Коронка в пиках до валета. Каторга, стр. 28

Вадим был подавлен всем, что он услышал.

— Но зачем вам уничтожать «Диану». Какой в этом для вас интерес? — спросил он.

— Во-первых, один из пунктов инструкции, вам данной, — борьба с корсарами и с каперами, которые нападают на суда Российско-Американской компании, — следовательно, мы должны уничтожить вашу «Диану», хотя бы из чувства самосохранения… А, во-вторых, это сделать необходимо для острастки вашего правительства. Оно каждый год будет посылать суда, а мы каждый год будем их топить. Надоест — и отступятся от Аляски! А это и требуется нашим капиталистам. Черт бы их подрал! Ловкие ребята!

Наступил момент молчания. Уильдер наслаждался, наблюдая за тем впечатлением, которое он произвел на Вадима.

— Ну, что же, милый князь? — прервал он наконец молчание. — Переходите на службу ко мне? У меня как раз свободно место старшего лейтенанта. Карьера, клянусь честью корсара, блестящая. Из матросов да прямо в старшие лейтенанты! Будем вместе мечтать, проклинать человечество и декламировать Байрона. Идет? — По рукам?

Вадим задумался. Вся горечь пережитых обид вдруг мутным клубком поднялась и ударила ему в голову. Душой его овладел прежний романтизм — жажда свободы, ненависть к условностям и предрассудкам. С особой силой он почувствовал, что между ним, разжалованным мичманом, и толпой князей, графов, продажных генералов и адмиралов, офицеров и матросов обреченной «Дианы» лежит бездонная пропасть.

Уильдер внимательно наблюдал за лицом Вадима, и казалось, жадно читал все его мысли.

Но Вадим вдруг справился с чарами мечты и даже головой встряхнул, чтобы прогнать дьявольское наваждение.

—  Нет! — решительно воскликнул он. — Нет! Вы предлагаете мне личную свободу, а я хочу, чтобы не я один, а всебыли свободны, чтоб все были счастливы! Ради такого общегосчастья я готов голову положить! А гордое одиночество положительно мне не по душе!

— Фантазии!.. Утопии! — покачав головой, ответил Уильдер. Он был недоволен. — Как вы упрямы, русские! Фантазеры! В вас совсем не развито чувство личности! Что такое в с е? Толпа, чернь, плевка не стоющая! — он помолчал. — Ну, не хотите идти ко мне, так до свидания! Постараюсь, чтоб вы хоть не по своей воле, да попали ко мне! Надеюсь, мы скоро встретимся опять. И я тогда сумею доказать вам, что питаю к вам истинно дружеские чувства. До свидания! — И, быстро повернувшись, Уильдер пошел вниз с горы и завернул в сторону.

Вадим долго не мог собрать своих мыслей. Он растерянно смотрел то на «обреченную» «Диану», которая мирно отдыхала в порту, то на «Черного коршуна», который, казалось, вот-вот готов был раскинуть свои мощные крылья и ринуться в свободную безграничную, даль океана навстречу бурям и ветрам.

…Вадим быстро спустился с горы, пробежал опять через вонючий китайский квартал, пробился сквозь суетливую толпу портовой публики и направился к ресторану, в котором он оставил Илью. Тот уже все газеты перечитал и беспокоился, не видя Вадима. Сидел и ждал.

Наконец они встретились. На Вадиме не было лица.

— В чем дело? Что случилось? — тревожно спросил его Илья.

— Потом… потом, не здесь! — ответил Вадим.

Они пошли к катеру.

По дороге в одном кабачке они видели драку матросов, — вернее побоище. Группа каких-то матросов самого зверского вида жестоко избивала русских матросов с «Дианы», избивала всеми способами: и английским, и американским, и китайским.

Портовая полиция в эти «матросские дела» никогда не вмешивалась.

Илья и Вадим отправились собирать подмогу «своим». Отыскали группу матросов с «Дианы» и повели их на помощь. Появление свежих сил быстро решило судьбу побоища, и мрачные матросы оставили место боя, унося раненых товарищей и изрыгая потоки ругани и проклятий. Они угрожали, что скоро разделаются с «Дианой», потопят ее и прочее. Все это пьяное бахвальство на Илью не произвело никакого впечатления, но Вадим отнесся к этим угрозам серьезно.

Барон и граф еле доплелись до катера — до чертиков накурились опиума! Не забыли и друга, — привезли опиума князю Чибисову, а также и трубку. Накурился и он до одурения. Дали курнуть и любопытному Спиридонию. И сами были не рады — он вообразил себя на том свете, в аду, и по этому поводу орал на весь фрегат, — каялся в своих грехах и призывал на помощь всех угодников и угодниц. Паисий кипел злобой на беспутного собрата, анафемствовал по его адресу, сидя в каюте и яростно растирал ему оба уха.

Вадим заперся в каюте с Ильей и рассказал ему все, что слышал от корсара.

Илья решился предупредить командира. Он сказал, что случайно слышал разговор в ресторане. Командир отнесся к его сообщению критически.

— Кабацкая болтовня! Пьяное бахвальство! — пренебрежительно процедил он сквозь зубы, однако взял свою подзорную трубу и почему-то стал с особым вниманием рассматривать черный корвет. Потом отвел трубу в сторону и стал глядеть на китайские джонки, которые в несколько рядов стояли у набережной Гонконга.

— Обратите внимание, Илья Андреевич, лучше на этих китайцев: они, по-моему, опаснее черного корвета. Все это — рыбаки, но при удобном случае они — опасные пираты!.. Эти косоглазые дьяволы два года назад на моих глазах как муравьи облепили одного голландского «купца» и в несколько минут разграбили все судно, подожгли его и рассеялись в разные стороны. Мы и помочь не успели. Надо ночью посматривать, — не наделали бы они пакостей. Сегодня ваша вахта?

— С полуночи моя, — ответил Илья.

Командир замолчал и опять уставился трубой на корвет.

…Утром на рассвете отошли от Гонконга. На мостике стоял сам командир, и Илья заметил, как под спокойной наружностью его скрывалась игра взбудораженных нервов. Он был подвижнее обычного, поминутно переводил трубу от корвета на китайские джонки, которые сотнями выходили из гавани в открытое море. Иногда острый взор командира упирался в безобразное лицо старого лоцмана-китайца. Его лицо, неподвижное, как маска, ничего не говорящие узкие глаза, — все внушало к нему недоверие. Даже матросы косились на этого китайца.

«Диана» подвигалась к черному корвету. Вдруг Илья заметил, что с подветренной стороны корвета выкинут кабельтов, который преграждает «Диане» путь. Но лоцман словно не замечал этого и вел «Диану» прямо. Илья, забыв всякий этикет, схватил командира за рукав, и показал ему рукой.

— Марселя на стеньги! Живо, ребята! Обрасопить все реи с носа до кормы! — руля налево! — закричал командир.

И голос его был так громок, так решителен, что старший офицер не счел нужным повторять его команды, и только боцман проревел на весь фрегат слова командира. Матросы мигом полетели по вантам.

Лоцман побледнел и вдруг заговорил на ломаном английском языке. Он в резкой форме выразил протест. Пока корабль находится в бухте, никто не имеет права вмешиваться в командование им. — Лоцман ведет корабль, — сказал он.

— Спустить мерзавца в шлюпку! — заорал командир, указывая на лоцмана.

— Есть! — ответили с удовольствием матросы, и моментально лоцман оказался в дюжих объятиях матросов, которые вынесли его на руках с мостика и довольно неделикатно спустили в шлюпку, привязанную у веревочного трапа. «Диана» остановилась, потом повернула в сторону свой нос, изменила курс и понеслась влево от черного корвета, прямо в гущу китайских джонок. Там произошел переполох: раздались крики, повисла в воздухе какая-то китайская ругань. Однако дело обошлось без всяких катастроф. «Диана» благополучно вышла из гавани в открытое море…

Нагасаки

«Диана» держала курс на Японию. В Шанхай решено было не заходить. Там, как узнал командир, порт был закрыт по случаю каких-то местных беспорядков… Из японских портов тогда для иностранных судов открыт был только один — Нагасаки, — и то исключительно для голландских. Поэтому командир «Дианы» шел в Японию без особой уверенности, удастся ли ему остановиться даже и в Нагасаки.

Он не сходил с мостика: то оглядывался назад, на китайский берег, на Гонконг, тонущий в синей дали, то тревожно всматривался вперед. Над тяжелым свинцовым морем, там, впереди, вырастала грозовая туча.