Сплошной разврат, стр. 61

А Коллинз задыхался от счастья: эврика! находка! тираж растет! Журнал нарасхват!

Смерть Григорчук принесла Норе, стыдно сказать, огромное облегчение. Но слишком уж ненадолго. Только-только она успела перевести дух, как проблемы посыпались на нее, как горох. Она осталась редактором, опасность потерять журнал миновала. Но она уже потеряла свой журнал, а то, что осталось ей в наследство от Григорчук, по-прежнему вызывало омерзение. Резвушкина не исчезла вместе со своей покровительницей, а имела наглость явиться в редакцию и договориться о продолжении сотрудничества. То есть она будет и дальше печь свои грязные пирожки, только отвечать за ее, с позволения сказать, творчество теперь будет одна Нора, только она. Коллинз не позволит отказаться от сомнительных услуг Резвушкиной. Нора опять в ловушке и опять без шансов выбраться.

Хотя… Есть один вариант, не самый честный и не самый безопасный, но за неимением других может сойти.

Помучившись сутки и уговорив себя, что совесть не всегда лучший советчик, Нора сняла телефонную трубку и набрала номер Трошкина. Пусть пауки едят друг друга, зрелище не самое приятное, зато их не жалко:

— Саша, это Нора Симкина. У меня для тебя приятная новость.

Трошкин безмерно удивился:

— Вот кого не ожидал, так тебя. Случилось нечто ужасное? Или ты тоже хочешь меня пошантажировать?

— Ты не меняешься, — устало констатировала Нора. — Я же говорю — приятная новость. Сегодня в час дня ко мне придет некто Резвушкина. Она хочет подписать новый договор с журналом. Отказать ей я не могу, ее высокий талант слишком ценит наш хозяин. А вот показать ее тебе в моих силах. А там уж как хочешь.

Последовала долгая пауза, Трошкин переваривал внезапно свалившуюся на него милость Норы Симкиной.

— А с чего бы тебе так обо мне заботиться? — недоверчиво спросил он.

«Молодец! — про себя похвалила его Нора. — Боится провокаций, и правильно».

— Из-за Тани, — соврала она. — Боюсь, ей не доставит радости материал Резвушкиной.

Трошкин расхохотался:

— Женская дружба — вот на чем держится мир. Верю, верю. Увы, сам лишен такого счастья. Скажи, Нора, почему мне так не везет? Почему я не женщина?

— Не теряй надежды, дорогой, — зло сказала Нора. — Ты уже и не мужчина, так что движешься в правильном направлении.

— И все-таки, — Трошкин пропустил обидную реплику мимо ушей, — зачем тебе понадобилось показывать мне Резвушкину?

— Какая разница? Бьют — беги, показывают — смотри. В кои-то века наши интересы совпали. В одном могу заверить — я это делаю не для тебя. Но ничего не имею против, если ты воспользуешься. Запомнил? Сегодня в час дня.

— А как я ее узнаю? — спросил Трошкин. — Не у дверей же твоего кабинета мне сидеть.

— Не наглей, Саша, — усмехнулась Симкина. — Сам разберешься. Или ты хочешь, чтобы я ее пометила? Фиолетовые чернила в лицо плеснула?

Трошкин рассмеялся:

— Будь последовательной, Нора, не жадничай. Даешь милостыню — так давай. Твои сотрудники ее видели, я знаю. Опиши.

— В тот раз она явилась к нам в рыжем парике и больших темных очках, — сказала Нора. — Достаточно?

— Вполне, — серьезно сказал Трошкин. — За мной должок, Нора. Ты даже не представляешь, из какой ямы помогаешь мне выкарабкаться.

«Жаль», — чуть не сказала Нора, но сдержалась. Помогать Трошкину ей совершенно не хотелось, зато очень хотелось, чтобы он спустил с гадкой Резвушкиной три шкуры и избавил от этой заразы окружающий мир. Нет, Нора и в мыслях не держала, что Трошкин решится на убийство Резвушкиной, но то, что он отобьет у нее охоту строчить высокохудожественные доносы, сомнений не вызывало.

Глава 25

ИРАТОВ

Вадим Сергеевич вернулся домой поздно.

Людмила возилась на кухне и напевала какую-то веселую песенку. Иратов недоуменно почесал макушку — что с ней? Неприятности сыпались на него, как из ведра, а жена спокойна и весела. Это так на нее не похоже. Людмила всегда угадывала любое его настроение и старалась быть в курсе всех его дел. Нет, в подробности она не вникала, но общий план представляла себе хорошо. А сейчас… Она видит, что он не в своей тарелке, она знает, что у него крупные неприятности и что победа на губернаторских выборах с каждым днем становится все проблематичнее, но, кажется, ничуть не печалится.

— Вадик? — Людмила выглянула из кухни. — Ты? Отлично. Ужин почти готов.

— Я вижу, у тебя прекрасное настроение, — мрачно сказал Иратов, стараясь не смотреть в глаза жене. — Поешь и пляшешь. Действительно, самое время.

— Ты перебарщиваешь в своей всегдашней готовности к плохим новостям, — улыбнулась Людмила. — Когда изо всех сил ждешь неприятностей, они не замедлят случиться. А я их отгоняю и внушаю злым духам: кыш отсюда, ничего у вас не получится.

— Пока тебе не удалось их разогнать.

— Опять плохие новости? — Людмила встревожилась. — Что еще случилось?

— Не знаю. — Иратов пожал плечами. — Я теперь уже не знаю, какая новость плохая, а какая хорошая. Сегодня ко мне приходила эта девочка Саша.

— Следовало ожидать, — фыркнула Людмила. — Пришла пора платить по векселям. Просит денег за алиби?

— Нет. Ничего не просит. Всего-навсего пыталась натравить меня на Трошкина. Советы давала, как его побороть.

— Она? Советы? — Людмила усмехнулась. — Вот нахалка. Скоро к тебе повадятся первоклассники соседней школы, будут учить тебя избирательным технологиям. Ас чего это она так тебя полюбила?

— Вот и я думаю… — Иратов улегся на диван, Людмила села рядом. — Здесь одно из двух — либо Трошкин ей чем-то насолил, либо она действует по его наущению.

— Либо ни то, ни другое, — сказала Людмила.

— В том-то и дело. Девочка, кстати, мне нравится. Она такая… неиспорченная. Или… тебе она как показалась?

— Да при чем тут девочка? — удивилась Людмила. — Пришла, ушла, от Трошкина или сама по себе — какая разница?

— Меня насторожил один момент. Она предлагала сконцентрироваться на интрижках Трошкина. Бани с девочками, охотничьи домики, все такое.

— Насторожило? Почему? Наоборот, весьма банальное предложение. Сейчас модно подсматривать в замочную скважину, народ любит ворованную эротику. И журналисты готовы соответствовать.

— Люда. — Иратов крепко взял жену за руку. — Я давно должен был тебе сказать… Люда, я тоже грешный человек.

— Да знаю я, — отмахнулась Людмила. — Тоже мне открытие!

— Знаешь? — Иратов с изумлением уставился на жену. — Знаешь? Откуда? От Светки?

— Неважно. — Людмила погладила его по волосам. — Не дергайся — я давно тебя простила. Отнесем это к издержкам твоей профессии.

— Ты удивительная женщина, — прочувствованно сказал Иратов.

— Я — обыкновенная женщина. К тому же мне сорок пять лет со всеми вытекающими отсюда последствиями.

— А Леху Алешина жена выгнала, — зачем-то сказал Иратов. — Решительно и бесповоротно. Так что твоя ненаглядная Светка успела напакостить и в последние минуты жизни.

— Да? — Людмила заинтересовалась: — А откуда жена Алешина о Светке узнала?

— Говорят, сама видела. Вышла на балкон и увидела.

— Ничего не понимаю. — Людмила потерла переносицу. — А как она там оказалась?

— Случайно. Точно не знаю, но приехала за чем-то и попала в яблочко. Время и место выбрала безукоризненно, — засмеялся Иратов.

— Так ее… подожди, она долго торчала на балконе?

— Понятия не имею.

— Она же могла видеть все! — закричала Людмила.

— Сцену убийства? — Иратов вздохнул. — Я тоже об этом думал, но потом понял, что рано радоваться. Если бы она видела убийцу, то уж наверняка рассказала бы все следователю. Зачем ей скрывать? Нет, наверное, она ушла раньше.

— Но ее тоже должны подозревать!

— Само собой. — Иратов встал и с хрустом потянулся. — Так что наши ряды предполагаемых убийц множатся день ото дня. Что, согласись, неплохо. Мы ужинать будем?

За ужином Иратовы почти не разговаривали и сосредоточенно смотрели телевизор.