Кованый сундук, стр. 25
— А почерк вы могли бы узнать?
— Нет. Я ведь эту записку видела только мельком в руках самого Мейера. Заметив, что я гляжу, он быстро спрятал ее в стол.
— А что вам еще известно о Т-А-87?
— Больше ничего. Этот агент очень хорошо замаскирован…
— Размаскируем! — сказал Воронцов и, пожав руку Стремянному, проводил его до порога комнаты.
Стремянной шагал по снежной улице обратно к штабу и думал:
«А ведь она права. В ящике должно быть второе дно… Но как проникнуть в это потайное нижнее отделение?..»
Теперь он точно вспомнил один давний, казалось бы, совсем незначительный разговор с Соколовым.
Он, Стремянной, предложил заменить громоздкий кованый сундук обычной несгораемой шкатулкой. Соколов решительно отказался.
— Зачем это? — сказал он. — Все у нас в финчасти привыкли к этому сундуку. Вы только посмотрите, какая работа. Искусство, можно сказать! А насчет прочности, уж я за него ручаюсь! Из любого огня цел выйдет. Обратите внимание, какой толщины у него дно. Шлак, товарищ начальник, и отличное железо, чуть ли не в палец толщиной!
В самом деле, дно было какое-то необыкновенно толстое. В нем вполне могло поместиться секретное отделение.
Теперь понятно, почему Соколов так не хотел заменить этот трофейный сундук обыкновенным денежным ящиком… Может быть, он нарочно испортил старый ящик, когда узнал, что захвачен сундук, в котором есть секретное устройство.
Да, но все-таки, как же его открыть?! Может, просто подорвать? Но тогда, само собой, пропадут все материалы…
Он вернулся к себе в штаб и первым делом зашел к Ястребову.
Ястребов, не перебивая, выслушал его.
— Вот что, Стремянной, — сказал он, — надо во что бы то ни стало открыть сундук. Поговори с нашими инженерами. Подумайте, посоветуйтесь. Авось, сладите как-нибудь. Не такие крепости брали.
Глава шестнадцатая. Неожиданная находка
Зеленый дом, который еще недавно принадлежал бургомистру, был виден издалека. Двухэтажный деревянный, но оштукатуренный снаружи, он казался каменным. Высокие, закругленные наверху окна, массивная дубовая дверь, балкон, лепной карниз… Словом, дом был просторный и даже богатый. От калитки в высоком железном заборе вглубь большого сада вела дорожка. Бургомистр любил прогуливаться по ней, вернувшись вечерком из городской управы. Он любил также стоять на верхней ступеньке крыльца, заложив руки за спину. Затем он неторопливо открывал тяжелую дверь, входил в дом, и дверь наглухо закрывалась. Всего в доме было десять комнат — шесть внизу и четыре наверху, не считая кухонь, которых было две, и других подсобных помещений.
Бывший бургомистр свез к себе со всего города все, что только нашлось ценного и что не успел взять Мейер. Поэтому дом несколько напоминал мебельный магазин. В некоторых комнатах стояло по два громоздких кожаных дивана, в других — по нескольку столов красного дерева. Столы были расставлены по углам, скорее для симметрии, чем для удобства. Очевидно, рано или поздно, все это предполагалось перевезти в Германию.
Конечно, когда в доме поселились ребята, многое пришлось перестроить, переделать, переставить. Музейные вещи отправили в музей, несколько письменных столов и диванов увезли в горсовет и другие учреждения, в которых пока не было ничего, кроме стен. Зато в доме появилось много кроватей, шкафиков, тумбочек, которых прежде здесь не было, — одни были перенесены из тех домов, где ребята жили прежде, другие удалось разыскать в покинутых квартирах и в разрушенных домах.
Часть мебели, собранной бургомистром, Клавдия Федоровна решила оставить в детском доме. Ее разместили в столовой, в комнате отдыха, в библиотеке. Получилось очень хорошо, уютно, красиво.
Однако устроиться как следует было не так-то легко.
Вот уже прошло несколько дней с тех пор, как Клавдия Федоровна с ребятами расположилась в доме бургомистра, а работе не видно было конца-края.
Но это была веселая и приятная работа. С шумом, со смехом, со спорами перетаскивали ребята с места на место столы, шкафы и диваны, перебирали посуду на полках, развешивали занавески.
Каждому хотелось придумать что-нибудь такое, чтобы другие удивились и похвалили.
И только двое ребят почти не принимали участия в общей работе. Это были Коля Охотников и Витя Нестеренко.
В это утро Коля и Витя поднялись еще затемно. Тихо ступая, чтобы никого не разбудить, прошли в столовую и сели за стол. Они старались спорить негромко, но оба все больше и больше горячились.
— Нет, — говорил Витя, слегка заикаясь от волнения. — Н-нет, н-никуда я б больше не пойду. Достаточно позавчерашней истории… Ты что, в самом деле, хочешь, чтобы нас выгнали?
— Никто нас не выгонит, — сердито отвечал Коля. — Это она просто так говорит. Не за что нас выгонять. Ничего мы такого не сделали.
В глубине же души Коля сам считал себя виноватым. Ребята уже знали, что Курт Мейер успел застрелиться. И больше всего Колю мучило то, что он не догадался кликнуть патруль. Подумать только, — если бы ему пришло в голову послать Витьку вниз, в город, — они бы взяли Курта Мейера живьем. Он не успел бы застрелиться, другими словами — не ушел бы от расплаты и не унес с собой денные сведения, какие от него можно было получить.
Всю ночь Коля ворочался с боку на бок, мысленно споря с Клавдией Федоровной, представляя себе, как бы они принесли в комендатуру раненого Курта Мейера, если бы все было сделано, как надо, и он бы не застрелился. К утру в голове у него созрел новый план. Они с Витькой в полной тайне будут продолжать поиски и докажут… Что докажут — он не договаривал даже себе. Но, кажется, больше всего ему хотелось доказать, что они вовсе не дети, могут довести начатое до конца и при этом поступать продуманно, толково, по-мужски. В городе еще немало закоулков. Даже здесь, рядом…
Конечно, все это рискованно. Но если они найдут картины, то никто не скажет им ни слова. Больше того — и вчерашнее забудется…
Предстоящий поход он решил назвать «операция КВ». Название это получилось от соединения начальных букв двух имен «Коля — Виктор». Правда, правильнее было бы сказать «НВ», но в спешке Коля как-то упустил из виду, что по-настоящему его зовут Николай.
После того как операция получила собственное название, ему стало даже весело, вчерашнее показалось пустяками и ужасно захотелось поскорее все начать. Улизнуть незаметно из дома и — айда!..
И вдруг все планы рушатся… Да еще из-за чего? Из-за рассудительного, скучного, благоразумного Витьки! Из-за его лени и трусости!
Коля просто задыхался от злости. Он бранился, спорил, убеждал, уговаривал, но все было напрасно. Витька упрямо стоял на своем:
— Сказал, что не пойду, и не пойду!
Кончилось тем, что Коля крикнул:
— Ну и оставайся! — накинул на плечи ватник и, хлопнув дверью, выбежал во двор.
Витя минут десять молча сидел за столом. Пока они с Колей спорили, за окном уже совсем рассвело. Ночной сумрак понемногу растворился в солнечном морозном сиянии.
А дом между тем просыпался. За стеной смеялись девочки. В сенях плескалась вода. Кто-то, топоча ногами, пробежал по коридору.
«До завтрака еще добрых полчаса, а то и час, — подумал Витя. — Пойти, что ли, посмотреть — может, он не ушел? Все-таки одному идти на такое дело страшно…»
Он надел свое пальтишко и вышел на крыльцо.
Утро было тихое, безветренное. На перилах крыльца лежала полоска снега, такого нежного, пушистого, легкого, что хотелось его потрогать и было жалко.
Витя медленно спустился по заснеженным ступеням. Под ногами похрустывало. Дышалось как-то удивительно глубоко и спокойно.
Пройдя несколько шагов, Витя остановился, близоруко оглядываясь. Где же Колька? Неужели все-таки ушел? Он успел заметить, как в приоткрытую дверь высунулась голова Маи и тут же исчезла.
И вдруг он услышал откуда-то из-за погреба голос товарища:
— Витька, а Витька!.. Иди-ка сюда!..
Голос был несердитый, в нем слышались только нетерпение и озабоченность.