Гавань разбитых ракушек, стр. 17

Ольгу уже начал утомлять разговор. Павел был ей неприятен, она не понимала, зачем он все это несет, и вообще хотелось поскорее от него отвязаться.

— Извините, мне надо кое с кем поговорить. Приятно было познакомиться.

— Ну давай, пока!

Вот типчик! И как у Дениса такой брат оказался? Абсолютная противоположность. Она заметила, что Павел подошел к Калахану и что-то пытался ему втолковать на ломаном английском. Калахан слушал с вежливой улыбкой и кивал в своей обычной манере.

А потом она заметила в толпе маму. Она стояла у самой двери, ни с кем не разговаривала, просто наблюдала. На ней было синее платье, строгое, элегантное. Оно очень ей шло. Губы подкрашены помадой персикового оттенка. Волосы против обыкновения были просто зачесаны назад и открывали лоб в морщинках. Заметных морщинках. На какой-то момент у Ольги сжалось сердце от ее одинокого и даже обреченного вида. Он долго решала, подойти к ней или нет, но потом их взгляды пересеклись. Мама смотрела на нее спокойно, с тихой болью. Ольга неуверенно приблизилась.

— Что ты здесь делаешь?

— Пришла посмотреть на твой успех.

— Папа сказал, да?

— Да. Я очень горжусь тобой. Ты растешь.

— Спасибо.

Ольга оглянулась. Ей было неловко. От маминой боли, от своих подступавших слез, от самой ситуации. Сейчас она расплачется, и все заметят. А мама все смотрела и ничего не говорила.

— Мне надо идти.

— Так и не передумала?

Ольга покачала головой и крепко сжала губы.

— Я всегда готова к… к разговору, — тихо сказала Марина Владимировна. — И я люблю тебя.

— Пока, мама.

— Счастливо.

Ольга отошла и глубоко вздохнула. За ней наблюдала не одна пара любопытных глаз, и она взяла себя в руки. Выпрямилась и направилась к группе коллег из схожей по профилю НПО. Они ее понимали, и болтать о всяких пустяках, а не о пользе проектов было куда приятнее, чем пыжиться и доказывать, что ты не верблюд и твои работодатели тоже.

К вечеру она так устала, что сил не было даже идти ужинать. Когда она заявила Денису об этом, он просто сказал «хорошо» и положил трубку. Через полтора часа он стоял на пороге ее квартирки с коробками китайской еды.

— Ого! Доставка на дом?

— А что делать. Я голоден, а ужинать в одиночестве неохота.

— Только из-за этого?

— Только. Так, ты коробки у меня из рук возьмешь или будешь задавать дурацкие вопросы?

Она поставила коробки на журнальный столик и уселась на диване, распаковывая их.

— М-м-м, пахнет шикарно! Что там?

— Все подряд. Лапша, курица, соусы и еще какая-то фигня.

— Если хочешь пива, есть в холодильнике.

— Ничего себе прием! Я ей еду принес, а она даже пива не может сама на стол поставить.

Но за пивом пошел. Бокалы даже искать не стал. И так сойдет. Пикник так пикник. Ольга ловко орудовала палочками, уплетая лапшу за обе щеки. Он повертел палочки в руках и пошел на кухню за вилкой. Палочками он есть умел, но не любил. Вилка казалась роднее как-то.

— Как все прошло?

— Я тебе запись принесла. Наши на камеру все записали.

— А по твоим ощущениям?

— Нормально. Только Калахан что-то все к стенке жался. Обычно он любит пяткой в грудь себя бить, а тут что-то заскромничал.

— Странно. Что-то задумал. Или заподозрил. Вечная игра — кто кого. Но он-то, если что, быстро деру даст, а тебе расхлебывать.

— А ты на что?

— На меня надейся, но сама не плошай. Ешь, а то остынет.

Она отхлебнула пива.

— Кстати, не знала, что у тебя есть брат!

— Пашку видела?

— Ну да. Так удивилась. Ты не говорил никогда.

Он пожал плечами и продолжал есть, усердно накручивая длинную лапшу на вилку.

— Что-то ты не очень настроен о нем рассказывать.

— Да нет. Нормально все.

— Вы такие разные.

— Бывает. У него своя дорога, у меня своя. Предпочитаю, чтобы на моей он пробегал как можно реже.

— Почему?

Он поставил коробочку с едой на стол.

— Ну что ты пристала?

— Интересно же!

— А мне неинтересно.

— Хорошо.

Она вздохнула и продолжила манипуляции деревянными палочками. Так и вертелось на языке рассказать о матери, но не решилась. Не могла дать оценку своим ощущениям, не знала, как рассказать об этом. Денис больше не говорил с ней на тему брошенного ребенка, значит, не нашел еще ничего. Она старалась не думать об этом.

— Кстати, Пашка звал на день рождения свой. Хочешь пойти?

Ольга удивленно вскинула брови.

— Я?

— Нет, стенка, что за твоей спиной.

— Нет, ну а я с какого фонаря там заявлюсь?

— С моего фонаря. Так и скажешь — слезла с фонаря Дениса и заявилась. Пойдет?

Он даже не улыбался, когда говорил это. Она рассмеялась и коснулась его руки.

— Двусмысленно рассуждаете, товарищ.

— Каждый в меру своей испорченности, гражданочка, так что пойдите в зеркало посмотритесь.

— Нет, я лучше проверю предположение опытным путем.

— Это как?

Ольга уселась ему на колени и приблизилась близко-близко к его лицу. От него пахло дождем. Странно, при абсолютно сухой погоде за окном в комнате, наполненной запахами китайской кухни, от его кожи тем не менее пахло дождем.

Глава 8

Ольга сто раз пожалела, что пришла на этот злосчастный день рождения. Денис поначалу стоял рядом с ней, а потом предоставил ее самой себе, принявшись болтать с разными людьми. Она никого не знала, кроме, собственно, виновника торжества Паши, да и тот со своей вечной ухмылочкой ей не нравился. Гостей Паша собрал на даче своего друга, пригласил около пятнадцати человек, многие друг друга знали, и многие из них, по всей видимости, знали Дениса. К Ольге проявляли интерес, знакомились, но то ли оттого, что побаивались Дениса, то ли из-за неприступного вида самой Ольги мужчины общались с ней очень осторожно, нейтрально, а женщин на вечере было всего три: Ольга, жена одного из гостей Милена и явившаяся с кем-то Динара. Когда позже Ольга пыталась вспомнить, с кем же она пришла, она так и не смогла воссоздать картину ее появления. Динара, казалось, тоже была относительно новенькой в компании, но очень быстро вписалась, став чуть ли не центром внимания.

Ольга наблюдала за Динарой с чувством досады и восхищения. Она была хороша, вызывающе, откровенно хороша. Ее внешность обладала не тем типом красоты, который лишь угадывается поначалу и раскрывается только при более близком знакомстве, нет, ее красота бросалась в глаза немедленно, приковывала внимание, и мужчины моментально реагировали, не пропуская ее появление мимо себя. Дина, как называла себя Динара, была высока ростом и не пыталась скрадывать рост плоской обувью — она смело носила каблуки и ощущала себя на них весьма комфортно. Ее черные волосы прямым блестящим каскадом спадали чуть ниже плеч, а чуть смугловатая кожа мерцала здоровой матовостью. Она смотрела прямо в глаза собеседнику, широко улыбалась, обнажая ровные белые зубы, непринужденно смеялась, слегка откидывая при этом голову назад. Ее жесты и мимика выдавали в ней натуру уверенную, без комплексов, твердо знающую себе цену и свои намерения.

Досада Ольги была понятна. Дина, моложе ее лет на семь-восемь, сияла уверенностью и красотой, привлекая всеобщее внимание. На нее реагировали все — мужчины неизменно пытались найти повод заговорить с ней и получали в ответ порцию внимания, на которое Дина не скупилась. Она знала, с кем и как разговаривать. У женщин она, пожалуй, пользовалась несколько иным вниманием — замужние дамы чувствовали в ней опасность, ее смех и выражение глаз сигналили о тревоге, о том, что за мужчинами необходимо присмотреть, иначе они охотно упадут в омут этой откровенной женской власти. Одинокие женщины завидовали ей — она отнимала у них внимание потенциальных партнеров, она была ярче их, красивее, привлекательнее. Ее появление вызывало невольное сравнение с ней других женщин, и сравнение, как правило, было в ее пользу, что, естественно, мало кому нравилось.