Господин Малоссен, стр. 20

– Я могу найти другой источник финансирования…

– Который давал бы тебе полную свободу? И не ищи. Любой потребует участия в прибыли и свою долю славы, разумеется. Ты знаешь их всех, как меня, и ты всю жизнь старалась их избегать: спонсоры, банкиры, телевизионщики и издатели, они потянут одеяло на себя, и ты останешься с голыми пятками. Старый Иов доверил тебе память, которую они присвоят себе.

– А если меня профинансирует сам старый Иов?

– Фонд? Я думал об этом: слишком дорого. Старик уже лет двадцать как прикрыл лавочку; сын и внук, сама знаешь, сделали ручкой. Он плюнул на свои лаборатории и сбыл их с рук, за гроши все распродал, немало удивив всех таким безразличием. Сейчас сам еле концы с концами сводит. Только парижский офис и оставил.

– Министерство культуры?

– Где ты видела министерства? Одни министры кругом. Хочешь попасть в лапы министра? И надолго?

Сюзанна, улыбаясь, покачала головой.

– Словом, остался один ты.

– Нет, мои деньги. Еще раз повторяю, я здесь ни при чем.

Он резко поднялся.

– Слушай, Сюзанна, если какой-нибудь проныра-журналист спросит, не я ли король всех пройдох в нашем краю, я отвечу «да», даже если это не так, только затем, чтобы сохранить легенду о великом надувателе; но если кто-нибудь станет вгонять мне иглы под ногти, чтобы я признался, что финансирую «Зебру», одну из первых фильмотек в мире, я скажу «нет», даже если это правда…

– Порыв души?

– Порыв юнца, которым бы я остался, если бы ты не бросила поводья.

Он бил издалека, за тридцать лет отсюда. Удар обрушился с огромной силой и должен был причинить страшную боль. Но Сюзанна подняла свой ясный взгляд, такой ясный…

– Поводья не по мне.

Голова Короля поникла на сдувшейся груди. Опять повеяло мертвечиной. Из-под благоухающих доспехов сочились прескверные испарения.

– Знаю, – прошептал он. – Ты всегда уважала мою личную свободу, знаю…

Он совсем обессилел. Он попытался поднять отяжелевшие руки, но они упали, как плети, хлестнув по ногам.

– Я просто пришел к тебе, по собственной воле. Сюзанна не спускала с него глаз.

– Значит, безвозмездно?

– Да.

Но она почувствовала какое-то сомнение в его голосе. Она выждала нужное время, и он в самом деле добавил:

– Только вот…

Она прервала его на полуслове:

– Ты хотел бы присутствовать на показе старого Иова, так? – И продолжала, не дав ему даже подтвердить: – Нельзя.

Это было сказано извиняющимся тоном.

– И дело не только во мне. Остальные сразу сбегут, как только тебя заметят, сам знаешь. Но они-то получили благословение старого Иова.

– А ты меня спрячешь! Засунешь куда-нибудь на антресоли, за колонну на балконе!

Он цеплялся, как мог:

– Я хочу увидеть это, Сюзанна. Все равно как: хоть стоя на коленях, как провинившийся школьник, со словарем на голове… мне нужно увидеть этот фильм!

Внезапно ужас промелькнул в его глазах; он опять протянул вперед руки, показывая широту своей души.

– Только не думай, пожалуйста, что я ставлю категорическое условие! Субсидия «Зебры» тебе обеспечена. Даже если ты не допустишь меня на просмотр, ты ее получишь! Речь не о том… этот показ, Сюзанна… для меня это…

Он не успел объяснить нам, что значит для него Уникальный Фильм старого Иова, так как в этот момент в дверь ворвался багровый Жереми, за которым мчался на всех парах Клеман.

– Сюзанна, какой-то придурок припарковал шикарную тачку на тротуаре, прямо перед «Зеброй», кажется «роллс», нам теперь не разгрузиться!

Король Живых Мертвецов тяжело повернулся, и его побрякушки блеснули золотой чешуей.

– Это я – тот придурок, малец, что до «роллса», так это «бентли».

Жереми растянулся в широкой улыбке «мальца».

– О, извините! В машинах-то я не очень, не признал.

Потом, не менее оживленно, кинулся ко мне:

– Ты должен присутствовать на репетиции завтра днем, Бенжамен, будет маленький сюрприз для тебя! Приходи к пяти часам, хорошо? Только не раньше! Ровно в пять!

И наконец обратился к Клеману, загипнотизированному присутствием Короля:

– Ну же, Судейское Семя, чего встал, идем разгружаться…

Уже с лестницы до нас донесся голос Клемана, когда они вдвоем шумно выкатывались на улицу:

– Да ты хоть знаешь, кто это был?

И задира Жереми в ответ:

– Мне-то что, меня только театр интересует! Потом все стихло. Молчание прервал Король, заметив в некотором замешательстве:

– Ну и темперамент у сорванца, просто ураган. И, обращаясь к нам с Жюли:

– Это ваш сын? Вот кому узда не помешает, – продолжил он, не дожидаясь ответа.

Бросает усталый взгляд на Сюзанну.

– Будут уважать его свободу или нет..

Молчание.

Король заметно отяжелел. Он закисал в своем невообразимом мертвецком маринаде. Из-под брюк у него выглядывали щиколотки, красные и худые, обтянутые мягкой кожей мокасин.

– Что ж, надо бы пойти переставить мою шикарную тачку.

После шумного вторжения дверь в квартиру оставалась открытой.

Король смотрел на нас троих так, будто начинал просыпаться. Наморщил лоб.

– Ну, так… до встречи.

Он чуть покачивался, отступая: большой подросток, уходящий с вечеринки, на которую его не приглашали.

Сюзанна проводила его до лестничной площадки.

Задержавшись в дверях, он, едва обернувшись, спросил:

– Сюзанна, ты позовешь меня? Ты подашь мне знак?

– Ну конечно, не волнуйся. Я тебя позову.

V. ОПЯТЬ ЭПИЛЕПСИЯ

14

Кстати, наш выдающийся «постановщик в пространстве» Жереми Малоссен, приглашая меня на свою репетицию, делал мне честь, и немаленькую. А честь нужно чтить, к тому же это каждому доставляет удовольствие. Поэтому я и отправился к Будьюфу, доброму гению всех местных щеголей, чтобы взять на прокат смокинг.

– У тебя свадьба, брат мой Бен?

– Нет, чествование.

В конце концов, разве не являлся тот, кого приглашал Жереми, своего рода демиургом? Объектом и субъектом повествования? Тем, без кого ничего не могло быть вообще? А равно не могло быть написано? А равно и поставлено? Малоссен – миф и человек!

И потом, я задумал удивить этого дурачка. Он ведь ни разу в жизни меня при галстуке не видел, а тут я являюсь при всем параде, как жених на свадебном торте!

Я веселился от души.

И, прежде всего, меня радовало твое скорое появление.

Счастье всегда спешит устраивать праздники, это – его право. Мы счастливы, да; делайте, как мы, радуйтесь сейчас, не дожидаясь поводов для шуток!

– Насчет обувки, брат мой Бен, как тебе вот эти лаковые?

– Спасибо, у меня уже есть подходящие.

В смокинге и начищенных штиблетах, под руку с Жюли, я явился в «Зебру» точно в назначенный час.

Впрочем, не совсем точно, на что мне и указал бесстрашный вышибала (тридцать кило в мокрой шинели):

– Шеф сказал, в пять часов, мсье, вы пришли на шесть минут раньше.

Нурдин демонстративно постучал по циферблату часов, слишком больших для его куриной лапки.

– Шесть минут – какая важность!

– Сожалею, мсье, у нас распоряжение, – возразил второй, деловито скрестив руки на груди и рассматривая нас сквозь свои розовые очки.

(Сегодня – и тебе подтвердит это любой полководец – вести переговоры значит давать войне время делать Историю.)

– Послушайте, – заявил я, – я не последний человек в этом заведении, так что у вас могут быть неприятности, если вы сейчас же не впустите меня и мою спутницу, которая, надо вам сказать, находится, между прочим, в интересном положении и…

– Шесть минут, мсье, – не унимался Нурдин, – ничего не можем поделать.

– Сожалею, сударыня, – подтвердил Малыш.

– Ну а с этим, – спросил я, повертев перед носом Нурдина десятифранковой монетой, – шесть минут во сколько уложатся?