Тьма века сего, стр. 91

В подвальном этаже здания суда, в камере предварительного заключения, на нарах лежал Ханк и, как ни странно, спал.

За вечер не произошло ничего особенного: его раздели изучили сверху донизу, сделали соответствующие записи, сняли отпечатки пальцев, сфотографировали. Потом впихнули в камеру, не дав даже одеяла, чтобы укрыться и согреться. Он просил Библию, но они ничего не захотели ему дать. Пьяницу в соседнюю камеру поместили ночью, парень, подделавший чек, молчал, как будто набрал в рот воды, а вор в клетке напротив, как назло, оказался горластым марксистом, которого невозможно было урезонить.

«Ладно, – подумал Ханк, – Иисус умер за них, и они тоже нуждаются в Его любви». Он старался держаться с ними по-дружески и хоть немного рассказать о Божьей любви, но кто-то успел сообщить им, что его обвиняют в изнасиловании, и это бросало тень на его свидетельство. Пастор лег спать, сравнивая себя с Павлом и Силой, Петром и Иаковом и всеми другими христианами, которых без вины бросали в тюрьму. Он прикидывал, сколько времени продлится его служение теперь, когда его репутация была запятнана. Сможет ли он оставаться в церкви, и без того прослыв драчливым пастором? Бруммель и его приспешники наверняка используют создавшуюся ситуацию, чтобы доконать его. Насколько понимал Ханк, именно они стояли за всем происходящим. Но он передал дело в руки Господа и знал, что Бог на его стороне. А это было лучшим утешением.

Ханк молился за Мэри и за свою новую решительную паству, читал по памяти строки из Библии, пока не заснул.

Ранним утром Ханка разбудили шаги в коридоре и звук отпираемой дежурным полицейским двери. Так и есть! Дежурный открыл дверь его камеры. Теперь, в довершение ко всему, Ханку придется делить камеру с вором, пьяницей, а может, даже с настоящим насильником… Пастор продолжал делать вид, что спит, но приоткрыл один глаз, чтобы взглянуть на вновь прибывшего. Боже милостивый! Огромный детина выглядел таким отвратительным, повязка и кровоподтеки на его лице без сомнения говорили, что ой только что с кем-то дрался. Ханк пробормотал несколько фраз насчет того, что ему придется делить клетку с насильником, после чего он начал молить Господа о защите. Этот тип весил в два раза больше него и был явно взбешен.

Новый сосед бросился на свои нары и дышал так, как будто продолжал сражаться с медведями, драконами и чудовищами.

Господи! Освободи меня!

Рафар важно восседал на вершине мертвого дерева, высоко над городом, небрежно покачивая крыльями, распустив их наподобие мантии. Демоны-курьеры регулярно доносили о последних важных приготовлениях в городе. Все это были только хорошие новости.

– Люциус, – позвал Рафар тоном, каким подзывают ребенка. – Люциус, не хочешь ли ты подойти сюда?

Люциус приблизился, всем своим видом выражая достоинство, распустив крылья, как и Рафар.

Князь Вавилона смотрел на демона с наигранной веселостью, самодовольно улыбаясь:

– Надеюсь, что ты кое-чему научился на моем опыте. Как видишь, я за несколько дней добился того, чего ты не смог сделать за несколько лет.

– Может быть, – это был весь ответ, до которого соизволил снизойти Люциус.

Рафар был недоволен услышанным:

– Ты не согласен?

– Может быть, Ваал, твои успехи – результат работы, которую я проделал перед твоим прибытием.

– Год работы, которую твои промахи превратили в ничто, ты это имеешь в виду? – фыркнул Рафар. – Сомневаюсь, что после того как я завоевал этот город для Стронгмана, я решусь снова передать Аштон в руки того, кто чуть было не проиграл его.

Это заявление пришлось Люциусу явно не по вкусу.

– Рафар, этот город многие годы был моим владением, л по праву считаюсь князем Аштона!

– Ты был им. Но власть дается в награду за заслуги, Люциус, а твои заслуги кажутся мне недостаточными.

Люциус был возмущен, но вынужден был сдерживать себя в присутствии этого гиганта.

– Ты еще не знаешь моих заслуг, потому что не удосужился поинтересоваться ими. Ты с самого начала настроен против меня.

Люциус зашел слишком далеко. Страшная сила взметнула его в воздух, горло оказалось зажатым в кулаке Рафара, державшего его прямо перед глазами.

– Это я, – сказал Рафар жестко и медленно, – и только я достиг победы!

– Пусть судит Стронгман! – дерзко ответил Люди-ус. – Где этот Тол, твой противник, которого ты должен победить, где обещанные клочки, раскиданные по небу как знамя победы?

Рафар заставил себя улыбнуться, хотя глаза его по-прежнему горели:

– Святоша Буш побежден, его имя смешано с грязью. Неуемная ищейка Хоган теперь беспомощен, как разбитый параличом старик. Предательница, Служительница, уничтожена, и это ничтожество, ее друг, тоже убран с дороги. Все остальные сбежали, – Рафар кивком головы показал на город. – Смотри, Люциус, где ты видишь сияющие небесные войска, планирующие над городом? Где блеск их мечей? Где их несчетные сторожевые посты вокруг?

Он издевался и над Люциусом, и над Толом одновременно.

– Тол, Капитан Небесного воинства, руководит теперь слабой, потерпевшей поражение армией и боится показаться мне на глаза! Сколько раз я вызывал его сразиться со мной, напасть на меня, но он и носа не показывает. Не волнуйся, как я сказал, так и сделаю. Когда все остальные неотложные дела будут окончены, мы с Толом встретимся, и ты увидишь нашу битву с ним до того, как я рассчитаюсь с тобой!

Все еще держа перед собой Люциуса, Рафар подозвал другого демона.

– Сообщи Стронгману, что все готово и он может войти в город, когда захочет. Все препятствия устранены, Рафар выполнил свою задачу, и город Аштон готов пасть к его ногам… – с этими словами Рафар отбросил Люциуса, как гнилое яблоко.

Люциус вскочил с земли, униженный и потрясенный, и исчез под громкий хохот бесов.

Глава 33

Укладываясь вечером в постель, Эдит Дастер чувствовала необыкновенное беспокойство в духе, поэтому когда ее разбудили два сияющих существа, она не слишком удивилась, только вздрогнула от неожиданности.

– Слава Богу! – воскликнула она восхищенно, едва открыв глаза.

Гости выглядели дружелюбными и участливыми, но выражения их лиц были серьезны. Один из них был светловолосый, другой, помоложе, черноволосый. Головами они доставали до потолка, а сияние их белоснежных одежд заливало всю комнату. У обоих на поясах были сверкающие ножны, рукоятки вложенных в них мечей были из чистого золота и украшены драгоценными камнями.

– Эдит Дастер! – сказал светловолосый глубоким приятным голосом. – Мы идем в сражение за город Аштон, и победа зависит от молитв святых Божьих. Тебе, знающей Господа, необходимо молиться и призвать на молитву других. Молитесь за поражение врага и освобождение праведников.

– Пастор Буш в тюрьме, – добавил темноволосый, – позвони его жене Мэри, поддержи ее.

Они исчезли так же внезапно, как и появились, в комнате снова стало темно. Дастер была уверена, что уже видела их когда-то раньше, может быть, во сне, а может, среди обычных людей.

Поднявшись с постели, она положила подушку на пол возле кровати и встала на колени. Ей хотелось и смеяться, и плакать, и петь.

Старая женщина чувствовала возложенную на нее обязанность и силу ее исполнить. Она сложила дрожащие Руки на постели, склонила голову и начала молиться. Слова шли из глубины ее сердца, ее души, протест против атаки на Божий народ, на Его народ, на Его святых, молитва о силе и победе во имя Иисуса. Она связывала злых духов, которые пытались украсть жизнь, украсть сердце в этом обществе. Имена и лица проносились в ее памяти, и Эдит молилась за всех них, ища у престола благодати защиты и спасения каждой душе. Она молилась, молилась и молилась без устали.

Сверху Аштон выглядел безобидным игрушечным городком, нарисованным на куске холста, кукольные жители которого по-прежнему спали, несмотря на серо-красные полосы рассвета, надвигающиеся на город с холма на востоке. Улицы замерли без движения. Ни огонька. Молочные фургоны застыли на стоянках.