Сплошной разврат, стр. 26

Трошкин всегда считал, что готовность женщины к самопожертвованию — это самое главное. Ноги, глаза, грудь — не новость и не редкость. А вот приносить себя в жертву умеет далеко не каждая.

Поэтому сегодняшняя Светлана его удивила. Когда он рассказал ей о своих планах и предложил затаиться, то есть быть поосторожнее, встречаться пореже, дабы не давать повода для слухов и сплетен, она буквально взбесилась.

— Ты меня стесняешься? — вопила она. — Ты считаешь, что я могу помешать?

— Я считаю, что существуют стереотипы и общественная мораль. Наличие любовницы в нашей дикой стране пока еще не относится к числу добродетелей, — пытался объяснить он.

— Твои сведения устарели, — оборвала его Светлана, — заплесневелые верные мужья в семейных трусах, которые по тридцать-сорок лет сгорают от любви к своим толстым женам, уже не в моде. Главное — не шляться по публичным домам и по бандитским баням. А меня тебе не только простят, но и похвалят: нормальный человек.

Они так и не договорились. Светлана обиделась, наговорила ему гадостей и демонстративно бросилась в объятия Алешина.

— Ты всегда будешь ОКОЛО, — пообещала она на прощание. — Ты не можешь быть первым. Не исключаю, что ты дослужишься когда-нибудь даже до вице-премьера правительства, с твоими крокодильими челюстями тебе там самое место. Но премьером ты не будешь. Твое место — второе. И на конкурсе мудаков ты тоже займешь второе место.

Знала, собака, на какую мозоль наступать.

Но окончательно добил Трошкина Алешин. Он обнаглел до того, что попросил Светку в аренду на пару дней.

— Ты не будешь возражать, Саша? — невинным голосом спросил он. — Я слышал, вы расплевались.

— От Светки слышал?

Алешин пропустил вопрос мимо ушей и опять заныл:

— Так ты против или мне можно попытать счастья?

— Счастья? — Трошкин усмехнулся. — Не преувеличивай, Леша. Счастье в труде, а не в Светке.

— Вот так и порешим, — обрадовался Алешин. — Ты трудись, а я расслаблюсь чуток.

Трошкину стоило немалых усилий сдержаться. Какая бы ни была Светка, но угощать ею приятелей он был настроен меньше всего. Впрочем, при чем здесь он? Она сама угощала.

Глава 10

ВАСИЛИЙ

Более всего его вывело из себя обилие охраны. Он слишком хорошо помнил, как работал омоновцем и как их посылали на задержание.

— Сколько там бандитов? — спрашивал начальник смены. — Десять человек? Пяти наших будет достаточно.

Пять омоновцев против десяти вооруженных бандитов — это нормально. И любой начальник с готовностью объяснит, что людей катастрофически не хватает, что в казне денег нет и что обходиться малыми средствами — наша судьба.

А здесь — на кучку политиков средней руки и журналистских начальников — батальон охраны. И деньги в казне нашлись, и люди под эти деньги.

По дороге сюда документы у них проверили четыре раза, отчего Василий впал в ярость. Для закрепления эффекта директор пансионата устроил уважаемому капитану Коновалову персональную экскурсию по «территории».

На Василия, не искушенного по части номенклатурных излишеств, пансионат Управления делами Президента РФ «Роща» произвел сильное, но странное впечатление. Вроде бы роскошь и великолепие, но какие-то бутафорские, как в провинциальном театре. Колонны, хрустальные люстры и бра, обильная лепнина. Высота потолков в пансионате была стандартной — два метра восемьдесят сантиметров, поэтому Василий с опаской поглядывал на прилепленных к ним гипсовых голых ангелочков, хищно прицеливающихся в гостей пансионата гипсовыми стрелами. Ему хотелось пригнуться, чтобы не сбить ненароком одного из них. Особенно Коновалова поразило наличие лепнины на потолке тренажерного зала. «Да, — глубокомысленно заметил старший оперуполномоченный, — здесь она совершенно необходима». Похвалил он также столики и кресла на гнутых ножках, намекающие на аристократизм, и золотую отделку колонн: «Красиво… Богато». Золотой орнамент манил и толкал к правонарушению — хотелось подойти и поскрести ногтем: настоящее ли золото?

Возможно, именно дешевое накладное великолепие пансионата придавало картине преступления фальшивый вид. Нет, труп-то настоящий, но уж слишком сильно попахивает постановкой «Отелло» в сельском клубе.

И недоубитый Ценз — явно из разряда местных нелепостей. Когда в кабинет директора с криком: «Покушение! Меня хотели убить!», ввалился маленький толстенький человек с трясущимися губами, капитан Коновалов чуть не умер от смеха.

Ценз потребовал, чтобы к нему приставили милиционеров, выдали бронежилет и оружие.

— Вы умеете стрелять? — с любопытством поинтересовался Василий.

— Чего там уметь? — разорался Ценз. — Жми на курок, и все. Поймите, молодой человек, меня нельзя отставлять без оружия.

Василий с серьезным видом занялся поисками бронежилета, все время истерически хватался за телефон, делая вид, что звонит в какую-то дежурную часть, и кричал в трубку: «Коновалов беспокоит из МУРа. Ну что, подвезли бронежилеты? Нет?! Поймите, товарищ, мы не можем ждать… Безобразие! Я перезвоню через десять минут!» В перерывах между звонками Василий уговаривал Ценза обзавестись дополнительными средствами индивидуальной защиты.

— В последнее время участились случаи убийств с помощью удушающих газов, — сообщил он несостоявшейся жертве, — в комнату из-под двери напускают отравляющие вещества, и летальный исход обеспечен. Но это бы ладно, вы бы видели эти трупы! Смотреть противно, все синие, глаза из орбит вылезают, язык вываливается. Уж я на что к трупам пристрастился, но на отравленных газами смотреть, поверьте, ну никакого удовольствия.

— Вы полагаете, я должен спать в противогазе? — вытаращил глаза Ценз.

— Обязательно! — заверил его Василий. — И в каске. Сейчас нельзя расслабляться. Все слишком серьезно. За вами гоняется убийца, и ваш долг проявить предельную бдительность и осторожность. Вот, помню, вбросили кирпич в окно. Да так точно, сволочи, прямо в лоб гражданину. Ну что вам сказать? Плохие новости. Откинулся сразу. Но это бы ладно — вы бы видели его лицо…

— Не надо, не рассказывайте, — бледным голосом взмолился Ценз.

— Я только хотел сказать — какие хлопоты родственникам. Ни похоронить по-человечески, ни в лоб поцеловать перед погребением. Лба-то нет…

И Василий опять хватался за телефон, звонил в дежурную часть, орал и помимо бронежилета требовал каску и противогаз.

Ценз ушел озадаченный, но польщенный вниманием капитана, бормоча себе под нос: «Полный идиот, но добросовестный. Землю роет, волнуется». На прощание Василий заверил его, что всю ночь за номером Цензов будет вестись скрытое наблюдение с помощью специальной лазерно-инфракрасной аппаратуры.

Младший оперуполномоченный Леонид Зосимов во время визита Ценза прятался за портьерой, и оттуда на протяжении всей беседы доносились сдавленные хрипы.

— Мог бы так и не ржать, — заметил Василий после ухода Ценза. — Сдержаннее надо быть, юноша, сдержаннее. Если бы наш почти пострадавший не был так перепуган, он обязательно услышал бы твое хрюканье.

— Ты специально прикидываешься кретином? — спросил Леонид.

— Прикидываюсь? — возмутился Василий. — Я действительно такой.

— Ну, не совсем, — кашлянул Зосимов, за что получил от старшего по званию легкий тычок в спину.

— Но-но, не зарывайся.

— Не буду, только не бейте, — заскулил Леонид. — Какие дальнейшие указания, начальник?

— Здесь мы сворачиваемся, завтра выходим на свободу. Тебе достались лучшие — гражданки Ценз и Симкина, а также семья Алешиных.

— Вся семья? — запечалился Леонид. — А вдруг у Алешина много родственников?

— Не вся, только муж и жена, ребенка их можешь не разрабатывать.

Леонид поклонился:

— Спасибо. Хотя современные дети…

Василий дослушивать не стал и продолжил:

— Мотив есть и у Ценз, и у Симкиной. Наша Григорчук нагадила и той, и другой. У Татьяны Эдуардовны она отбила политолога Трошкина, а знающие люди утверждают, что Ценз любила его страшно. Заметь, Леня, факт сам по себе настораживающий — как можно любить такого расфуфыренного таракана? Но любовь-то зла. Григорчук — подлая разлучница. Окрутила нашего политолога, в результате чего прошла его любовь к Ценз, завяли помидоры. Известно также, что Григорчук активно подрывала репутацию Ценз в различных злачных местах — в Государственной думе, на телевидении и в кругах журналистских начальников. Называла ее толстой коровой и банным листом. Честно говоря, наша покойница была редкой стервой, прости господи, пусть морг номер три будет ей пухом. Логично предположить, что, объятая страстью и обидой, Татьяна Эдуардовна задушила соперницу.