Сталинградская Богородица, стр. 33

Фюрер был в страшном гневе и отыгрывался на своих военачальниках. Поснимал со своих постов главнокомандующего сухопутными войсками Браухича (эту должность Гитлер принял на себя), командующего группой армий «Центр» фон Бока, командующих танковыми группами Гепнера и Гудериана, десятки командующих армиями, корпусами, дивизиями, штабных работников. Отход он категорически запретил. Требовал «удерживать фронт до последнего солдата». Этот запрет обиженные генералы тоже потом причислили к «роковым ошибкам» фюрера. Впрочем, военные специалисты (даже советские) склоняются к противоположному мнению: в данном случае Гитлер снова оказался прав.

На московском направлении у немцев не было подготовленных рубежей в тылу, подобных Миус-фронту или линии по Волхову. Отход ничего не давал им. На новых рубежах пришлось бы принимать бой в еще худших условиях, растеряв при отступлении технику, тяжелое вооружение. Мало того, отход мог перерасти в неуправляемое бегство, и тогда-то германскую армию ждала гибель в русских снегах. Железная воля фюрера предотвратила такое развитие событий. После разносов и увольнений генералы с дрожью озирались на Гитлера, боялись хоть в чем-то нарушить его указания. Подстегивали своих подчиненных. А солдаты и офицеры, в свою очередь, сообразили, что надо цепляться за города и деревни – за тепло.

В Калуге они дрались десять дней. Укрепились в домах, развалинах, превратили в доты каменные подвалы. Вышибить их удалось лишь 30 декабря. Но стоявшие здесь части настолько измочалили, что они побежали уже без оглядки, утратили всякое управление. Никто даже не доложил о потере города, и 31-го из Германии прикатил в Калугу эшелон с рождественскими подарками солдатам.

Во второй раз война прокатилась по легендарному Бородинскому полю. При наступлении немцев тут шесть суток оборонялась 32-я дивизия полковника В. И. Полосухина. Одолеть ее враг так и не сумел. Дивизия отошла по приказу, когда враг обходил ее на соседних участках. Освобождать Бородино довелось той же дивизии. А в 4-ю германскую армию в числе подкреплений прибыл французский легион (полк). Его и послали занять позиции на Бородинском поле. Фельдмаршал фон Клюге, новый командующий группой армий «Центр», решил лично обратиться к легионерам. Объявил, что в 1812 г. французы и немцы «сражались здесь бок о бок против общего врага». Но французские приспособленцы 1941-го оказались куда более хлипкими, чем воины Наполеона. В первой же русской атаке легион полностью разгромили, его отправили в тыл на переформирование…

Наши бойцы продолжали гнать врага и под Тверью, и под Можайском, и под Калугой. Везде видели одно и то же. Пожарища на местах деревень, обгорелые печки и трубы. Но видели и россыпи вражеских тел. Видели дороги, забитые брошенными германскими машинами, повозками, орудиями. Видели, и не верилось – это сделали они! Это они попирают своими валенками металлолом со свастиками, которого так боялись! Идут мимо окоченелых трупов считавшихся непобедимыми врагов. По всему Советскому Союзу люди с замирающим сердцем слушали радио: «Разгром немецко-фашистских захватчиков под Москвой…» Заливались слезами, обнимались. А в Германии, да и в западных странах, растекалось ошалелое недоумение. Все случившееся выглядело неправильным, невозможным. Это можно было считать чудом. Но атеисты с их заштампованным мышлением не знают, что такое чудеса…

14. Африка и Югославия

Никакого серьезного движения Сопротивления в западных странах еще не было. В Польше возникла Армия Крайова, но это были не партизаны, а группы в городах. Они подчинялись эмигрантскому правительству, сидевшему в Лондоне, но фактически ими руководила британская разведка, собирала через них информацию. Самой результативной операцией стало похищение немецкой шифровальной машинки. В Англии ее изучили и сумели создать дешифровальную систему «Энигма». Открылась возможность читать любые германские радиограммы, дипломатическую переписку. Но если немцы догадаются, они могут сменить принципы кодирования. Поэтому «Энигма» была сверхсекретной. Расшифрованные материалы поступали только Черчиллю и верхушке армии и флота. Использовали их осторожно. Требовалось изобразить, что они получены иными средствами разведки. Например, узнав через систему «Энигма» о выходе в море неприятельских кораблей, англичане высылали в нужный район разведывательные самолеты и лишь после этого наносили удар.

Малочисленные подпольные группы в Норвегии и Голландии тоже создавались от лица правительств, сбежавших в Англию, но по сути были придатками британских спецслужб. Ну а в Бельгии и Дании правительства и короли капитулировали, и население подчинилось решениям своих властей, ни о какой борьбе с оккупантами даже не задумывались. Чехословакию сдали Гитлеру сами же англичане с французами. Но с началом войны, задним числом, тоже сформировали «правительство в изгнании» во главе с Бенешем. Однако чехи совсем не спешили считаться с таким правительством и конфликтовать с немцами. Западным державам они больше не верили, а в составе рейха им жилось достаточно неплохо.

Однако по планам нацистских геополитиков Чехия подлежала «огерманиванию». Предусматривалось, что часть чехов со временем растворятся в немцах, а другие превратятся в рабов или будут куда-нибудь выселены. Борман и прочие приближенные донесли Гитлеру, что протектор Богемии и Моравии Нейрат либеральничает с населением, мало наказывает. В результате чехи наглеют, воображают себя чуть ли не равными с немцами, а подготовка к «германизации» не ведется. В сентябре 1941 г. фюрер вызвал Нейрата в Берлин, обругал, обвинил в «недостатке твердости». Тот подал в отставку, и вместо него был назначен Гейдрих – при этом за ним были сохранены посты начальника управления имперской безопасности и ответственного за «окончательное решение еврейского вопроса».

Чехам Гейдрих предложил налаживать самое тесное сотрудничество с общественностью. Для этого привез с собой специального помощника, Торглера – до 1933 г. он был вторым лицом в компартии Германии. Но одновременно он взялся суровыми мерами искоренять вольнодумство и оппозиционные настроения. Доложил Гиммлеру, что намерен поочередно перебрасывать в Чехию батальоны СС, «чтобы производить здесь расстрелы и контролировать казни через повешение». За первые две недели правления Гейдриха было повешено 38 человек и расстреляно 153.

Выяснилось, что чехи и впрямь разболтались, слишком многое считают дозволенным. Студенты Пражского университета возмутились казнями, устроили демонстрацию протеста. Но Гейдрих показал, что на третьем году оккупации от подобных выходок пора отвыкнуть. Арестовал всех участников демонстрации, 1200 человек, 9 активистов повесил, а прочих скопом отправил в концлагерь Заксенхаузен. Этого оказалось достаточно. Чехи перепугались и больше не отваживались сердить хозяев.

Но наиболее ярко рабская психология западноевропейцев проявилась во Франции. Когда немцы громили ее, из окруженного Дюнкерка удалось вывезти в Англию 60 тыс. французских солдат. Из них можно было сформировать несколько армий. У французов оставались обширные колонии в Африке, Азии, оставались еще войска, многочисленный флот. Но правительство Петэна и Лаваля подписало в Компьене позорную капитуляцию. Заместитель министра обороны генерал де Голль объявил, что не признает таких условий мира, организовал комитет «Свободная Франция»… Не тут-то было! Колониальные власти, армейское и флотское командование подчинились не де Голлю, а правительству. Солдаты и офицеры, эвакуированные в Англию, теперь отказывались воевать и требовали отправить их домой. А де Голля объявляли нарушителем присяги и мятежником. В отряды «Свободной Франции» ему удалось набрать не более полка!

Впрочем, и англичане повели себя не лучшим образом. По условиям мира с немцами правительство Виши должно было вернуть свой флот на французские базы. Но вопросы господства на морях всегда воспринимались в Британии болезненно. Черчилль озаботился – если немцы захотят прибрать к рукам эти корабли, Франция ничего не сможет возразить. Принципы морали и чести отбросили, полетели приказы захватить или уничтожить французские эскадры.