Армагеддон, стр. 49
Генерал усмехнулся.
— Впрочем, нет, это я загнул, превращения с картами имеют место быть уже давно, а фишку насчет временной оккупации они стали широко использовать только десять лет назад. Но ЭТО мне кажется гораздо более опасным, чем все громогласные заявления американцев или европейцев. Причем, по нашим оценкам, американцы и европейцы, потеряв где-то около одного-трех процентов личного состава своих Вооруженных сил, тут же пойдут на попятную и начнут азартно торговаться с нами, с тем чтобы представить дело этаким военным конфликтом, в котором они, хотя и не достигли заявленных целей, но уж никак не потерпели поражение. Китайцы же будут рваться напролом, не щадя ни своих, ни чужих. И не остановятся, пока не добьются того, чего хотят.
Долинская зябко повела плечами:
— Значит… ЭТО неизбежно (она не смогла заставить себя произнести слово «война»).
Генерал пожал плечами:
— Кто знает? Мне представляется только одна возможность ее предотвратить. Это заставить китайцев понять, что они могут положить здесь все свои двадцать, сорок или шестьдесят миллионов, но так и не продвинутся ни на шаг. А вот это уже зависит только от нас с вами.
6
— Ты мне надоел. Пора как следует надрать тебе задницу. — С этими словами Стивен Брантмор, бывший Мистер Вселенная, а ныне голливудская звезда первой величины, получающий за роль не менее двадцати пяти миллионов долларов, картинно разодрал на себе майку и, скорчив зверскую рожу, бросился на своего врага. Врага изображал Брайан Клант, тоже голливудская звезда, но с гонорарами помельче, ибо его амплуа было «плохие парни». А «плохим парням» в Голливуде испокон веку платили несколько меньше. Впрочем, и Кланту с его восемью миллионами тоже грех было жаловаться на жизнь, ибо он был вполне востребован, прекрасно сжившись со своими персонажами — колумбийскими наркотоговцами, главарями китайских пиратов или сербских националистов. А последнее время ему особенно удавались роли русских генералов. Но сегодня он, похоже, находился на вершине карьеры…
В этот момент послышался сигнал вызова. Ярославичев нажал на кнопку «пауза», бросил последний взгляд на экран, где Клант очень неплохо смотрелся в его парадном мундире, и переключил систему на прием. На экране тут возникла фигура Мамичева в мокром дождевике.
— Здравствуй, Борис, у вас, я вижу, штормит.
Мамичев кивнул и шумно отфыркался.
— Да, погодка не балует. Но пока в графике. Сегодня закончили переоборудование уже третьей лодки. Завтра загоняем в доки «Гепард».
Император понимающе качнул головой:
— А как с ракетами?
Мамичев снова кивнул:
— Я вчера был в Викашино, к сентябрю они собираются закончить со всем проектом 240, потом переоснастка, и с декабря вплотную займутся «Тайфунами». А как дела с управляющими блоками?
— Первый уже на Байконуре, второй, третий и четвертый пока еще в цехах Хруничева в разной степени готовности. Но ты же знаешь, мы начнем запуски только тогда, когда будут полностью готовы как минимум шесть блоков из восьми. Иначе мы просто не успеем вовремя развернуть систему.
Мамичев, несколько мгновений помолчав, осторожно спросил:
— А если мы… все равно не успеем?
Император усмехнулся:
— Это невозможно. Понимаешь, Борис, последние тридцать лет мы все живем в PAX AMERICANA, американской вселенной, где все процессы подчиняются определенному ритму, а именно — ритму работы американской политической системы. Так что если не произойдет ничего неожиданного, победоносное шествие американского духа должно начаться где-то в апреле-мае последнего года нынешнего срока мистера Уокера. Но реально оно начнется намного раньше. Они просто не смогут проигнорировать восемь стопятидесятитонных платформ, повисших у них над головой. Поэтому им придется начать на полгода раньше.
— А если они не захотят?
— Этого не будет. Потому что тогда Уокер стопроцентно проиграет выборы. Ты можешь себе представить американского президента, который сделает что-то такое, из-за чего он гарантированно проиграет выборы? Даже если это война, в которой Америке, вероятно, придется несколько более туго, чем они рассчитывали?
— Понятно. А наши… юго-восточные соседи не могут… от них можно ждать «неожиданностей»?
Император нахмурился:
— С ними сложнее. Оттуда у меня гораздо меньше информации, и их менталитет я способен спрогнозировать с заметно меньшей долей вероятности. Но пока я не вижу никаких признаков возможных неприятностей. Конечно, они окажутся для Уокера большой и, несомненно, неприятной неожиданностью, но им совершенно невыгодно начинать раньше Америки. Ибо в этом случае американцы могут передумать и изменить приоритеты. Единственным способом заставить китайцев ударить первыми может стать только опасение, что им не удастся прорвать наши приграничные укрепрайоны до того, как американцы перевалят через Уральский хребет. Но пока у них нет для этого никаких оснований. Весь гигантский строительный комплекс, который мы перебросили в Приамурье и Приморье, совершенно легально ускоренными темпами строит четыре новых города. Они расценивают это как попытку увеличить в регионе долю русского населения, что вполне логично. А все фортификационные работы ведутся из-под земли. Так что пока все, что мы делаем, только им на руку. — Ярославичев усмехнулся. — Могу дать голову на отсечение, что жилые площади этих городов уже включены в их планы по переселению…
Когда через двадцать минут, уточнив все необходимое, Мамичев отключился, Ярославичев снова откинулся в кресле и включил воспроизведение. Спустя мгновение неподражаемый Брантмор нанес первый удар…
Его опять прервали, когда Брантмор как раз закончил расправляться с казаками и горцами его парадного конвоя и устремился в погоню за улепетывающим во все лопатки Клантом. На этот раз гости прибыли лично. Когда прозвенел сигнал, Ярославичев бросил взгляд на меню вызова и, усмехнувшись, решил не выключать экран. Фильм уже заканчивался. Брантмор как раз расстреливал из своего кольта старенький русский «Ту-160», по замыслу режиссера выполнявший роль личного самолета русского императора. «Ту-160» уже горел, но упрямо тянул к горизонту. В этот момент дверь отворилась, и в кабинет, пригибаясь, вошли Казаков и Виктор Умащенко, факультет природных ресурсов, выпуск-2, сейчас занимающий пост заместителя министра госрезервов и руководителя программы «Выживание». Бросив взгляд на экран, оба остановились и с демонстративным вниманием просмотрели фрагмент, в котором Брантмор на последнем магазине покончил-таки с необычайно живучим (по меркам американских боевиков) «Ту» и с удовлетворением пялился на его обломки, разбросанные вокруг крутого американского парня. В реальности взрыв, превративший «Ту» в подобные обломки, должен был оставить от всего живого в радиусе полукилометра только кучки жирного пепла, но Брантмор обошелся лишь слегка прищуренными глазами и растопыренной пятерней. Император вздохнул и отключил экран. Мишка понимающе усмехнулся:
— Этот хоть был посимпатичней?
— Брайан Клант.
Казаков сморщился:
— Тоже туда-сюда, но ладно хоть звезда.
— А зачем вам это? — с недоумением спросил Умащенко.
Император усмехнулся:
— Ну что может быть лучшим способом «очистить» мозги, чем кассовый американский боевичок? А если серьезно, то я стараюсь по мере сил отслеживать аудиовизуальную информацию, обрушивающуюся на бедного американского обывателя. Поскольку именно от его реакции во многом зависит, как будут развиваться события. — Ярославичев поморщился. — К сожалению, сегодня миром правит даже не американский Президент, а просто малограмотный фермер из Айовы или не более него развитой испаноязычный потомок мексиканских эмигрантов из Сан-Диего. Если он считает, что «этим придуркам пора как следует надрать задницу», значит, так тому и быть. И никакой президент не может себе позволить поступить иначе. Так что американские президенты часто сами попадают в свою собственную ловушку, сначала долгое время промывая мозги, пугая и подстрекая, а затем, когда вдруг серьезно меняются обстоятельства, уже не имея возможности что-то изменить. Чистая демократия очень неплоха в качестве системы организации внутренней жизни какого-то сообщества — от небольшой деревни до достаточно крупного государства, но, когда возникает необходимость серьезно влиять на такие сложные системы, как сообщества государств, результаты чаще всего бывают плачевными. Причем не в последнюю очередь для тех, кто пытается править миром так же, как маленькой деревенькой, особенно если в первую очередь он вынужден потакать едва ли одной двадцатой части его населения. В этом преимущество монархии — у руля власти стоит человек, которому нет нужды ни потакать, ни умасливать. Однако это должен быть такой человек, который способен принимать решения, в противном случае это не лучший путь.