Валя offline, стр. 9

— Серьёзно? — ухмыляется мама. — А я-то наивно полагала, что к новому учебному году тетради с учебниками принято покупать, а не тряпки.

— Мам, может, хватит уже? — кажется, сейчас самое время побыть сахарочком. Я прижимаюсь к маме и целую её в щёку, но это не действует.

— Слушай внимательно, дорогая моя: если я ещё раз услышу, что ты проводишь время с этой… с Натальей Юрьевной… я не знаю, что я с тобой сделаю. О чём ты только думаешь? Через три дня ты идёшь в новую школу! Значит так, с завтрашнего дня ты никуда не выходишь. Ты сидишь дома и занимаешься английским. Вон учебники, я принесла.

— Мама!

— Скажу Глафире Леопольдовне, чтобы проверяла тебя каждый час.

И я молчу. Я повинуюсь. Я понимаю, что никакие слова сейчас не подействуют и не помогут. Мама уже даже не батон, она кирпич, кремень, железобетонная конструкция! Её не прошибёшь ни слезами, ни из ручного гранатомета.

— А барахло отдашь назад. И смой с головы эту пакость, а то я сама это сделаю.

Господи, как же она мне осточертела.

Я сбежала из дома.

Всего на часочек, когда баба Глаша уснула.

Я сижу на берегу и жду мою Морскую птицу.

— Собачкин, разве ты несчастна? — спросит меня баба Лиза.

— Я не знаю. Иногда я очень счастлива. Особенно теперь, когда появился папа. А иногда… Понимаешь, это всё из-за мамы…

— Да-да…

— Мне очень хочется, чтобы она тоже была счастливой. Потому, что не бывает так, что один человек счастлив, а другой — нет, если они живут вместе, в одном доме. Если они одна семья. Вернее, так не должно быть. Понимаешь?

— Понимаю.

Я открываю альбом и рисую дом. Трёхэтажный, с красной фигурной крышей и дымоходами — как у папы. На пороге дома стоим мы: я, папа, мама и баба Лиза.

— Пожалуйста, Морская птица, сделай так! Ну, пожалуйста!

Глава 8

Историк после обеда

Сегодня первое сентября.

На мне новая школьная форма: чёрная плиссированная юбка, белая рубашка, бордовый галстук и жилет. А на жилете золотыми и серебряными нитками вышит герб нашей школы — два совёнка в четырёхугольных шапках и раскрытая книга. Почти как в Хогвартсе, обалдеть! Всё это мне ужасно идёт, особенно с новой причёской. Только немного жарко, хотя всё лёгкое. Видели бы меня сейчас наши девчонки — закачались! А Федоренка бы точно рухнула.

В школу меня привёз папа. Мама занята — у неё тоже линейка. Я сижу в папиной крутой тачке с огромным букетом бордовых роз — это для учительницы. Она настоящая англичанка, представляете?

Я думала, меня одну на машине привезут. Даже просила папу во двор не заезжать — неудобно как-то. Но нет. Машины подъезжали одна за другой, и из них вылезали дети — малышня и старшеклассники. Кто-то из них мои будущие одноклассники. Скорее бы со всеми познакомиться!

При этой мысли сердце у меня куда-то проваливается, а потом вдруг начинает стучать в разных местах: в руках, ногах, в животе, в голове, в ушах… Конечно, оно всё время внутри стучит, но сейчас оно стучит слышно. Меня распирает от страшного любопытства или даже от любопытного страха — не знаю, как выразить. А в горле щекотно, как после долгих слёз.

— Ну что? Как настроение? — спрашивает папа. Он смотрит на меня с хитрым прищуром, как леопард, и, кажется, мною гордится. Ещё бы! Ведь у него такая взрослая дочь — уже в седьмой класс перешла!

— Настроение отличное! — говорю.

— Вот и здорово. Ну ладно, давай — вперёд и с песней! Водитель тебя заберёт после пятого урока.

— Может, не надо? Я сама — тут же совсем близко, — говорю я, думая о том, что за мной вполне может прийти мама — с проверкой. С неё станется, если, конечно, успеет.

— Ну, как знаешь. Всё, пока, удачи! Погоди-ка, совсем забыл…

Он шарит по карманам и вдруг вынимает новенький смартик.

— Держи, это тебе. Пользоваться умеешь?

Пользоваться? У меня раньше был телефон — с чёрно-белым экраном, ещё мамин старый, но я его в речке случайно утопила… А тут сразу целый смартфон!

Папа всё понимает без слов.

— Вот тут инструкция на русском, разберёшься?

— Угу, — киваю я. — Спасибо, папа.

Он вдруг берёт и целует меня в макушку. Он целовал меня так давно, в детстве — я сразу вспомнила.

Кровь бросается мне в щёки. Кажется, я первый раз назвала его папой.

— Пока! — говорю я и выскакиваю из машины.

— Дорогие ребята! Сегодня замечательный день! Начало нового учебного года… — торжественно говорит женщина в красном костюме.

Она вся большая и круглая, и в этом костюме похожа на томат в собственном соку. Это директриса. У неё такой занудный голос, что впору повеситься. Я сразу перестаю слушать и оглядываюсь по сторонам.

На линейке почти вся школа, кроме младшеклассников. Седьмой «А» — это наши. Я начинаю считать в уме: один, два, три, четыре… Двенадцать девчонок и девять мальчишек. Почти поровну. Они все внимательно слушают директрису. Вернее, только делают вид, что слушают. У кого-то в ушах провода, кто-то тихонько болтает по телефону. А один парень — он в серёжках! — пустил по ряду записку. Все по очереди читают и беззвучно смеются.

— …Должны помнить, какая на вас лежит колоссальная ответственность! Перед родителями, учителями, перед собой, в конце концов! Но прежде всего — перед своей Родиной! Далеко не каждому выпала такая честь — учиться в нашей школе. В недалёком будущем вы станете лицом своей страны. Вы будете представлять Россию в зарубежных странах и даже на других континентах! Помните о том, что за вами стоят люди, которые вкладывают в вас…

— Заладила: родина-родина! Да я слова по-русски не скажу, когда свалю к папочке в Лондон, — довольно громко шепчет девочка с длинными волнистыми волосами.

Если бы не розовые прядки, она была бы вылитой русалкой. Лицо девочки мне кажется знакомым.

— Держи! — кто-то суёт мне в руку записку.

— Спасибо, — говорю я и разворачиваю листок в клеточку.

«Hey newbie! How about a quick snog? [3]».

Я не понимаю, что это значит, но судя по лицам одноклассников, — какая-то пошлость.

Я вспыхиваю. Они разглядывают меня с любопытством — особенно девчонки, парни снова ржут. А Русалка что-то шепчет на ухо своей подружке с угольками вместо глаз.

— …Выпускники нашей школы — это наша гордость, наша элита, не побоюсь этого слова…

Вспомнила, где я её видела, эту Русалку. На пляже. Она меня ещё овцой обозвала.

— Познакомьтесь, ребята, это Валентина Фомина, наша новая ученица, — говорит классная на чистом английском.

«Фомина» она произносит так, что звучит это, как «ФуумИна». Все начинают смеяться. Я тоже улыбаюсь, но получается как-то вымученно и жалко. Как будто я проглотила тухлую рыбу и стесняюсь об этом сказать.

Её зовут миссис Робинсон, нашу классную. Она похожа на белолицего английского бульдога с копнами рыжих волос и бровей. Миссис Робинсон приехала из Шотландии. Голос у неё сделан из чугуна, а нервы ковали на каком-нибудь металлургическом комбинате.

— Давайте все вместе поприветствуем Валентину, — басом говорит миссис Робинсон.

— Привееет! — фальшиво тянет класс. — Как твои делааа?

Я коротко отвечаю по-английски, чтобы не опозориться, и прохожу за свою парту. Чувствую, как со всех сторон меня сверлят взгляды, как дула пистолетов.

Моё место в первом ряду, возле окна. Рядом сидит высокий парень, и ветер из форточки шевелит светлые волосы на его затылке. А над ухом, с моей стороны, у него выбриты три полоски. Он похож на загорелую статую римского бога. Какой клёвый!

Парень смотрит на меня изучающее, и я замечаю, какие у него красивые глаза. Прямо морские — зелёные и глубокие.

Он говорит:

— Привет, я Максим, — и тоже по-английски.

У них в школе, вернее, в нашей школе, на русском говорить запрещено — даже на переменах. Да, похоже, я влипла…