил дом свой на песке; «и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое». Тем более домика этого поп не строил, только ремонтировал.
Когда-то здесь, видимо, размещался егерь или лесник, но ко времени пришествия отца Палладия он давно исчез, куда и почему – неизвестно. Впрочем, чего только не исчезло за последние годы – о многом сам Палладий уж забыл, а об ином помнил, но вспоминать не любил.
Жилище стояло заброшенным, и поп поселился в нем, немного починив и с тех пор занимаясь этой починкой постоянно – то одно отвалится, то другое перекосится… Хорошо, что в сарайчике нашлись инструменты: молотки, два топора, пассатижи и клещи, пила, целый ящик кривых и гнутых гвоздей и шурупов. Из огородных снастей имелись лопаты, грабли, коса, истончившаяся от точки почти до бумажности, огромная жестяная лейка и новенький японский мотоблок в смазке, который поп задвинул в самый угол и завалил дровами за ненужностью.
Еще одной никчемной вещью стал телевизор. Зачем он тут вообще был, отец Палладий не мог даже предположить – электричества в домике не водилось, ближняя линия проходила километрах в двадцати. В принципе телевизор попу не мешал, но его черная выпуклая линза смотрела, словно огромный бесовской глаз; потому однажды, плюнув и перекрестясь, отец Палладий унес «Хитачи» в лес и оставил там под кустом. Что интересно, спустя пару дней телевизор оттуда пропал – не иначе, леший утащил к себе в логово диковинную штуку. Поп даже посмеялся, представив, как нечистик сидит в ожидании перед аппаратом в плетеном креслице, укрыв ноги пледом и нажимая на кнопки бесполезного пульта.
Питался отец Палладий просто, как и жил.
Ловил рыбку, собирал с огородика нехитрый урожай, сушил на зиму грибы и ягоды, полезные травяные чаи. Первое время непривычно оказалось без хлеба, и он ходил за тридевять земель в сельпо, брал едва не мешок буханок и потом делал сухари. Но потом деревня зачахла буквально в год-полтора, а в очередной свой визит отец Палладий обнаружил вместо нее пепелище, по которому бегала одинокая полосатая кошка. Кошку поп забрал с собой и назвал для чего-то Анжеликой, как героиню в срамной, но увлекательной книге.
Еще он пилил и колол дрова и, конечно же, молился. Надеясь, что там наверху его кто-нибудь пока еще слышит. А если и не слышит, то поп все равно этого знать не мог.
Раньше к отцу Палладию изредка заезжал участковый полицейский.
Старшего лейтенанта звали Петром, и старенького попа он, как и леший, не обижал. Полистал паспорт – с тех пор поп его и не доставал со шкафа, – подивился, поинтересовался, не отшельничествует ли отец Палладий.
– Какой же я отшельник, – грустно улыбнулся поп. – Отшельник – есть живущий в уединении, сам по себе, ради спасения души; пустынножитель, удалившийся от суетного мира в пустыню… А я – не Антоний Великий и не Нил Столобенский… Разве по своей воле удалился?
– А что же, не по своей? – с интересом спросил участковый Петр, прихлебывая земляничный чай.
– Как места мне не стало, так и ушел. Долгая история. Может, как-нибудь и расскажу подробно, – сказал поп, но рассказать так и не довелось.
Участковый наезжал еще раз шесть, сказал, что жить отец Палладий может в домике невозбранно, потому что домик со всех балансов снят и никому не принадлежит, да и вообще такое творится, что не до домиков с отшельниками. Расспрашивать поп не стал, ибо не слишком интересовался, что происходит вокруг. Привезенную однажды перцовку лишь пригубил из уважения, остальное выпил сам старший лейтенант.
В последний приезд Петр привез в подарок камуфляжные куртку и штаны. Теплые, удобные. Отказываться было негоже, тем более обе рясы попа совершенно износились, порты тоже пришли в негодность, а камуфляжу, как пообещал участковый, сносу не будет. Не обманул – уж сколько раз отец Палладий за сучки цеплялся, стирал в озере с песком и золою, а лишь выцвела малость одежина. Стало быть, такое вот у него рубище.
С тех пор участковый не приезжал никогда. Что с ним сталось – поп не ведал, но на всякий случай молился за здравие.
Сейчас поп сидел на лавочке в этом самом рубище и читал «Благослови зверей и детей» Свортаута. Он еще ребенком смотрел экранизацию Стенли Крамера, которая с большим успехом шла в семьдесят первом году в советских кинотеатрах. Тот редкий случай, когда фильм не хуже книги…
Отец Палладий добрался до второй главы.
«Увертываясь от хлещущих веток, они бросились в лес, заметались меж деревьев и, наконец вырвавшись из тьмы на поляну, застыли как вкопанные. Лалли-2, с обгоревшей вонючей поролоновой подушкой под мышкой и с включенным транзистором в кармане, сидел перед ними на валуне и держал во рту палец. Они, может, и отлупили бы его за милую душу, но Коттон запретил им подходить – он сам поговорит с Лалли-2. С этими словами Коттон приблизился к валуну.
– Привет! – кивнул Коттон».
– Привет, – сказал детский голос за спиной у отца Палладия.
От неожиданности поп выронил книжку из рук.
2
Стриженый конопатый мальчишка, одетый в оливковую униформу с нашивкой в виде сложной многолучевой звезды на рукаве, держал в руках оружие. В нем отец Палладий слабо разбирался, едва-едва помнил школьные уроки начальной военной подготовки, но на тогдашний автомат Калашникова это было слабо похоже. Короткое, угловатое, с виду из пластика… Кто и зачем дает детям такое?! Или он игрушечный?
– Ты кто? – спросил мальчишка, настороженно глядя на попа.
Поднимая шевелящую страницами на ветру книгу, отец Палладий прикинул, как выглядит со стороны. Старичок в камуфляжной одежде, с длинной седой бородой и редкими волосами, забранными в хвостик, с тяжелым наперсным крестом на толстой цепочке…
– Священник.
– Кто?
«В самом деле, откуда ему теперь знать про священников», – подумал отец Палладий.
– Старик. Живу здесь один… А ты откуда взялся?
– Из леса, – сказал мальчишка и повесил автомат на плечо.
– Из леса?! Вы что, в поход пошли? Или с родителями отдыхаете? Потерялся?
Поп понимал, что говорит много и часто, вот что значит – давно без собеседника, с кошкой Анжеликой особо не подискутируешь…
– С родителями? – недоуменно переспросил мальчишка.
– Извини, я не знал, – смутился поп.
Детдомовский, наверное. Вывезли в «Зарницу» поиграть, или какие у них теперь могут быть игры военные…
– Я из лагеря, – продолжал мальчишка. – Вон там он, лагерь…
Махнул рукой куда-то в сторону озера.
– Я два дня шел, в лесу ночевал.
– Ты что же, убежал? – осторожно спросил отец Палладий.
– Ну. Я на посту стоял и свалил.
– А почему?
– Надоело. Ш-шит… У меня там враги были, короче… И еще воспитателя обозвал…
– И куда идешь?
Мальчишка длинно, прерывисто вздохнул и пожал плечами.
– Не знаю…
– Да что это я?! – всполошился поп. – Ты ж небось голодный! Сейчас уху поставлю вариться. А ты вон, пойди на огород да сорви помидоров, которые поспелее, да зелени всякой хороший пучок…
Мальчишка недоверчиво посмотрел на попа, повернулся и пошел к огороду.
…Добыв кресалом огонь, отец Палладий поставил на него закопченную кастрюлю с обломанными ушками, вместо которых приспособил проволочные петли. Пока вода закипала, почистил рыбешек, побросал туда, посолил. Соли оставалось совсем мало, едва полпачки, и где взять еще – отец Палладий не ведал, потому давно уже тратил ее бережливо и часто ел несоленое, привыкая. Но сейчас экономить он не хотел, и потому сыпанул в кастрюлю несколько горошин черного перца – тоже неприкосновенный запас.
В дом вошел мальчишка, положил на стол четыре помидора и букетик укропа пополам с петрушкой. Постоял, глядя на булькающее варево, повесил свой автомат на гвоздик рядом с выцветшим старым календарем за 2018 год с эмблемой чемпионата мира по футболу.