Маленькие дикари (Издание 1923 г.), стр. 51

Сам несколько времени серьезно потягивал трубку и, наконец, сказал:

— Относительно долга и овса и мены лошадьми, — все это в папином духе, но насчет Дика Пога вы ошибаетесь. Папа не мог так гадко поступить.

— Ты одного мнения, а я другого.

Сам не ответил, а только положил руку на голову Турка, который тихонько заворчал. Калеб продолжал:

— Все на меня, на меня и на мою собаку. Пог рассказывает, что она душит овец, и все готовы этому верить. Я никогда не видел, чтобы собака могла убивать овец, да еще дома и не оставляя следов, и довольствуясь одной штукой в ночь. А овцы все пропадали, даже когда Турок был ночью со мной в запертой хижине.

— Так чья ж это собака?

— Вряд ли собака. Я сам не видел, но говорят, что каждый раз съедена была часть туши. Должно быть, скорее лисица или рысь, но не собака.

Последовало долгов молчание, и опять снаружи донесся раздирающий вой, на который Турок не обращал внимания, хотя и старому охотнику, и мальчику становилось от него жутко. Они развели яркий костер и легли спать.

Дождь продолжал барабанить, и ветер налетал порывами. Это был «час лешего», и раза два-три, когда они начинали дремать, их будил доносившийся из леса отчаянный вопль, от которого сердце сжималось не только у Калеба и Сама, но у всех четверых.

Ян вел дневник, в котором каждый день носил название, соответствующее главному событию. Так, был «день оленя», «день хорька и кошки», «день синей цапли», а эта ночь была отмечена, как «ночь вытья лешего».

Калеб рано встал и к тому времени, как проснулись мальчики, у него уж готов был завтрак. Они тщательно сохраняли мясо енота. Калеб приготовил из него «луговой паштет», изрубив его с ветчиной, картофелем, булкой и мелким луком. На завтрак они получили разогретый паштет и кофе, и за едой совершенно забыли о ночных страхах.

Дождь перестал, но ветер не унимался. Темные тучи плыли по небу. Ян вышел посмотреть на следы, но ничего не нашел, так как они были смыты дождем. Целый день «индейцы» провели на бивуаке, делая стрелы и раскрашивая типи.

Калеб опять ночевал на бивуаке. Ночью леший кричал один раз, но Турок опять как будто его не слышал. Через полчаса раздался совсем другой слабый носовой крик. Мальчики не придали ему никакого значения, но Турок насторожился, вскочил, ворча, пролез под дверь и с громким лаем побежал в лес.

— Он преследует какого-то зверя и теперь загнал его на дерево, — сказал Калеб, когда Турок принялся пронзительно визжать.

— Молодец Турок! Он загнал лешего на дерево! — воскликнул Ян и кинулся за собакой.

Другие тоже последовали его примеру. Они нашли, что Турок лаял и скреб лапами ствол раскидистого бука. Однако решительно нельзя было разглядеть, что за существо там скрывается.

— А как Турок лает на лешего? — спросил Дятел, но не получил ответа.

Удивляясь тому, что Турка тревожит какой-то писк, тогда как раздирающего крика он совершенно не слышит, они возвратились на бивуак.

На следующее утро Ян нашел в грязи, неподалеку, от типи, след обыкновенной кошки, вероятно, их старой знакомой по столкновению с хорьком, и догадался, что это был ночной дух, встревоживший Турка. Ветер еще был силен, и Ян впервые при дневном свете услышал страшный вой. Он звучал громко, но не так ужасно, как ночью. Взглянув наверх, Ян увидел две огромные ветки, которые при каждом сильном порыве ветра переплетались и терлись одна об другую. Это и был леший, который своим воем напугал их всех, — всех, кроме собаки. Чутье, свободное от всякого суеверия, подсказало ей, что страшный звук не что иное, как безопасное столкновение двух ветвей на ветру. В то же время слабый писк кошки заставил ее подхватиться и погнаться за зверем.

Только один Гай не был убежден. Он придерживался теории о медведях. Поздно ночью он разбудил обоих Вождей.

— Эй, Сам, Ян! Ян! Вставайте! Тут опять ходит большой медведь. Я вам говорил, что это медведь, а вы не хотели верить.

Снаружи слышалось громкое чавканье, прерывавшееся по временам каким-то рычанием или храпом.

— Там что-то есть, Сам. Жаль, что Калеб и Турок не с нами.

Мальчики немного приотворили дверь и выглянули. При слабом мерцании звезд они различили очертание большого черного зверя, который подбирал остатки еды и выгребал жестянки, закопанные в мусорной яме. Все сомнения рассеялись. Гай опять торжествовал и только из страха перед чудовищем не выражал громогласно своих чувств.

— Что ж нам делать?

— Из лука опасно в него стрелять: только раздразнишь. Гай, раздуй огонь, чтобы виднее было.

Все были очень возбуждены.

— Ах, отчего у нас нет ружья?!

— Знаешь, Сам, пока Ве… то-есть Ястребиный Глаз будет раздувать огонь, мы приготовим тупые стрелы, чтобы стрелять в медведя, если он подойдет к типи.

Они делали приготовления, а Гай в ужасе топтался около костра и умолял их не стрелять.

— Зачем его дразнить? Это… это… жестоко.

Сам и Ян стояли с луками и стрелами наготове.

Гай никак не мог развести огня, а медведь, обнюхивая, чавкая и ворча, подходил все ближе. Мальчики могли уж разглядеть его и видели, как чудовище насторожило свои большие уши.

— Давайте, выстрелим, пока он не подошел ближе.

При этих словах Гай оставил всякое попечение о костре и поспешно взобрался на поперечную перекладину, которая прикреплена была к шестам наверху типи, для того, чтоб подвешивать котелок. Увидев, что Сам и Ян натягивают луки, Гай залился слезами.

— Вот увидите, он придет и всех нас слопает.

Однако, так или иначе, но медведь приближался. Приготовив на всякий случай томагауки, мальчики спустили стрелы. «Медведь» отскочил и бросился бежать с громким хрюканьем, которое не оставляло сомнения в его свином происхождении. Это была не более, не менее, как свинья Бёрнса. Молодой Бёрнс опять забыл закрыть калитку, и она по его следам пришла на бивуак. Гай живо спустился и присоединил свой голос к общему смеху.

— Я говорил вам, что не надо стрелять. Я так и думал, что это наша старая хавронья, и не мог удержаться от слез, представляя себе, как папа взбесится, когда узнает об этом.

— Ты, верно, влез на перекладину, чтобы посмотреть, не идет ли папа?

— Нет, он влез, чтобы показать свою храбрость.

Это и был тот ночной посетитель, которого видел Гай. Утром объяснилась еще одна загадка.

Пересматривая свой дневник, где срисован был след оленя, Ян убедился, что это не что иное, как след свиньи Бёрнса. Как же Калеб и Рафтен были введены в заблуждение? Во-первых, они уже давно не видели оленей; во-вторых, у этой хавроньи была не совсем обычная нога, и копыто ее скорее напоминало оленье, чем свиное.

XXIV

Ястребиный Глаз опять ждет отличия

— Уа-уа-уа-уа-уа! Уа-уа-уа-уа-уа! Уа-уа-уа-уа-уа!

Этот громкий торжествующий крик троекратно прокатился по лесу.

— Ястребиный Глаз уже идет с каким-нибудь рассказом о своей храбрости. Давай-ка, спрячемся.

Сам и Ян поспешили в типи, спрятались за ширмой и стали поглядывать через маленькую дырочку.

— Ку, гранку! Уа-уа! Уа-уа! — кричал Гай.

Он был, видимо, очень озадачен, не найдя никого на бивуаке. Тогда он перестал кричать, осторожно вошел в типи, достал из ящика горсть сахару и набил себе полный рот. В это время оба Вождя подняли дикий вой и, выскочив из своей засады, погнали его в лес, впрочем, не очень далеко, так как Ян неудержимо хохотал, а Сам был только в одном сапоге.