Тайфун над Майами, стр. 36

— Мне жаль, если наше знакомство на этом закончится, Торо. Возможно, мы когда-нибудь встретимся и тогда, обещаю, мы вместе потопчем ваших змей!

— Я был бы просто счастлив, Matador.

Болан спустился с мостика и заглянул в кубрик, чтобы попрощаться с кубинцами. Эту команду он никогда не забудет. Мак наложил на плечо новую повязку, выпил вторую кружку рома и снова поднялся к Торо, стоявшему на мостике у руля. Они держались рядом, не оглядываясь, прижавшись плечом к плечу, купаясь в атмосфере обоюдной душевной широты и щедрости…

Торпедный катер максимально близко подошел к пляжу. Болан и Торо по-прежнему молчали. Наконец, Торо схватил приятеля за руку и крепко пожал.

— Adios, El Matador.

— Adios, — прошептал Болан.

Больше не говоря ни слова, он перевалился через борт катера и с головой ушел в воду, унося с собой незабываемые воспоминания о своих новых друзьях и соратниках.

Спустя десять минут Болан добрался до берега и, стоя на коленях по пояс в воде, с трудом переводил дух. Отдышавшись, он огляделся и с удивлением отметил, что попал на пляж к нудистам: хипующая молодежь обоего пола купалась нагишом, причем их вполне устраивала даже такая отвратительная погода. Одна из девушек, обладательница прекрасных соломенного цвета кос, воскликнула, узнав в Болане попутчика из самолета:

— Невероятно! Этот парень добирается сюда по земле, по воздуху и по морю!

Мака тут же окружила толпа любопытных. Далеко за их спинами небо светлело — мощные прожектора освещали стадион. И, несмотря на шум ветра и волн, даже на пляже слышались звуки рок-музыки. Фестиваль шел своим чередом.

Болан с трудом поднялся на ноги, неловко прижимая к груди раненую руку. Он сделал шаг вперед и едва не упал. Тогда из группы купальщиков вышел парень с роскошной черной бородой. Он шагнул навстречу Болану, подставил ему плечо и негромко произнес:

— Держись, старик, мы тебя одного не оставим…

Глава 19

Джон Хэннон был совершенно уверен, что до конца своих дней так и не узнает всего, что произошло в тот незабываемый для полиции Майами день. Хотя кое-что ему все же стало известно. Съезд мафии в Майами оказался сорван, в морге графства негде было яблоку упасть, а в клинике под отделение, предназначенное для лечения сотрудников полиции, пришлось отдать два этажа. Раненым и тем, кто вышел сухим из воды, не грозили долгие тюремные сроки. Но их ожидали другие, не менее серьезные неприятности. Хэннон подумал, что скорее пляж в Майами скроется под толстым слоем снега, чем синдикат снова сунет сюда свой нос. Капитану не повезло: он даже мельком не видел Болана, но в природе есть кое-какие вещи, встречу с которыми любой полицейский охотно откладывает до самого выхода на пенсию. Хэннону будет о чем вспомнить. В глубине души он был доволен тем, как повернулись события, и не важно, была при этом бойня или нет. Однако в этот момент начальник команды «Дейд» еще не знал доклада береговой охраны относительно «Мерри Дрю».

В этом любопытном документе капитан сторожевика «Освего Бэй» указывал, что он пришел на помощь яхте «Мерри Дрю», найденной им в крайне бедственном состоянии: судно горело и не слушалось руля. Офицеры сторожевика объяснили, что причиной воспламенения судна мог стать удар молнии, угодившей прямо в ящик с шутихами для фейерверка, который готовился для развлечения пассажиров. Они либо не смогли, либо не захотели дать объяснения повреждениям, нанесенным взрывами и пулями, как, впрочем, и тому факту, что в каютах судна находилось более сорока человек с огнестрельными ранениями.

В другом докладе капитан сторожевика «Джарвис» сообщил, что преследовал группу кубинских «рыбаков», вышедших в море на старом переоборудованном торпедном катере. Он настиг их в самый разгар тропической бури, обрушившейся на Флориду, и отбуксировал в бухту Бискейн Бэй. В докладе с «Джарвиса» отмечалось, что офицеры подозревают о существовании какой-то связи между пожаром на «Мерри Дрю» и торпедным катером. В любом случае, к капитану катера можно предъявить иск за несоблюдение международной конвенции о помощи судам, терпящим бедствие, хотя тут же следовала приписка, что старый торпедный катер находился в более сложном положении, чем «Мерри Дрю», по причине сильного волнения и относительной неопытности его экипажа.

* * *

Война в Майами закончилась, и на Мака Болана обрушилась непередаваемое ощущение пустоты и неудовлетворенности. Он рассчитывал на стремительную, неотразимую атаку, во время которой разил бы противника направо и налево в его же логове, но его планы с треском провалились. Лишь спустя некоторое время он оценит масштабы потерь, которые понес противник. А пока глубоко в душе он скорбел по храброй кубинке, вспоминал о горячей дружбе, родившейся и окрепшей в течение двух безумных дней, и мысли об этом согревали его сердце и не давали пасть духом.

Мак внимательно изучил содержимое папки, врученной ему представителем федеральной администрации. Некоторые документы были запаяны в пластик: паспорт с фотографией Болана, кредитные карточки, банковские рекомендательные письма и другие бумаги, удостоверяющие личность. Кроме того, в папке находились кое-какие документы — уже без пластиковой упаковки — вскрывающие некоторые аспекты деятельности мафии за рубежом. В них подробно описывались каналы поступления контрабанды из разных стран, перечислялись нумерованные банковские счета в Швейцарии, описывались махинации с профсоюзами в Великобритании…

Болан улыбнулся, когда до него дошел смысл папки и ее содержимого. Палача хотели экспортировать в Европу!

Хорошенькая блондинка, одетая в одни лишь замшевые джинсы, обрабатывала его рану, время от времени бросая на Болана томные взгляды, полные восхищения и почтительности. Буря стихала, но обитатели большой палатки по-прежнему горестно жаловались на непогоду, срывающую фестивальные празднества. Болан попал в самое странное гетто в мире и воспринял это как должное: сей факт совершенно естественно вписался в канву необычайного дня — дня завершения войны в Майами.

Блондинка закончила перевязку и, прижавшись к Болану высокой пышной грудью, поцеловала его в подбородок.

— А ты клевый парень, — сказала она.

Болан усмехнулся и слегка оттолкнул ее. Он коснулся пальцами символа мира, висевшего у девушки между грудей на цепочке.

— Вы носите знак мира, я — знак войны. Я не должен вам нравится.

Она пожала плечами.

— Да, я знаю. Однако иногда бывает так, что граница между войной и миром стирается. Временами я сама становлюсь как бешеная.

Болан иронично поднял бровь.

— Неужели?

— Не смейтесь. Если бы вы видели меня прошлым месяцем в Вашингтоне…

Девушка снова прижалась упругой грудью к торсу Болана и томно повисла на его шее.

— Но в жизни есть не только война и мир…

В следующее мгновение она подскочила, как ужаленная.

— О! Класс! Только что мне пришла в голову обалденная идея насчет новой песни протеста.

Болан улыбнулся краешками губ и закрыл глаза. Дух протеста царил повсюду. Он бы с удовольствием прогнал этот дух прочь вместе с его песнями и маршами. Мак подумал о Маргарите, о ее мыслях и ее поступках. Кто прав — такие, как Маргарита, хиппи или палачи? Болан не знал ответа на этот вопрос. Его пальцы коснулись папки и задержались на ней. Мак задумался. А может, Палачу действительно следует попутешествовать? Возможно, в Европе ему удастся «сунуть палку в осиное гнездо»?

Блондинка нашептывала на ухо Болану всякие приятные слова, звонко смеялась и прижималась к нему молодым сильным телом. Погруженный в свои мысли, он рассеянно погладил ее по спине и пододвинулся, уступая ей место в спальнике. Не долго думая, она забралась к нему, нисколько не заботясь о том, что у нее грязные ноги.

За стенкой палатки сидел смешной парень с прической, как у зулуса, и лениво пощипывал струны гитары, напевая песню о несправедливости, царящей в мире. Болан расслабился и попытался забыть про грязные ноги девчонки. Этот день оказался невероятным с самого начала и до конца…