Пронзая тьму, стр. 100
Маршалл осторожно положил трубку на рычаг, откинулся на спинку стула, запрокинул голову и испустил дикий рев, от которого задребезжали стекла в оконных рамах. Он просто не знал, что сказать, что делать, как выразить свои чувства – поэтому просто вопил, в то время как Кэт, Бен и Бив пытались добиться от него членораздельных объяснений.
– Маршалл! – настойчиво твердила Кэт. – В чем дело? Он снова испустил вопль, воздев руки к Небесам. Телефон снова зазвонил. Дрожащей рукой Маршалл взял трубку.
– Да?
Срывающийся от волнения голос на другом конце провода звучал на самой высокой ноте:
– Маршалл, это Бернис! Брось все свои дела и присядь!
Наконец Салли зажгла бегущий огонь.
Натан первым получил полную свободу действий. Он стремительно взмыл в небо над Аштоном, прошив сверкающей лентой света медленно тающую завесу дыма над полем боя, и поднес к губам золотую трубу.
Голос трубы разнесся над полями и прериями, от одного конца неба до другого; все до единого ангелы-воины услышали сигнал и поняли, что он означает.
Но они продолжали ждать. Еще не время. Сначала Бэконс-Корнер, потом все остальное. Они снова прислушались. Сигнал из Бэконс-Корнера должен раздаться скоро.
В Саммитском институте демоны услышали далекий голос трубы, и он лишил их спокойствия, словно некое глубоко спрятанное в подсознании воспоминание, слишком страшное, чтобы помнить. Многие демоны слышали этот звук прежде и теперь были покрыты шрамами от боевых ран, полученных сразу после сигнала золотого горна.
Стронгман на миг насторожился, повернув голову.
– Подождите! Тихо!
Разрушитель услышал сигнал, но не желал признать это. Он сразу подумал о своих двенадцати помощниках и войске, отправившемся с ними в Аштон. Не со стороны ли Аштона доносится голос трубы? О нет, нет только не это.
Медиумы в саду задыхались от ужаса.
«Нет… нет»! – проскулил демон, присосавшийся к женщине-адвокату.
– Нет… нет! – эхом повторила она.
– В чем дело? – спросил светловолосый музыкант.
Демон, владевший учителем средней школы, придумал объяснение, в которое сам не поверил. Учитель эхом повторил за ним:
– Страх и невежество, фанатизм и ненависть все еще не истреблены в стране! Ветер перемен сметет их с лица земли; мы должны выступить против них и одержать победу!
– Да, да! – хором ответили все. Музыкант ударил по струнам гитары, и собравшиеся, раскачиваясь в такт мелодии, запели следующую песню о гармонии и совершенстве мира.
В Бэконе-Корнере Мота и Сигна с криком вылетели из укрытия; мечи их сверкали, расправленные крылья вздымались, словно ревущие волны, они источали ослепительно-белый свет, подобный сиянию солнца.
– За святых Божьих и Агнца! – воскликнули они – и поля, зернохранилища, здания складов, амбары, леса и дороги в окрестностях Бэконе-Корнера разом вспыхнули, залитые белым сиянием Небесного воинства.
В голосе Моты звучали нотки ликования, когда он скомандовал:
– Приготовьтесь! Мы начнем с Эмитист!
42
Звук золотой трубы Натана все еще звенел в ушах Стронгмана. Он понимал: где-то произошло что-то неладное. «Шевелитесь же! Режьте ее, жгите, выполняйте свою работу, только не тяните больше!»
Хулл мягко обратился к исполненным чувства собственного достоинства, почтенным, уважаемым людям, которые платили ему за услуги:
– Мы можем заставить эту пташку петь громко и долго. Вам стоит лишь сказать слово.
Сантинелли лишь искоса украдкой глянул на Салли, которая теперь сидела, привязанная к грубому деревянному креслу в середине подвала, обессиленная от усталости, боли и страха. Хулл и четверо его головорезов, окружавшие ее, уже поигрывали своими орудиями ритуальных пыток и горели желанием приступить к делу.
– Салли, подумать только, что дело дошло до этого! – пробормотал Сантинелли. – Тебе не стоило упоминать это Имя. Тебе не стоило присоединиться к нашим врагам!
– Слишком многое поставлено на карту, Карл, – напомнил ему Горинг. – Я бы сказал, нами управляет ситуация.
Сантинелли ответил приглушенным голосом, содрогаясь от отвращения к самому себе:
– Значит теперь нам придется стать мясниками! Хулл широко улыбнулся. Он едва не засмеялся:
– Нет, мистер Сантинелли. Вы платите мне за эту работу. Я не столь достойный и уважаемый человек, как вы. Я просто обычный, маленький, гнусный сатанист.
Стронгман толкнул локтем Разрушителя, и тот мгновенно заговорил в сознании Стила.
Стил предложил:
– Мы здесь говорим о сделке. Единственная ценность Салли Роу заключается в той пользе, которую она может принести нам. Давайте вытянем из нее нужную нам информацию и покончим с ней.
На сей раз Хулл действительно хихикнул:
– Ну что, мистер Сантинелли? Решение остается за вами: вы хотите, чтобы ее пытали?
Сантинелли свирепо взглянул на Хулла:
– Хочу лия?
Хулл улыбнулся. Ему очень нравилось наблюдать за нравственными корчами такой важной персоны, как Сантинелли.
– Окей, вот что я скажу вам: добавьте еще две тысячи к моему гонорару, и я сделаю вид, будто меня наняли вовсе не вы. – Потом он склонил голову к плечу и с нескрываемой издевкой посмотрел на Сантинелли. – Может быть, вы все-таки еще немножко христианин, а?
– Сделай это! – проревел Стронгман. – Просто сделай это!"
Салли закрыла глаза и начала молиться.
– Я не могу выйти на работу! – кричала Люси Брэндон в трубку. – У меня опять неприятности с Эмбер! Она вне себя! Я позвоню позже.
Люси бросила трубку на рычаг и пошла искать свою неистовую маленькую дочь по следам дикого разгрома и разрушения: в кухне все ящики были выдвинуты и содержимое – в том числе ножи, которые Люси пыталась спрятать, – разбросано по полу; в столовой скатерть сдернута со стола, цветочный горшок с азалиями сейчас валялся разбитый на полу, усыпанному землей.
До Люси доносился пронзительный голос лошадки Эмитист, продолжавшей поносить и ругать невидимых врагов.
– Нет! Нет! Оставьте меня в покое! Мой хозяин уничтожит вас! Оставьте меня в покое!
Люси вбежала в гостиную. Кофейный столик лежал перевернутый, на полу повсюду валялись книги и журналы.
Голос Эмитист доносился из прихожей:
– Она моя! Я имею право быть здесь! Убирайтесь прочь! Люси бросилась в прихожую, где ее дочь сидела на полу, забившись в угол, закрывая голову руками и визжа от ужаса.
– Оставьте меня! Оставьте меня! – истерически кричала лошадка.
Люси застыла на месте и несколько мгновений напряженно наблюдала за дочерью. Она еще никогда не слышала такого ужаса в голосе Эмитист.
Мота и Сигна стояли в коридоре возле Люси с обнаженными мечами, во всем сиянии славы, разгоняя светом всякую тьму вокруг. В отдалении послышался глухой гул крыльев, он становился все громче и громче, и вот уже ослепительно-белый свет небесных воинов начал струиться в окна.
Они поймали и загнали в угол маленького беса, задиру, мучителя и лжеца по имени Эмитист – и это была не смышленая маленькая лошадка. Это была маленькая, сморщенная, бородавчатая ящерица с тощими лапками и драконьей мордочкой; она сидела в том же углу, съежившись на спине Эмбер и обхватив лапками голову девочки.
– Она моя! – настаивала, даже умоляла Эмитист. – Она позвала меня к себе!
Мота поднес меч прямо к трепещущим ноздрям беса, из которых вырывалось тяжелое сопение.
– Сюда идут святые Божьи, они расправятся с тобой.
– Нет… пожалуйста…
Раздался звонок в дверь. Первой мыслью Люси было: "Нет! Только не сейчас! Господи, почему Ты так жесток ко мне?
Но сквозь матовое стекло входной двери она увидела очертания знакомых фигур. И настежь распахнула дверь.
Маршалл и Кэт Хоган.
– Привет, – сказал Маршалл. – Мы…
– Нет, убирайтесь! – провизжала Эмитист. – Убирайтесь прочь! – И она разразилась отвратительными ругательствами.