Армагеддон, стр. 73

— Ладно, хватит. Если ты считаешь, что это тебя оправдывает, Дмитрий, то ты еще больший идиот, чем я думал. Подумай, чем ты собираешься оправдаться?! Сколько должно было погибнуть по этому плану? Пять миллионов? Восемь? И сколько погибнет сейчас? Ты стал настоящим параноиком. Ради того, чтобы выпихнуть человечество в космос, ты готов убить миллиарды!

Глаза Императора зло сверкнули.

— Не надо приписывать мне чужие грехи, Виктор, у меня хватает своих. Если ты считаешь, что в том самоубийственном решении, которое приняли вожди коммунистического Китая, есть часть моей вины, то докажи. А аргументы типа: «Я наконец-то понял, что ты — злобное, кровожадное чудовище, поэтому ты виноват во всем, что произошло» не слишком убедительны.

— А какие тебе еще аргументы нужны? Разве ты не видишь, к чему привели твои чудовищные планы? Сколько сотен миллионов или миллиардов умрет в засыпанном радиоактивным пеплом Китае, погибнет от голода в Азии, замерзнет в Африке, когда льды Арктики и Антарктики доберутся до Индийского океана?

Император качнул головой:

— Ты повторяешься, Виктор. К тому же, смею тебе заметить, что ДАЖЕ Я, как бы высоко ты ни оценивал мою подлость и изощренность, не могу развязать мировую войну на пустом месте, на одном только собственном желании. Ты говоришь, это я способствовал тому, чтобы она началась именно сейчас. Да, я старался, чтобы это было именно так. Те, кто атаковал Империю, сделали это сейчас именно потому, что считали нас пока еще слабыми. И надеялись справиться с нами минимальными силами. Но подумай, что было бы, если бы они представляли себе реальное положение дел. Разве это заставило бы наших противников отказаться от попытки сломать нас? Нет! Парадокс в том, что война все равно бы началась. Но позже. И вполне вероятно, что к тому моменту наши противники узнали бы о нас. А как ты думаешь, кого в этом случае попытались бы сделать козлом отпущения? И та война была бы уже войной на уничтожение, войной человечества с «чудовищными монстрами», с «кровопийцами, поработившими нормальных людей». В какое число ты бы оценил потери в такой войне, а, Виктор?

Тучина вздрогнула. О господи, под таким углом она на проблему еще не смотрела. И, судя по растерянному лицу Виктора, он тоже. Ярославичев некоторое время сверлил взглядом Виктора, как будто ожидая ответа, но тот подавленно молчал. Император вздохнул.

— Я делаю все, что могу. И космос, и моя власть — это не самоцель. Моя цель — развитие человека как биологического вида, выживание. Подумай, сейчас всех нас, все эти миллиарды живых существ может уничтожить всего лишь приличной величины булыжник, рухнувший на Землю, а их, между прочим, пруд пруди даже в этой системе. Но даже и это — не любой ценой. Есть вещи, на которые я не пойду никогда, и я надеялся, что за столько лет пусть не всем, но хотя бы вам я сумел это доказать. — Он сделал паузу. — Что ж, как видно, ошибся. Я правильно вас понял — вы больше не намерены поддерживать меня и работать вместе со мной?

Виктор отвел глаза, а Тучина отрицательно мотнула головой.

— Ну что ж, в таком случае я буду считать вас свободными от обязательств. Все ваши деньги переведены в имперские рубли, похоже, теперь они сильно взлетят в цене. Так что вы вольны распоряжаться своими средствами и временем как вам будет угодно. А теперь, если вам больше нечего мне сказать, прошу покинуть мой кабинет…

Они только-только добрались до дома Виктора и уселись за стол, на который хозяин тут же водрузил очередную литровую бутылку (против чего Тучина на сей раз совершенно не возражала), когда экран большого телевизора, стоящего в углу гостиной, ожил и на нем появился Император. Виктор, наполнявший второй стакан, замер. Камера надвинулась, и лицо Императора заняло весь экран.

— Друзья мои, братья и сестры! Я не собираюсь говорить с вами о том, что уже произошло. Я не хочу пугать вас тем, что нам еще предстоит. Я… хочу дать вам надежду. — Император умолк, камера отодвинулась, и стало видно, что за его плечами стоят люди. Тучина вновь увидела Казакова, Гранина, Смальскую, Мамичева и многих других.

— Я знаю, то, что мы должны совершить, чтобы сохранить себя, своих детей, свою страну, свою планету, очень сложно. Я бы даже сказал — практически невозможно. Но среди нас есть такие, кто прошел через то, что тоже казалось невозможным…

Они молча дослушали спич Императора, затем Виктор, щелкнув «ленивчиком», выключил телевизор. Несколько минут они сидели молча, испытывая странную опустошенность. Еще бы, тайны, с которой они привыкли жить столетиями, больше не существовало. Тучина вздохнула:

— Вот и все. Мир знает о нас.

Виктор поморщился.

— Черт, похоже, этот сукин сын опять оказался прав, — с нервным смешком проговорил он. — Подумай сама, что было бы, узнай мир о нашем существовании в обычных условиях. Да мы стали бы изгоями, нас бы все проклинали. А теперь? Теперь мы — последняя надежда этого мира! И все благодаря ему! — Виктор скрипнул зубами. — И мы должны ему поверить, что это не он все устроил?!

Тучина протянула руку через стол и положила ладонь на его подрагивающие пальцы. Виктор посмотрел на нее, медленно качнул головой — мол, все, успокоился — и взял стакан. Тучина подняла свой, на мгновение задумалась и неожиданно расхохоталась во весь голос:

— А знаешь, что самое смешное во всем этом?

Виктор удивленно поднял голову.

— А вот что: он ухитрился сделать так, что мы просто не можем не выпить за его успех, черт возьми! — И она лихо опрокинула стакан в рот…

Эпилог

Клайд вырулил на Проктер-стрит и медленно поехал вдоль залива. Судя по карте, этот путь был несколько длиннее, но Клайд надеялся, что здесь безопаснее. Ему уже изрядно досталось на северном въезде в город, и он не хотел рисковать. Залив был покрыт льдом, а по щербатому асфальту мела поземка. Клайд объехал рухнувший на асфальт фонарь уличного освещения, и тут слева из темноты выдвинулась какая-то черная громада, мгновение спустя оказавшаяся разбитым остовом школьного автобуса. Клайд напрягся. В принципе он уже ехал по русской зоне патрулирования, а с ними не рисковала связываться ни одна уличная банда, но из-за этого автобуса дорога здесь сильно сужалась, так что место для нападения было идеальным. Не успел Клайд обогнуть искореженный капот, как его самые худшие опасения подтвердились. По искореженной крыше автобуса прогрохотали башмаки, и что-то очень увесистое ухнуло на автомобиль, едва не продавив не слишком толстый металл. Клайд надавил на газ. Его старенький «понтиак» рванул вперед. Наверху заорали, и что-то гулко бумкнуло прямо над его макушкой. Клайд скосил глаза. Ого! Судя по размеру дыры, стреляли из обреза дробовика медвежьим жаканом. Клайд еще сильнее притопил газ и лихо бросил машину между двумя кучами мусора, чудом не задев бампером упавший прямо на дорогу волейбольный щит. На повороте машину слегка занесло, и он успел заметить, как вспыхнули фары притаившегося за автобусом джипа и тот грузно выпрыгнул на асфальт, мгновенно набрав скорость. Клайд нервно выругался. Черт, ну где же эти русские патрули? Тут сверху снова бухнуло, уже чуть тише, чем в первый раз, и чей-то грубый голос произнес:

— Ну ты, урод, а ну тормози!

Клайд отчаянно вытянул шею, пытаясь разглядеть что-то в кромешной тьме, в которой неслась его машина, но сквозь лобовое стекло не видно было ничего, кроме скачущих по нему снежных вихрей. Фары ему разбили пулями еще на въезде в город. В этот момент салон озарился ярким светом. Джип занырнул в переулок и сейчас стремительно нагонял машину Клайда. Слава богу, его фары на мгновение осветили дорогу перед машиной Клайда и он успел разглядеть узкий проход между двумя домами, в который вела накатанная колея. Он, конечно, слабо напоминал улицу, этот проход, но в нынешнем Лос-Анджелесе накатанная колея служила более достоверным свидетельством того, что здесь есть проезд, чем асфальтовое полотно или дорожные указатели: — Тормози, задница, а то башку отстрелю!!