Кованый сундук, стр. 7

— Все-таки хотел бы я знать, кто здесь орудовал, — сказал сквозь зубы Стремянной. — Может, еще доведется встретиться…

Громов с усмешкой поглядел на него:

— Не позавидовал бы я ему в таком случае… А как вы считаете, Григорий Фомич, чья эта работа?

Старик пожал плечами:

— Да скорее всего бургомистра Блинова, он тут у нас главным ценителем искусства был. Ведь у меня, помните, все было подготовлено к эвакуации, свернуто, упаковано. А он, разбойник, обратно развесить заставил… Ценитель искусства!.. И верно ценитель. С оценщиками сюда приходил. Для каждой картины цены установил в марках… А впрочем, не поручусь, что именно он вывез. Охотников до нашего добра здесь перебывало много!..

— А в народе не приметили, кем и в каком направлении вывезены картины? — опять спросил Громов. — Люди ведь все замечают. Вы не расспрашивали?

— Расспрашивал, — грустно ответил старик. — Но ведь это ночью было, а нам ночью выходить на улицу — верная смерть. Сами знаете. Однако подглядел кое-кто, как этот мерзавец Блинов грузился. Запихивали к нему в машину какие-то тюки. А что там было — картины или шубы каракулевые — это уж он один знает… А вот я знаю, что нет у нас больше самых лучших картин. И все… — Он отвернулся и громко высморкался.

Все минуту молчали.

Иванов озабоченно потер темя.

— Так, так… Ну что ж, Григорий Фомич, приходите завтра ко мне этак часам к двенадцати. Поговорим, подумаем…

— Куда прийти-то? — спросил старик.

— Известно куда, в горсовет. Он ведь уцелел.

— На старое место? Это приятно. Приду. Непременно приду.

Пожав худую холодную руку старика, все трое двинулись к выходу. А он, склонив голову набок, долго смотрел им вслед. И на лице у него было какое-то странное выражение — радостное и грустное одновременно.

— В лагерь! — коротко приказал Стремянной, когда все снова сели в машину.

Но в эту минуту из-за угла опять появился капитан Соловьев. Чтобы не сердить начальника штаба, он старался не бежать и шагал какими-то особенно длинными, чуть ли не полутораметровыми шагами.

— Товарищ подполковник! — возбужденно начал он, подойдя к машине и положив руку на ее борт. — Мы обнаружили местное казначейство…

— Казначейство? — с интересом переспросил Иванов и с непривычной для него живостью стал вылезать из машины. — Где же оно? А ну-ка, проводите меня туда!..

— Да что там, в этом казначействе? — Стремянной с досадой пожал плечами. — Какие-нибудь гитлеровские кредитки, вероятно… — Ему не хотелось отказываться от решения ехать в лагерь.

— Нет, там и наши советские деньги есть, огромная сумма, — их сейчас считают. Но, главное, знаете, что мы нашли? — Соловьев вытянул шею и сказал таинственным полушепотом: — Наш несгораемый сундук! Помните который под Воронежем при отходе пропал?..

— Да почему вы думаете, что это тот самый?

— Ну как же!.. Разве я один его узнал? Все наши говорят, что это сундук начфина Соколова.

Стремянной недоверчиво покачал головой:

— Сомневаюсь. А где он стоит, этот ваш знаменитый соколовский сундук? В казначействе, говорите?

— Никак нет. Он тут, рядом.

— Рядом? Как же он сюда попал?

— Очень просто, товарищ подполковник. Немцы его вывезти хотели. Погрузили уже… Вы, может, заметили — там, на углу, автобус стоит с драконами. Так вот, в этом самом автобусе… Ох, и махина! Едва вытащили…

— Интересно, — сказал Стремянной. — Неужели и вправду тот самый сундук? Не верится…

— Тот самый, товарищ подполковник. — Соловьев для убедительности даже приложил руку к сердцу. — Все признаю?т. Да вы сами поглядите! Или сначала прикажете в казначейство?

Стремянной, словно советуясь, посмотрел на Громова и вышел из машины.

— Хорошо… Посмотрим, пожалуй, сначала на казначейство, а потом и на сундук, — сказал он. — Только побыстрее. Надо успеть еще до темноты осмотреть концлагерь.

Глава пятая. Снова кованый сундук

Казначейство гитлеровцы устроили в том же трехэтажном каменном доме, где до войны располагалось городское отделение Государственного банка.

Когда Стремянной и Громов вошли в операционный зал, первое, что они увидели, был большой письменный стол, заваленный целиком грудами денег. Рядом стоял часовой, а вокруг — за соседними столами — штабные писари считали ассигнации и тут же заносили подсчитанные суммы в ведомости.

Над кассой висело еще не сорванное объявление бургомистра: «Господа налогоплательщики! Помните, ваш долг вносить налоги в установленные городским управлением сроки. Уклоняющиеся будут рассматриваться немецким командованием как саботажники, подлежащие отдаче под суд».

Соловьев бодро, слегка выпятив грудь, шагал впереди Стремянного. Он был очень доволен, что тот отозвался на его приглашение осмотреть казначейство. Что ни говори, а приятно показать начальству, как четко организовано у тебя дело и в каком безупречном порядке происходит учет трофеев.

— Деньжищ-то, деньжищ! — высоко подняв светлые брови и оглядев столы, сказал Иванов. — Сколько же их тут примерно? — спросил он у старого усатого писаря, очевидно из счетных работников. Старик ловко управлялся с делом — ассигнации так и мелькали у него в руках, — и стопка туго перевязанных шпагатом пачек росла прямо на глазах.

— Да уж миллион семьсот тысяч, — усмехнулся писарь, обвязывая веревкой очередную пачку сотенных бумажек. — А вообще-то не очень много — всего миллионов пять-шесть будет.

— Нечего сказать — мало! — удивился Иванов. — Да это же целый бюджет!

Громов обошел вокруг стола, взял сотенную бумажку в руки и стал ее пристально рассматривать.

— А не кажется ли вам подозрительным, — обратился он к Стремянному, — что здесь так много совершенно новых, даже неизмятых денег?

— Что ты хочешь сказать, Илья Данилыч? — спросил Иванов и тоже взял одну из новеньких ассигнаций. — Думаешь, деньги фальшивые?

— Возможно.

— Думаешь, нарочно их сюда подбросили?

— Это надо проверить, — ответил Громов.

— Гм… — Иванов взял в руки несколько ассигнаций и, склонив голову набок, будто любуясь, стал их рассматривать.

— Что ж, устроим экспертизу, — предложил Стремянной. — Разумеется, так пускать их в обращение не следует.

— Никакой экспертизы не надо, — сказал Иванов. — И так ясно — деньги фальшивые.

— Почему ты так уверен, Сергей Петрович? — повернулся к нему Громов.

— Да уж уверен… Ну-ка, посмотри еще разок, да повнимательнее, и ты сейчас уверишься.

Громов, вытащил из пачки одну ассигнацию и стал пристально ее разглядывать. Он вертел ее и так и этак, смотрел на свет, пробовал плотность бумаги пальцами. По его примеру Стремянной тоже взял одну сотенную, вытащил из кармана другую и стал тщательно сличать обе ассигнации. Так прошло несколько минут.

— Нет, — наконец, сказал Громов. — Ничего не вижу. Деньги как деньги!..

— Ну, а ты, Стремянной, что скажешь?

— Да что сказать? Выдай мне этими деньгами зарплату — возьму без всяких сомнений.

— Эх вы, эксперты!.. Давайте-ка сюда! — Иванов отобрал у них ассигнации и сложил вместе. — Смотрите!.. Видите?.. Номера и серии на них одинаковые!.. На этой бумажке серия ВС 718223 и на другой тоже. Я просмотрел целую пачку новых денег — и все с одним номером…

— Ай да Сергей Петрович! — воскликнул Громов. — Смотри, как просто, а?.. И ведь не догадаешься…

— Что же нам с этими деньгами делать? — озабоченно спросил Стремянной.

— Сжечь, понятно, — сказал Громов, — а несколько кредиток пошлем в Москву для изучения…

— Правильно!.. Капитан! — Стремянной подозвал к себе капитана Соловьева, который в эту минуту складывал плотно увязанные пачки денег в брезентовый мешок. — Проверьте деньги как можно тщательнее. Если есть настоящие, отделите их.

— А у нас это уже сделано, товарищ подполковник, — доложил Соловьев. — Начфин Барабаш с самого начала распорядился новые бумажки пересчитать отдельно. А как прикажете поступить с настоящими деньгами?