Поведение — двойка, стр. 31
— Очень просто, — сказал отец, — этот человек учитель.
Но Андреас рассмеялся:
— Он? Да ты что, папа!
— Ну ладно, раз ты лучше знаешь, одевайся и иди за молоком.
— Я сейчас тебе объясню, почему он не учитель.
— А я сейчас уложу тебя спать. И сам пойду за молоком. Ты просто не хочешь слушаться, Андреас! Еще одна попытка — и отправишься в постель.
Когда отец переходил на такой тон, Андреас всегда обижался. Он отвернулся и пошел искать свои шорты, которые валялись где-то в саду. А найдя их, стал надевать — но не сразу на обе ноги, а медленно, по принуждению. Потом взял у отца деньги, взял бидон и не спеша пошел к калитке.
Но, шагая по переулку Майских Жуков, он снова встретился с летом, которое спугнул отец. И тут он побежал.
Подходя к магазину, он увидел, как по шоссе проехали четыре самосвала, груженные камнем. Они увозили обломки взорванного бункера, который раньше стоял за поселком. Они катили на большой скорости мимо Вайнахтсберга, мимо Обезьяньей лужайки, мимо трамвайной остановки.
Андреас подумал об отце, который во время войны провел в этом бункере много ночей. Он был тогда еще мальчишкой, вроде Андреаса… А если бы отец погиб от бомбы? Тогда бы и Андреаса не было. Он вообще бы никогда не родился… Поразительная мысль!
Он быстро все купил. Бегом побежал домой и, увидев отца, крикнул:
— Ты все еще счастлив, папа?
— Да.
— Тогда я тебе сейчас скажу, почему он никакой не учитель.
Отец отставил бидон. Потом он обнял Андреаса за плечи и поглядел ему в глаза.
— Ну?
— Потому что он шутит.
— Фрау Линден тоже шутит. Ты мне сам рассказывал.
— Но только не так, папа.
XV. Плюшки на перекрестке
В игровой комнате летнего лагеря ребята сегодня просто убивали время. Андреас, Райнер Шнек и еще несколько мальчишек постарше сидели вокруг стола и громко считали марки в альбоме Амброзиуса Поммера. Это было довольно бессмысленное занятие. Но все принимали в нем участие.
— Триста сорок один, триста сорок два, триста сорок три, триста сорок четыре — следующая страница… — Амброзиус Поммер перевернул страницу.
— Жулишь! — Райнер Шнек мило улыбнулся. — Было только триста сорок два!
— Триста сорок четыре, — повторил Амброзиус Поммер.
— Триста сорок пять, — продолжал считать Дитер Хамер. Он считал лучше всех в своем четвертом «А».
Андреас обрадовался, что дело застопорилось. Он перелистнул несколько страниц назад и сказал:
— Все вы спутали. Было двести сорок один.
— Не лезь в альбом своими грязными ручищами! — разозлился Амброзиус Поммер. — Ты мне все зубчики оборвешь, болван! Так, значит, триста сорок два.
— Двести сорок два, — поправил Райнер Шнек. Вид у него был очень серьезный.
— Сто сорок один, — проржал Андреас, скорчив противную рожу.
— Скотина ты, вот что! Скотина! — заорал Амброзиус Поммер.
— Вы считать не умеете, а я виноват! Привет! — Андреас встал из-за стола и с ржанием пошел к двери.
— Отваливай! Катись! — крикнул ему вслед Амброзиус Поммер.
— А все из зависти, — сказал Дитер Хамер. — Потому что у самого ничего нет.
— Он всегда все испортит, — заявил Райнер Шнек. — Советую начать сначала.
И они начали сначала.
Андреас пошел на кухню и спросил фрау Глум:
— Можно, я схожу за плюшками?
У фрау Глум был озабоченный вид. Она думала сейчас не о плюшках, а о чем-то совсем другом, наверное очень важном. Она даже не сразу ответила Андреасу. Наконец, удивленно взглянув на него, она вздохнула и переспросила:
— За плюшками? — Но потом все-таки дала ему продовольственную сетку, квитанцию и сказала: — Тридцать шесть штук.
— Мы сегодня куда-нибудь поедем? — спросил Андреас.
— Сперва мы пообедаем. Ты только отдай им в булочной квитанцию. Повтори, сколько плюшек.
— У меня голова не дырявая.
— Не дерзи, а то пошлю другого.
Андреас прошел через школьный двор к сараю с велосипедами. Он еще слышал, как Райнер Шнек крикнул ему вдогонку:
— Вдвоем понесем — мне тоже разрешили!
— Еще чего!
— Фрау Глум сказала — вдвоем!
— Поезжай, если хочешь, только нести буду я!
Они сели на велосипеды и покатили со школьного двора на Обезьянью лужайку, а с нее — на шоссе. Пристроившись позади машин, они полетели к трамвайной остановке, а потом от перекрестка направо — по Деревенской улице в булочную-кондитерскую. Здесь они, пересчитав плюшки, сложили их в сумку и поехали тем же путем назад. Только у перекрестка им пришлось задержаться на Деревенской улице: перед ним был вывешен знак «Стоп!»
Правда, они остановились бы и без знака, потому что в цепи машин, двигавшейся по шоссе, не было пока что просвета.
Этому перекрестку уже лет двести, что заметно по его мостовой и узеньким тротуарам. Только на углах его блестит на солнце новая металлическая ограда.
Король, во времена которого тут строили улицы, вряд ли когда-нибудь проезжал по этому перекрестку. Его войска маршировали по более широким дорогам. А здесь раньше маршировали только куры. Да еще стада гусей шли в наступление друг на друга. Здесь цвела ромашка, а у стен домов возвышались мальвы. Повсюду валялись перья, скрипели телеги. Кучера в заплатанных куртках сидели на облучке барских карет.
Когда Берлин стал больше, перекресток вымостили булыжником. Здесь появились небольшие домишки, в которых сдавались комнаты приезжим, — они и сейчас еще стоят на всех четырех углах.
И на каждом углу высокое крыльцо ведет к двери. На одном углу — мужская и дамская парикмахерская «Шик», на другом — приемный пункт прачечной «Белоснежная лилия», на третьем — контора сельхозкооператива «Светлое будущее» с лозунгом над дверью: «Наша цель — механизированный коровник», на четвертом — магазинчик «Москательные товары», в котором можно купить и жевательную резинку, и игрушечный домик, и бенгальские огни.
Раньше на Деревенской улице ничего такого особенного не происходило — велосипеды, трактора да несколько местных машин. Движение выросло и окрепло, с тех пор как на Ромерберге стали прокладывать автостраду. Теперь здесь каждый день проезжала колонна самосвалов. Она проделывала как раз тот же самый путь, который Андреас проделал за плюшками: мимо Обезьяньей лужайки до «Белоснежной лилии», потом направо за угол и по Деревенской улице до строительного участка. Сбросив тут камни, самосвалы возвращались обратно. И так рейс за рейсом.
Так вот, Андреас и Райнер Шнек остановились возле парикмахерской «Шик» и стали глядеть на перекресток. Они ждали какого-нибудь просвета между машинами, чтобы влиться в движение и покатить по шоссе в сторону Обезьяньей лужайки. Андреас слышал за спиной шум мотора. Он увидел в зеркало, как за ним затормозил самосвал.
— Эй ты, блоха! — крикнул водитель самосвала. — Да поскачешь ли ты когда-нибудь? А то мы тут простоим до Нового года!
— Спокойствие! — крикнул ему в ответ Андреас, не отрывая взгляда от зеркала, и нажал на педали.
Он крутанул раза три и вытянул левую руку. Но тут вдруг руль у него завихлял, потому что на нем висела авоська с плюшками, и новенький велосипед принялся выписывать зигзаги.
Райнер Шнек, ехавший позади Андреаса, очень удивлялся. У Андреаса на велосипеде было все еще взрослое седло, для него слишком высокое. Ему приходилось жать на педали стоя — мельница так и работала… На руле — сетка с тридцатью шестью плюшками, и одной рукой рулит! Райнер Шнек нажал посильнее — он решил перегнать Андреаса. Он глядел на машины, летевшие по шоссе в сторону Обезьяньей лужайки, и не заметил, как зацепился за сетку с плюшками. Сетка порвалась. Андреас потерял равновесие и полетел вместе со своим велосипедом прямо на Райнера.
— Ты что, ослеп? — крикнул Райнер Шнек.
— Сам ты ослеп! Рулить не умеешь, пентюх!
Они прилагали все усилия, чтобы поскорее разъехаться, потому что сзади приближались машины.
— Да отцепи ты сетку! — командовал Андреас. — Все плюшки вывалятся!