Вернон Господи Литтл. Комедия XXI века в присутствии смерти, стр. 44

Пятнадцать

– Алло? – Голос, как расплавленная девичья попка в трусиках из эластика.

– Тейлор, привет – это Верн.

– Подождите минутку, я ее позову, – говорит девичий голос. – Тей! Тейлор – это Верн.

– Кто? – отвечает голос где-то на заднем плане.

Засим слышно, как кто-то хихикает. Терпеть этого не могу. В присутствии хихи твои шансы с девушкой резко падают. Почти до нуля. Отсюда истина: никогда не имей дело с девушками, если их перед тобой больше одной.

Наконец она с грохотом объявляется на линии.

– Тейла.

– А, привет, это Верн.

– Верн?

– Верн Литтл – ты меня помнишь?

– Верн Литтл? Опа-на…

Слышно, как где-то на заднем плане беззвучно покатывается со смеху другая девушка. До истерики.

– Ты, наверное, видела меня в новостях по телику, Вернон Грегори Литтл – из Мученио?

– Ну, типа, мне, конечно, очень жаль… Я слышала насчет убийства и все такое но, понимаешь, я обычно смотрю, типа, только кабельные каналы.

– Канал «Позвони мне через жопу»! – задыхаясь от смеха, визжит другая девушка.

– Отъебись от меня, Крисси, ради бога!

– Ну ладно, я тот самый парень с веником на голове, который как-то раз ехал мимо вечеринки для выпускного класса и ты просила меня кое-что для тебя сохранить…

– А, привет, Верн, ты меня извини, пожалуйста, ты в тот вечер очень здорово мне помог, типа, ну, в общем, я что, здорово перестаралась в тот вечер или что?

– Черт, да брось ты, ничего особенного, – говорю я. На заднем плане – целая череда вполне осмысленных звуков: слышно, как она выставляет из комнаты ту, другую девушку.

– Слушай, тогда ведь и в самом деле, типа – со мной что угодно могло приключиться, понимаешь?

Я провожу языком по губам изнутри и пытаюсь представить кое-что из того, что действительно могло с ней приключиться.

– Слушай, а откуда ты, кстати, узнал мой номер? – спрашивает она.

– Это долгая история. Дело в том, что я собираюсь заехать в Хьюстон, вот я и подумал: может, мы встретимся где-нибудь, тяпнем кофе или типа того?

– Ммм, Верн, я вроде как, уау, знаешь что? Может, в следующий раз?

– Ну, где-нибудь после обеда – как ты на это смотришь?

– Понимаешь, ко мне должна приехать двоюродная сестра, и это будет, ну, типа, только для девочек, понимаешь? Ну, в любом случае, здорово, что ты позвонил…

И она произносит слова, после которых положено класть трубку – легко, как от нехуй делать. За этим следует неловкая пауза, то есть она дает мне возможность отговорить такие же ничего не значащие фразы. Напоследок. У меня в мозгу словно провод замкнуло – от ужаса, и я решаюсь на отчаянный шаг.

– Тейлор, послушай – я только что сбежал из тюрьмы, в общем, я в бегах. И, понимаешь, перед тем как окончательно исчезнуть, я хотел кое-что тебе сказать.

– Ни хрена себе – а что, собственно, случилось?

– Не телефонный разговор.

– Госсс-поди, но ты всегда казался таким, типа, уау, ну, знаешь, таким тихим парнем, а?

– На поверку выходит, что не такой уж я тихий. Ни хрена себе, тихий – особенно в последнее время.

– Господи, но тебе же, типа – четырнадцать, нет?

– Ну, в общем, уже семнадцать, будет на днях. И наверное, ты права, наверное, я здорово изменился – просто пришлось стать другим человеком, из-за всей этой несправедливости и так далее.

– Господи боже мой…

Я стою у телефона, оглядываюсь вокруг и жду, когда она заглотит наживку. Жду во имя всей суммы по зитивного человеческого опыта, накопленного за долгие века истории, каковой гласит, что девушки не в силах противиться плохим парням. Вы об этом знаете, и я тоже об этом знаю. Все об этом знают, даже если в наше время больше не принято говорить об этом вслух.

– Верн, может быть, я смогу, ну, типа – все, что нужно, понимаешь? Я хочу сказать, что, типа, о, господи! Ты знаешь хьюстонскую «Галерею»?

– Смутно.

– Понимаешь, около двух мне нужно быть на Виктория-стрит – и я могла бы подождать тебя там снаружи, на Вестхаймер или еще где-нибудь.

– Виктория-стрит? – У меня просто язык присыхает к гортани.

Она хихикает.

– Я понимаю, это, конечно, довольно странно. Мы, в общем, собирались, типа, пойти купить себе что-нибудь из нижнего белья – нет, я просто сама себя не узнаю: взяла и пригласила тебя в женский магазин.

– Я надену темные очки.

– Как тебе будет угодно, – смеется она. – Ты, типа – на машине?

– Возьму такси.

– Как скажешь, слушай – там над входом, типа, такой надувной спрут, ну, вроде рекламы этой самой «Галереи» – и я буду ждать тебя под ним где-нибудь без четверти два.

Поняли, как оно все устроено? Сперва я был для нее чем-то вроде стоп-сигнала в телефонной трубке, и ей хотелось поскорее закруглить разговор. Но – видели, что с ней произошло, как только выяснилось, что я в беде? Оцените страшную силу беды. Беда, блядь, возбуждает.

Билет до Хьюстона стоит двадцать два зеленых. Очень хочется есть, но у меня осталось всего сорок четыре доллара пятьдесят центов. Даже на два билета до Мексики и то не хватит. Как только автобус причаливает в Хьюстоне, я кидаюсь к телефонам и отыскиваю в справочнике заголовок «Наличность». С музыкой придется распрощаться. Мотор увозит меня хрен знает в какую даль, к ломбарду, где мне предлагают двадцать пять долларов за двухсотпятидесятидолларовую стереосистему, и я соглашаюсь, потому что такси стоит снаружи, и счетчик щелкает, и это дело уже влетело мне в десятку, которую мне пришлось выложить авансом, как только водитель узнал, что мы едем в трижды ёбаный ломбард. Еще мне предлагают по двадцать пять центов за каждый диск. Я ухмыляюсь оценщику в лицо, и он чуть из штанов не выпрыгивает от ярости. Вот уж, в натуре, жопа красная, хоть в ломбард сдавай, как принято говорить в наших краях.

Потом такси везет меня сквозь паутину путепроводов, мимо зеркальных небоскребов, к «Галерее». Я пытаюсь не думать о том, как Тейлор будет одета и как она будет пахнуть. Лучше не зацикливаться на том, что через десять минут оставит место чувству смутного разочарования, если, не дай бог, не совпадет с реальностью. Вот, скажем, представлю я ее себе в тех самых шортиках из прошлой жизни, а она придет в джинсах или типа того, и парус мой провиснет, и пиздец.

Чтобы отвлечься, я принимаюсь разглядывать водилу. Сразу видно, человек на своем месте: спина и жопа как будто нарочно вылеплены, чтобы вписаться вот в это самое сиденье. Нормальный такой мужик, большой и усатый, с ненапряжной такой улыбочкой. Напоминает Брайана Деннехи, из старых фильмов, ну, вроде того, где в какой-то луже нашли яйца Чужих. Нас в школе было несколько человек, кто хотел, чтобы вместо отца у нас был Брайан Деннехи, ну, а вроде как вместо бабушки – Барбара Буш. Не чета моей сопливой бабуле. Но когда я смотрел все эти фильмы, папаша мой был еще жив, и я чувствовал, что вроде как предаю его тем, что хочу в отцы Брайана Деннехи. Кто знает, а вдруг какая-нибудь негативная энергия от этого и сыграла свою роль в том, что он умер. Кто знает?

Машина сворачивает на Вестхаймер: если сложить вместе четыре Гури-стрит, как раз будет то же на то же. Я стараюсь не обращать внимания на частоту собственного пульса, но она все равно зашкаливает. Вот, кстати, до сих пор не придумали от этой хуйни никакого лекарства. В кино, так там сердечный ритм у человека повышается только тогда, когда ему этого хочется – а здесь, у нас, вытворяет, зараза, что хочет. Просто какой-то пиздец Майлзу Дэвису, честное слово. Когда впереди появляется этот навороченный супермаркет, я несколько раз глубоко вздыхаю и задерживаю воздух в легких; огромный надувной спрут покачивается над тротуаром на каких-то не то тросах, не то канатах. И яйца у меня с писком карабкаются вверх, под самые гланды.

– Прямо здесь, у осьминога, – говорю я водителю.