Королева Марго (др. перевод), стр. 125
– О, наконец-то! – воскликнула Маргарита. – С каким нетерпением я ждала тебя! Ну! Какие новости?
– Плохие, плохие, милая подруга. Екатерина сама руководит следствием; она и сейчас в Венсенском замке.
– А Рене?
– Арестован.
– Прежде чем ты успела с ним поговорить?
– Да.
– А наши узники?
– О них я кое-что узнала.
– От тюремщика?
– Как всегда.
– И что же?
– Каждый день они говорят друг с другом. Позавчера их обыскали. Ла Моль разбил твой портрет, чтобы его не отдавать.
– Милый Ла Моль!
– Аннибал насмехался над инквизиторами прямо им в лицо.
– Какой хороший Аннибал! Дальше?
– Сегодня их допрашивали о бегстве короля, о планах восстания в Наварре, но они не сказали ничего.
– О, я знала, что они будут молчать; но и молчание, и признание их губит одинаково.
– Да, но мы их спасем.
– Ты что-нибудь сделала для нашего предприятия?
– Со вчерашнего дня я только этим и занималась.
– И что же?
– Сейчас я заключила сделку с Болье. Ах, милая королева, что это за несговорчивый человек и какой скряга! Дело будет стоить жизни одному человеку и триста тысяч экю.
– Ты говоришь – несговорчивый и скряга… А он требует одной человеческой жизни и триста тысяч экю… Да это даром!
– Даром?.. Триста тысяч экю? Да все твои и мои драгоценности этого не стоят.
– О! За этим дело не станет. Заплатит король Наваррский, заплатит герцог Алансонский, заплатит брат мой Карл или разве…
– Брось! Ты рассуждаешь как безумная. Эти триста тысяч у меня есть.
– У тебя?
– Да, у меня.
– Откуда же ты их достала?
– Вот достала!
– Это тайна?
– Для всех, кроме тебя.
– О боже мой! Не украла же ты их? – спросила Маргарита, улыбаясь сквозь слезы.
– Сейчас увидишь.
– Посмотрим.
– Помнишь ты этого противного Нантуйе?
– Богача, ростовщика?
– Да, если хочешь.
– Дальше?
– Дальше то, что в один прекрасный день Нантуйе увидел одну даму, блондинку с зелеными глазами, в прическе, украшенной тремя рубинами – один на лбу, два у висков, что очень шло даме; не зная, что дама – герцогиня, этот ростовщик воскликнул: «За право поцеловать туда, где горят эти три рубина, я выращу на их месте три алмаза по сто тысяч экю каждый».
– Дальше, Анриетта.
– Дальше, дорогая, алмазы выросли и… проданы!
– Ах! Анриетта! Анриетта! – пожурила Маргарита.
– Вот еще! – воскликнула герцогиня с наивным и в то же время величественным бесстыдством, характерным для женщин той эпохи. – Вот еще! Я же люблю Аннибала!
– Это верно, ты его любишь очень, и даже чересчур! – ответила Маргарита, улыбаясь и краснея, но все-таки пожала ей руку.
– И вот, – продолжала Анриетта, – благодаря нашим трем алмазам у нас есть триста тысяч экю и нужный человек.
– Человек? Какой человек?
– Ну, которого должны убить: ты забыла, что надо убить человека?
– И ты нашла такого человека?
– Конечно.
– За эту цену? – усмехнувшись, спросила Маргарита.
– За эту цену?! Да за такие деньги я нашла бы тысячу! – ответила Анриетта. – Нет, нет, всего за пятьсот экю.
– И ты отыскала человека, который согласился за пятьсот экю, чтобы его убили?
– Что поделаешь? Жить надо!
– Милый друг, я перестаю тебя понимать; наше положение не из таких, чтобы терять время на разгадки твоих загадок. Говори яснее.
– Так слушай: тюремщик, которому поручен надзор за Ла Молем и Коконнасом, – бывший солдат и знает толк в ранах; он согласен помочь нам спасти наших друзей, но не хочет терять место. Умело нанесенный удар кинжалом устроит это дело; его вознаградим мы, да и государство выплатит ему вознаграждение за увечье. Таким образом этот милый человек загребет деньги обеими руками.
– Все это хорошо, – сказала Маргарита, – но ведь удар кинжалом…
– Не беспокойся! Аннибал сумеет это сделать.
– Верно, на него можно положиться! – смеясь, ответила Маргарита. – Он нанес Ла Молю три удара и шпагой, и кинжалом, а Ла Моль не умер!
– Злая! Пожалуй, ты не стоишь того, чтобы тебе рассказывать.
– О нет, нет! Молю тебя, расскажи, что дальше. Как же мы их спасем?
– Вот как: единственное место, куда могут проникнуть женщины – не тамошние узницы, – это часовня в замке. Нас прячут в алтаре; под покровом престола они находят два кинжала; дверь в ризницу заранее будет отперта. Коконнас ударяет кинжалом своего тюремщика, тот падает и притворяется мертвым; мы выбегаем, набрасываем каждому из наших друзей плащ на плечи, бежим вместе с ними в дверь ризницы, а так как пароль будет нам известен, то беспрепятственно выходим.
– А потом что?
– У ворот их ждут две лошади; они вскакивают на лошадей, переезжают границу Иль-де-Франса и попадают в Лотарингию, откуда время от времени будут приезжать сюда инкогнито.
– О, ты вернула меня к жизни! – сказала Маргарита. – Значит, мы их спасем!
– Почти ручаюсь.
– А скоро?
– Дня через три-четыре. Болье предупредит нас.
– Но если тебя узнает кто-нибудь в окрестностях Венсена, это ведь может повредить нашему проекту?
– А как меня узнать? Я выхожу из дому в одеянии монахини, под покрывалом; и благодаря этому меня не узнаешь, даже столкнувшись нос к носу.
– Чем больше предосторожностей, тем надежней.
– Знаю. «Дьявольщина»! – как сказал бы бедный Аннибал.
– А что король Наваррский, ты справлялась?
– Разумеется, справлялась.
– И что же?
– По-видимому, он еще никогда не бывал так доволен, – поет, смеется, ест с удовольствием и просит только об одном: чтобы его получше стерегли!
– Правильно! А что моя мать?
– Я уже сказала: всеми силами торопит судопроизводство.
– Относительно нас она ничего не подозревает?
– Как она может что-нибудь подозревать? Тем, кто участвует в нашей тайне, самим необходимо соблюдать ее. Ах да! Как я узнала, она велела передать судьям города Парижа, чтобы они были наготове.
– Давай действовать быстрее, Анриетта. Если наших бедных узников переведут в другую тюрьму, придется все начинать сначала.
– Не беспокойся, я сама не меньше тебя стремлюсь увидеть их подальше от тюрьмы.
– О, это я знаю! Спасибо, сто раз спасибо за то, что ты сделала для их спасения!
– Прощай, Маргарита! Иду опять в поход.
– А Болье надежен?
– Думаю.
– А тюремщик?
– Он обещал.
– А лошади?
– Будут лучшие из всей конюшни герцога Невэрского.
– Люблю тебя, Анриетта!
И Маргарита кинулась на шею своей подруге, после чего они расстались, пообещав друг другу встречаться каждый день в том же месте и в то же время.
Вот два очаровательных и преданных создания, которых пьемонтец справедливо называл «незримыми щитами».
VII. Судьи
Когда приятели встретились после первого допроса о восковой фигурке, Коконнас сказал Ла Молю:
– Ну, дорогой друг, по-моему, все идет прекрасно, и в ближайшее время сами судьи откажутся от нас, а это совсем не то, что отказ врачей: врач тогда отказывается от больного, когда уже нет надежды его спасти; если же судья отказывается от обвиняемого – это значит, что у судьи нет надежды отрубить ему голову.
– Да, – ответил Ла Моль, – мне даже думается, что эта учтивость и обходительность тюремщиков, эти сговорчивые двери наших камер – все дело преданных нам подруг; по крайней мере, я просто не узнаю Болье – судя по тому, что я о нем слышал.
– Нет, я-то его очень узнаю, – ответил Коконнас, – но только это стоило дорого; да о чем тут говорить: одна – принцесса, другая – королева; обе богаты, а лучшего случая употребить на благо свои деньги у них не будет. Теперь вкратце повторим наше задание: нас отводят в часовню, оставляют там под охраной нашего тюремщика; в условленном месте мы находим кинжалы, я протыкаю живот тюремщику…
– О нет, нет, только не в живот, так ты его лишишь пятисот экю; бей в руку.