Разговорчики в строю № 3. Лучшее за 5 лет., стр. 21

– Получишь меньше ровно настолько, сколько разлил! – сказал он, как отрезал.

– Так как перелить– то?!

– Не знаю… У тебя что, в аптеке воронки нет что ли?

– Есть. И шланг есть.

– А что не взял?

– Так я думал, – у тебя есть.

– Ну, так иди и принеси. Я подожду.

Топать обратно в аптеку Мартынову было очень неохота, но никому доверить ключи он не мог, и поэтому, матерясь, подался к выходу. Я присел на корточки около бочки, Григорьич, бдительно поглядывал на стоявшую рядом с бутылью злополучную кастрюлю, в которой ещё было на треть спирта. Запах щекотал ноздри, я усиленно думал, каким образом приложиться к этому Граалю. Вдруг зазвонил висевший на стене телефон. Бондарь снял трубку, на мгновение отведя взгляд от кастрюли. Этого оказалось достаточно. Присосаться к кастрюле я, конечно, не смог бы, но зачерпнуть спирта широкой крышкой, с надписью «Реахим», которой закрывалась бутыль, успел.

– Эй, ну-ка загороди меня! – шёпотом скомандовал я бойцу, пришедшему со мной. Тот, как бы невзначай, отвернув полу халата, встал так, что в поле зрения Григорьича оставалась лишь кастрюля, мирно стоящая в метре от меня.

Сколько вмещает крышка от бутыли? Думаю, грамм сто точно. Может, даже чуть побольше. Диаметр у нее был примерно сантиметров семь-восемь, высота столько же. Огненная вода обожгла пищевод, дыхание перехватило, на глаза навернулись слезы. Самое тяжёлое было не закашляться, но это мне удалось, и, придя в относительно нормальное состояние, я стал подумывать, как бы ещё исхитриться и повторить процедуру. Поговорив, Григорьич повернулся повесить трубку, вторая попытка не замедлила последовать и тоже завершилась успехом. Я, поймав умоляющий взгляд прикрывающего меня бойца, отхлебнул половину, отдышался и незаметно передал ему крышку. Тот, стоя спиной к Айболиту, мгновенно опрокинул в себя остатки спирта. Операция прошла быстро, но опыта питья спирта без закуски и запивки у бойца не было, и он громко и долго закашлялся. Григорьич мгновенно вскинулся и внимательно посмотрел на нас. Кастрюля стояла на прежнем месте, я сидел в прежней позе.

– Что это он? – бдительно вопросил Айболит.

– Болеет… – равнодушно бросил я – Воспаление лёгких, осложнённое бронхитом…

Бондарь подозрительно посмотрел на меня:

– Ну-ка, давай, сюда кастрюлю! Ставь на стол. Во-о-от! – довольно проговорил Айболит. – Здесь она целее будет. Он, подумав, вытащил откуда-то стакан, зачерпнул из кастрюли спирта и поставил его на подоконник, прикрыв от посторонних глаз занавеской. Над окном висел кумачовый транспарант, видимо оставшийся от каких-то праздников: «Наш лозунг должен быть один: учиться военному делу настоящим образом! (В.И. Ленин). Буква Н в фамилии вождя мирового пролетариата была грубо переправлена на В.

Хлопнула дверь, появился запыхавшийся Мартынов с воронкой и шлангом. Григорьич заржал:

– Слушай, а ты что собрался делать?! Шлангом отсасывать или кастрюлей извращаться? Если шлангом, нахера тебе воронка? А если воронкой, на хрена шланг притащил? Га-га-га!

Мартынов посмотрел на шланг, на воронку, на ржущего Айболита, открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал. Взяв воронку и вставив её в горлышко бутыли, он вылил из кастрюли остатки спирта, затем посредством шланга заполнил бутыль и закрутил крышку.

– Вот затем мне воронка и затем мне шланг! Понял? Га-га-га! – передразнил он Бондаря и скомандовал нам: – Пошли!

Выходя из аптеки, где мы сгрузили медикаменты и получили от Мартынова в качестве премии пачку сигарет, я нос к носу столкнулся с начмедом. Левин повёл носом и уставился на меня:

– Пил?!

– Не пил, товарищ майор! – браво отрапортовал я.

– А чем это от тебя тянет?

– Коньяком, товарищ майор! С ночи ещё не выветрилось…

Левин, ничего не сказав, окинул меня взглядом, хмыкнул, видимо оценив ответ, и прошёл в аптеку. Я поковылял в процедурную на очередную промывку…

Через недолгое время нога зажила, и Левин объявил, что завтра за мной придет машина и я поеду к себе в часть. За пару дней до этого он устроил мне ещё одни переговоры с домом, дабы убедиться, что обещанная посылка отправлена. Все было сделано в точности и теперь оставалось уповать на расторопность почты.

Прощаясь, начмед ничего мне не наливал, был строг, по обыкновению своему. А может, это маска такая у него была?.. Которая тогда, ночью, чуть-чуть приоткрылась под влиянием коньяка и Высоцкого?. Не знаю… Но думаю, что так оно и было.

Красин перед отъездом позвал меня к себе в кабинет и, нацедив из бутылки в пластмассовый флакон какой-то прозрачной жидкости, торжественно вручил его мне:

– Держи! Пригодится!.. Это жуткий дефицит, хрен где найдёшь!

– А что это? – я нюхнул, спиртом не пахло – Лекарство что ли?

– Вроде того. Лекарство. Чтобы не лечиться потом. Называется мирамистин. – и Борька коротко проинструктировал меня о способе применения.

– Ну, снаружи обработаю, а внутрь-то как залить?.. Через трубочку что ли?

Красин вытащил из шкафа одноразовый шприц:

– Иголку выбросишь, а шприц используешь. Все понял?

– А оно эффективное, лекарство это? – рассматривал я флакон. – А то вдруг не подействует?

– Ну, если сразу не промоешь, в течение часа-полутора, то может и не подействовать. Тогда – милости прошу! Заходите, всегда поможем!

– Нет уж! Лучше вы к нам! – со смехом ответствовал я.

(Рассказ о том, что было потом в части, когда замполит обнаружил шприц и флакон, заслуживает отдельной истории. Но об этом как-нибудь в другой раз).

Красин не приехал, конечно, но через пару месяцев позвонил мне в Уссурийск. В разговоре я вдруг обратил внимание на новое словосочетание, появившееся в его лексиконе:

– … Бедованы Качавые!

– Как ты сказал? Кто? – с улыбкой вопросил я.

– А хрен знает! С лёгкой руки Левина пошло по батальону гулять… А ты не знаешь что это такое?

Я-то знал… И из этого сделал вывод, что посылку начмед все же получил.

– Есть такая сказка музыкальная, оттуда это. Если интересно, попроси у Левина послушать. «Алиса в стране чудес» называется.

– Уже не попрошу! – вздохнул Боря. – Перевели его от нас месяц назад. Теперь он, вроде, в окружном госпитале оперирует.

– А вместо него кто теперь?

– Да прислали какого-то! Ни рыба ни мясо. Как хирург – ноль полный. Левину в подмётки не годится. Иваныч все же мужик был понимающий, а этот! – Боря выругался. – Ладно, хоть до дембеля немного осталось…

Доктор Левин… Доктор Красин… Андрей… Олег… Клава… Наташка… Люди, с которыми судьба свела совсем ненадолго, и которых я помню до сих пор. Дай Бог, чтобы все у вас было хорошо! Счастья вам!

Бегемот     Долой политкорректность!

– Слухай задачу: Завтра с утра поедем в Смолянку. Там для нас в Доме офицеров наглядную агитацию нарисовали, надо забрать и к понедельнику установить! Вопросы есть? Макарыч сплюнул и вполголоса выматерился в адрес замполита, судя по всему. Ни ему, ни мне ехать за 200 километров по июльской жаре не было никакой радости. Замполита это, естественно, никоим образом не волновало, выступать – себе дороже, а посему рано утром мы выехали по направлению к Шкотово. Смоляниново (Смолянка) являла собой маленький посёлок при узловой железнодорожной станции, по левую сторону которой располагались тыловые службы флота, а по правую какая-то мотострелковая дивизия. Дом офицеров, однако же, был огромен и по архитектуре своей напоминал московский Дворец съездов.

Макарыч вышел из служебного входа Дома офицеров явно не в духе. Наглядная агитация, за которой мы сюда и явились, ещё не была готова. То есть готова-то она была, но сохнуть ей оставалось как минимум до следующего утра. На звонок Макарыча замполиту было отвечено, чтобы ждали, пока высохнет. На довольствие нас, естественно, никто ставить не собирался. Макарыч, не переставая материть Гнуса, забрался в кабину и скомандовал мне ехать в пристанционный посёлок, где у него, как, наверное, в любом населённом пункте Приморского края, жил кто-то знакомый. Знакомый был дома, Макарычу очень обрадовались, он тоже успокоился и разулыбался, увидев в углу большую бутыль, судя по всему, с самогоном. Мне был выдан сухпай в виде куска сала, буханки хлеба и пары банок гречневой каши с тушёнкой: