Разговорчики в строю № 3. Лучшее за 5 лет., стр. 124
Сеня едва успел расставить руки и не вывалиться из балка. К счастью, на Севере двери всегда делают открывающимися внутрь. Иначе после пурги, когда балок занесёт снегом, можно из него и не выбраться. Сеня захлопнул дверь и, встав на четвереньки, как-то боком отбежал к противоположной стене. Балок от этих перемещений раскачало ещё сильней, и Сеня вспомнил, как пару недель тому с перевалки на подвеске у «восьмёрки» отправляли погрузчик. Не успела «восьмёрка» набрать и полсотни метров высоты, как подвеску сильно раскачало и погрузчик камнем полетел вниз. Там, в вертушке, нажали на кнопочку пальчиком в белой перчатке и сбросили груз.
Сеня плашмя распластался на полу и замер. Теперь вся надежда на летунов. Если не сбросят, напою весь экипаж. Неделю поить буду. Нет! Сам пить брошу. Все, завязал! Гад буду, завязал. Только не бросайте! Даже пива в рот не возьму!
Но экипаж попался опытный, на «шестёрках» Полярнинского отряда летали асы, раскачивание утихло. Сене очень хотелось пить, в трёх шагах в углу стояло ведро с грязноватой водой, из которого торчало два топорища. Несколько минут Сеня боролся с боязнью опять раскачать подвеску, потом медленно пополз к ведру. Пронесло, не раскачивает. Постукивая зубами о край ведра напился. Потихоньку сползал к куртке, трясущимися руками достал «Беломор», закурил, ломая спички. После первой затяжки слегка закружилась голова, после третьей унялась дрожь в пальцах.
Пилоты Полярнинского отряда были не только асами. Они к тому же были трудягами и аристократами себя не считали. Поэтому, прилетев на перевалку и не найдя там никого, зацепили сами крайний балок и пошли выполнять полётное задание. А, положив балок в точке назначения, подсели рядом. Вытащить стропы. И обомлели, увидев, как открывается дверь балка и на землю вываливается мужик с «Беломориной» в зубах, ведром с водой и двумя топорами в одной руке и курткой в другой.
Не знаю, поил ли Сеня экипаж. Сам он не просыхал дней десять.
Тафарель Полцарства за огонь
Виталика Грозновского, лейтёху, командира электриков комплекса, безмятежно пускающего слюни во сне, бесцеремонно растолкали, в лицах передали гнев командира ДИС-а и настоятельно посоветовали рулить к месту происшествия.
Голова после вчерашнего варила на малом огне. От сочного запаха бензина в УАЗике стало подташнивать. Нарушая все правила движения наземного транспорта, машина пересекла пустую трассу по диагонали, штурмовала грязные осевшие сугробы на обочине и запрыгала по грунту, срезая путь. Стало совсем плохо. Лейтенант, сжав зубы, принялся лихорадочно шарить в темноте, отыскивая ручку, чтобы открыть окно. Совсем скоро его озарило, что в этой развалюхе добраться до воздуха можно, только разбив стекло. Похлопав водилу по плечу, показал жестами остановиться, но было поздно…
Облегчив душу, лейтенант попросил ехать обратно. Чистого комплекта формы в наличии не оказалось. Соседи, несмотря на громовые удары по двери, не просыпались. Одевшись в очаровательную комбинацию из выходных джинсов индийского производства и весёленького свитера с надписью «Регата-80», напялил фуражку и вновь спустился к авто. По мере приближения к хмурому, почти без окон, зданию, Виталиком овладевало чувство вины и тревоги. Он догадывался, зачем его подняли среди ночи. Скорее всего, опять был сбой с питанием. Таинственные происшествия с падением напряжения по ночам продолжались уже три недели и доставляли технарям непроходящую головную боль. Особо деликатное оборудование противно мелькало индикаторами, несмотря на безотказное включение аварийного источника, и обнулялось, надёжно похоронив результаты работы за целый день.
Начальник станции, подполковник Серебров, и так не отличающийся спокойным характером, стал просто невыносим, получив вздрючку от командования за срывы планов испытаний. В половине второго ночи, когда в очередной раз рыкнул дизель-генератор, Серебров рывком встал, знаком приказал жене не задавать лишних вопросов и двинулся в решающий бой.
Выпав из автомобиля, лейтенант Грозновский сгрёб в пригоршню грязного снега, кое-как протёр ботинки и, покачнувшись, пошёл на ковёр.
– Что за клоунада, товарищ лейтенант? На кого вы похожи? – надсадно орал командир Диагностическо-испытательной станции.
– Я вас сошлю в войска, в тайгу, на Колыму, к чёртовой бабушке! Вы понимаете, что такое ДИС, товарищ Грозновский?
– Дебилы И Сволочи! – захотелось ответить Виталику, но собрав волю в кулак, он промолчал и продолжал выслушивать поток площадной брани в свой адрес и в адрес всех технарей белого света.
– Ты понимаешь, что мы – самое важное подразделение в этом грёбаном городе?! Ты понимаешь, что я сорву испытания и мы все вместе будем паковать чемоданы с зимними вещами? Ты ведь, клоун сраный, знаешь, что индикаторы скачут?!
– Знаю, Андрей Владимирыч, то есть, товарищ подполковник, – начал вяло отбиваться лейтенант, старательно дыша в сторону. – Я позавчера лазал по цепям целый день. И ничего не нашёл.
– По мне, Виталий Иваныч, хоть ночуйте здесь! Я приказываю вам не покидать здания, пока причина не будет найдена. Если до завтрашнего вечера ничего не изменится, будем вызывать академию. Но тогда…
В этот момент свет на мгновение потух и появился снова. Дизель на улице заорал, а Серебров сделал страшные глаза и хлопнул по столу тяжёлой пепельницей, равномерно распределив окурки по полу кабинету.
– Е-есть, – покачнувшись, козырнул Грозновский и обнаружил, что козырёк фуражки находится сбоку.
– Иди! Я здесь тоже, и никуда не пойду. Отруби дизель! – донеслось вдогонку.
Выйдя в коридор, лейтенант почувствовал, как мерзко дрожат колени и противно бурчит нутро. Мячиком отскакивая от стен и перемещаясь зигзагом, пытался собраться с мыслями. Нащупал в кармане брюк забытую пачку мягкого «БТ», обрадовался и решил первым делом спуститься, отсечь генератор, покурить и успокоиться. Спичек не было.
– Возвращаться к Сереброву за огнём? – думал Виталик. – Нет, уж лучше съесть эту сигарету, чем опять видеть его рожу.
Кое-как спустился вниз, толкнул тяжеленную дверь и оказался на улице. Заглушил дизель. Чёрный дым уволокло ночным ветерком. Постепенно, звенящая тишина возвращалась вместе со свежим, прохладным воздухом предутренних часов. Похлопал себя по карманам, ещё раз убедившись, что спичек нет. Вдруг явственно почувствовал запах табачного дыма и, задрав нос, походкой лунатика отправился по следу.
Боец Внутренних войск на внешнем входе, завидя фигуру в ночи, торопливо затушил сигарету и вежливо поинтересовался, кто идёт.
– Дурак, – ответил Виталик.
– Кто дурак? – спросил воин.
– Ты дурак! Ты тех, кто снаружи идёт, спрашивай!
– А я и их тоже спрашиваю!
– Спички есть?
– Э-э-э, нету, тащ, – солдат обескураженно уставился на модно одетую личность, вышедшую из тени.
– Брат, ну я же видел, ты курил. Дай огоньку, уши пухнут, – миролюбиво произнёс Грозновский, еле-еле двигая языком.
– Ну, это сейчас, – чуть помедлив, ответил солдат.
Вынул из-за пазухи пачку писем, оторвал от одного из конвертов полоску бумаги, потом подошёл к электрощиту, сунул бумажку в искрогасительную камеру пакетника, взялся за рубильник, подёргал его и преподнёс лейтенанту вожделенный огонь.
Тафарель Цветочки
В одном сибирском посёлке, выстроенном для военнослужащих близлежащей базы военно-транспортной авиации, жил-был товарищ старший техник Казулин. И был он женат на Люсе. И была у него молоденькая хорошенькая соседка по лестничной площадке. Папаня той девушки был ветераном ВТА, офицер, лётчик и всё такое.
– Люська, ты глаза-то разуй: твой напротив, к Жанке ходит, – сердечно ворковали соседушки, сидя на лавке у подъезда.
Люська не находила слов, краснела, опускала глаза и шла дальше.
В гарнизоне была красивая традиция не забывать своих ветеранов, а потому каждый год на 23 февраля им посылались подарки и поздравительные открытки. Вот и в тот день УАЗик с посылочками уже было пересёк КПП, как в свете фар закачалась фигура старшего техника Казулина. Объект был немного пьян по случаю праздника и пел песню «А нам всё равно, а нам всё равно…». УАЗик резко затормозил.