Разговорчики в строю № 3. Лучшее за 5 лет., стр. 67

– Что же ты решил?

– Завтра в гарнизон приезжает новый Командующий, знакомиться с полком. Он будет личный состав опрашивать, и я ему подам рапорт, чтобы на лётную вернули!

– А сможешь? К Командующему так просто не подпустят…

– Смогу! У меня другого выхода нет. Что скажешь?

– Что ж тебе сказать? Был бы верующим, сказал: «С богом!», а так просто удачи пожелаю… Ты всё правильно решил…

***

Как Николай подавал рапорт, я не видел – наш батальон стоял далеко на левом фланге. В общежитие он вернулся поздно вечером.

– Ну, как? Подал рапорт?

– Подал, подал, – устало улыбнулся Николай.

– И что?

– Да как тебе сказать… После построения прибежал какой-то подполковник, велел в штабе ждать. Прождал я часов до шести, потом вызвали. Командующий спрашивает: «Почему отстранили от лётной работы?». Командир полка с замполитом переглянулись, командир и говорит:

– Товарищ командующий, он после гепатита, есть сомнения, что летать сможет.

– Подготовить документы, завтра направить в ЦНИИАГ! [81] Если врачи дадут добро, к полётам допустить!

Так что, завтра с утра еду…

Утром Николай уехал в Москву, а я по уши ухнул в служебные дела. Полк готовился к зимним учениям с выездом на полигон, поэтому я обычно ночевал на точке, а когда было свободное время, уезжал в Москву. Однажды вечером, проходя мимо общежития, я заметил в окне своей комнаты свет. Приехал!

Николай собирал вещи. Две большие сумки стояли у двери. А третья, раскрытая, занимала пол-кровати.

– Ну, как? – не здороваясь, прямо с порога спросил я.

– Годен! – протягивая мне руку, улыбнулся Николай.

– Как прошло?

– Сейчас расскажу. Чай будешь?

Мои документы в штабе мне почему-то в запечатанном конверте дали. Но сначала я на это внимания не обратил. Ну, мало ли? У штабных везде свои порядки. А потом задумался: углублённый медосмотр я проходил много раз, знаю, как это делается. А тут как-то странно всё пошло. Какие-то беседы непонятные, тесты, вопросы задают левые, не было ли у меня в роду психов или припадочных… И тут до меня начало доходить, что в том конверте было. Решили меня по «дурке» списать, а то и в психушку устроить.

Что тут сделаешь? Решил я со своим лечащим врачом поговорить. Дождался, когда он в ординаторской один остался, ну и рассказал ему всё, вот как тебе. Он помолчал, а потом и говорит:

– Это хорошо, что ты мне всё рассказал, а то меня твои документы, признаться, удивили.

– И что теперь со мной будет?

– Знаешь, у нас тут военный госпиталь, а не бордель, и проституток нет, ну, почти нет… Что твои анализы покажут, то в заключении и напишем. Это я тебе обещаю. Ну, и написал «Годен к лётной работе на вертолётах без ограничений». Сдержал слово.

Я как только документы получил, сразу в штаб ВВС округа позвонил, направленец меня знал.

– Товарищ полковник, старший лейтенант Костин, есть заключение ВВК.

– И что там?

– «Годен без ограничений»!

– Хм… Ты где сейчас?

– В Сокольниках.

– За час до меня доберёшься?

– Так точно!

– Ну, давай, пропуск я закажу.

Ну, собрал я вещи, и ходу! Даже врача поблагодарить не успел, не нашёл его. Взял такси на последние, и на Хорошёвку.

Направленец меня уже ждал.

– В Торжок поедешь?

– На лётную?

– Да, на Ми-8, на правую чашку.

– Поеду!

– Как на правую?! – перебил я, – это же всё сначала!

– Неважно. Главное, летать буду, а там налетаю, что моё. Ну, всё, вроде собрался, полчаса до автобуса, надо идти.

– Термос забыл…

– Нет, не забыл. Это тебе. На память и на удачу. Не бойся, на нем зла нет.

– А как же ты?

– У меня там всё будет по-новому. Старая память и старая удача пусть останутся здесь…

Я помог ему донести сумки до автобуса, и он уехал.

Я оставил ему свой московский адрес и телефон, он обещал написать мне в гарнизон или в Москву, когда устроится и обживётся, но не написал и не позвонил.

Вскоре я получил новое назначение и уехал их этого гарнизона. Серо-голубой китайский термос с металлической ручкой поселился у меня на кухне.

Однажды я простудился и не пошёл на службу. В шестом часу вечера, в самый тревожный час суток, я стоял на кухне и смотрел на красное закатное небо, перечёркнутое дымами заводских труб. Вдруг за спиной что-то громко щёлкнуло. Я оглянулся.

Под термосом на скатерти расплывалось тёмное, в сумерках похожее на кровь пятно.

У меня перехватило дыхание, неожиданно и страшно дало перебой сердце, и я вдруг понял, что с этой минуты писем и телефонных звонков от старшего лейтенанта Николая Костина ждать бессмысленно.

Кадет Биглер     Случай на пустой дороге

Проехали Тулу.

Небо на востоке начало светлеть, и стена дремучего леса, подступившего к дороге, на глазах стала распадаться на неожиданно жидкие деревья и кусты полосы снегозадержания. В предутреннем сумраке редкие встречные машины шли с дальним светом, от которого у близорукого старлея уже давно саднило под веками.

Батальон связи и РТО возвращался с учений. Тяжёлая техника ушла по железной дороге, а подвижную группу, чтобы потренировать водителей, отправили в ППД [82] своим ходом.

Ведущим в колонне шёл новенький «Урал». Дизель, в который ещё не ступала нога военного водителя, сдержанно порыкивал, как бы не замечая тяжеленного кунга с аппаратурой и электростанции, которую он тащил на прицепе. В кабине, привалясь к правой дверце, дремал ротный, а между ним и водителем, держа карту на коленях, боролся со сном старлей. Ротный недавно перевёлся из Польши, подмосковных дорог не знал, поэтому взял в свою машину москвича-старлея. В кабине приятно пахло новым автомобилем – кожей, свежей краской и ещё чем-то неуловимым, но очень уютным. Втроём в кабине было тесновато, и старлей сидел боком, чтобы не мешать водителю переключать скорости.

Учения прошли удачно: полк отлетал хорошо, станции не ломались, все были живы и относительно здоровы. Оставалось только без приключений доехать до гарнизона.

Старлей осторожно, чтобы не разбудить ротного, полез за термосом. Во рту осела горькая, несмываемая копоть от множества выкуренных натощак сигарет и спиртового перегара – обычный вкус воинской службы… Потягивая осторожно, чтобы не облиться, остывший чай, старлей представлял, как они загонят технику в автопарк, а потом он мимо вещевого склада и спортгородка, не спеша, оттягивая предстоящее удовольствие, пойдёт в общагу. А потом будет горячий душ, и полстакана водки, и пиво, и горячая еда на чистой тарелке, и законные сутки отдыха. А следующим утром можно будет спокойно пить кофе и слушать, как бранятся на ветках воробьи, не нарушая тишины зимнего, солнечного утра.

Старлей покосился на ротного – в свете фар встречных машин его лицо казалось совсем старым и больным. «Неудивительно, – подумал старлей, – ему на учениях досталось, пожалуй, больше других, вот и вымотался, да и сердце у него, похоже, прихватывает, пару раз видел, как он за грудь держался».

Колонна медленно втягивалась за поворот, и вдруг старлей далеко впереди увидел какого-то человека, который махал светящимся жезлом, требуя остановиться.

– Товарищ майор, – тихонько позвал старлей, – впереди кто-то дубиной машет, мент, вроде…

Ротный мгновенно проснулся, посмотрел на дорогу и нахмурился.

– Останавливай колонну! – приказал он водителю, да смотри, не тормози резко, посигналь габаритами!

Колонна начала замедлять ход, прижимаясь к обочине. Ротный молча достал из кармана бушлата пистолет, дослал патрон в патронник и положил его на колени так, чтобы с подножки машины его не было видно.

Обычно военные колонны милиция не останавливала, а тут – ночью, на пустой дороге, человек, вроде в милицейской форме – в темноте толком не разглядеть – требует остановиться! Подозрительно… «Может, – подумал старлей, – учения продолжаются, и сейчас нас будет захватывать какой-нибудь спецназ?» О таких учениях он слышал, и озабоченно спросил у ротного: