Разгром в Сент-Луисе, стр. 7

Глава 4

Тони выскочила из дымящегося осиного гнезда в одном только бикини. Вес этого одеяния равнялся приблизительно одной унции, что составляет 28,3 грамма, а общая площадь и, стало быть, способность хоть что-то прикрыть, приближалась практически к нулю. К счастью, у Болана в его взятом напрокат автомобиле нашлась смена одежды — рубаха и свободные штаны армейского образца, которые он галантно предложил мужественной девице.

На армейские штаны Тони лишь фыркнула — уж слишком они были велики для ее фигурки — рубашку же приняла и надела, выказывая колебания, сомнения и прочие явные признаки недовольства. И совершенно напрасно — ибо рубаха смотрелась на ней короткой ночной сорочкой и прекрасно подчеркивала все скрываемые под ней прелести.

В то время, как Болан, удовлетворенный тем, что Арти Джиамба пока еще не собирается покинуть этот мир, вел телефонные переговоры с представителями закона, Тони перебралась на переднее сиденье.

Закончив разговор, Болан сел за баранку, и они покатили дальше. Суровый воин, не отрываясь, глядел на дорогу, так что в конце концов Тони не выдержала и забрюзжала:

— Я понимаю — я в таком виде, на меня и глянуть страшно...

О, женское лукавство!

— Не в этом дело, — серьезно ответил Болан. — У меня и без того хлопот хватает, а тут еще приходится разъезжать по городу с обнаженной леди в автомобиле.

Тони мягко засмеялась и положила голову на плечо Мака.

— Знаю, дурачок. Все в порядке, я просто набивалась на комплимент. Неужели ты не хочешь сказать, что вид моего обнаженного тела вызывает у тебя непреодолимое желание? Ну скажи — тебе ведь это ничего не стоит.

Он ухмыльнулся, вспомнив кое-какие эпизоды прошлого.

— Однажды это стоило мне целой недели.

Тони теснее прижалась к нему, вздохнула.

— Да... Может для тебя это много, а для меня — ничто! Мак... я ужасно по тебе скучала. А ты, небось, забыл уже о моем существовании, да? Забыл?

— Опять набиваешься на комплимент?

— Именно так, — сказала она. — Почему бы тебе не сказать, что с тех пор, как мы расстались, твоя жизнь без меня превратилась в мучение, и ты только и делал, что тосковал и лил слезы? Я, конечно, не поверю, но нам обоим будет приятно.

— Да, Тони, ты не такая как все.

— Я для тебя что-то значу?

— Точно.

— У тебя все еще есть тот прелестный домик на колесах, в котором мы так славно провели медовый месяц?

Тони имела в видубоевой фургон Болана, в котором они вместе бежали на запад из зоны боевых действий в Новом Орлеане. Давно это было — несколько насыщенных жизней тому назад.

— Он все еще у меня, — заверил Мак.

— Так почему бы тебе не сказать, что ты любишь меня? Это тебе не будет стоить...

Болан понял, что пора с этим кончать.

— Тони! — резко сказал он. — Что с тобой?! Что тебя гнетет?

Она отстранилась.

— Ничего.

— Это ты из-за Чилья так переживаешь?

— Я чувствую себя грязной шлюхой, — вздохнула Тони.

— Мы оба в грязи, — резко ответил Болан. — Ты с ними спишь, я режу им глотки. Ты не вспоминаешь, что у меня руки по локоть в крови, а я забываю о том, что тебя лапали те, чья кровь на моих руках. А выпускницу института благородных девиц, Тони, можешь разыгрывать дома с ребятишками.

— Да провались ты в преисподнюю, Мак! — огрызнулась Тони.

— Я уже в ней, — пробормотал Болан.

Тони снова прижалась к нему и обхватила тонкими пальцами его свободную руку.

— Извини, — прошептала она. — Я не хотела.

— Ничего, — мягко ответил Болан. — Я все понимаю, Тони. Те же самые бесы и мне нутро грызут. Приходится время от времени с ними сражаться. Пойми, таков мир. Этот мир. Тот, в котором мы встретились. И мы не можем жить и действовать в нем по законам другого мира. Славные парни и хорошие девочки здесь ни на что не способны... и, черт возьми, нельзя жить в обоих мирах одновременно, нельзя играть в одном мире по правилам другого.

— Я должна это понимать, — пробормотала она, — в том смысле, что ты судишь меня не по тем меркам, которые пригодны в мире хороших девочек и мальчиков. Ты презираешь меня за... за...

Мак вздохнул. Ох, как не любил он эти морально-психологические разборки!

— Единственное, в чем я имею право судить тебя, Тони, так это в вопросах твоей профессиональной пригодности, оценивая твою эффективность в этом мире. И я никого не презираю.

Тони в ответ покачала головой.

— Ты презираешь старика, лежащего на заднем сиденье.

— Нет. Я понимаю его. Я признаю, что он несет угрозу тому, лучшему миру, и я делаю все необходимое, чтобы нейтрализовать его. Но нельзя сказать, что я ненавижу этого старика. По-своему, я им даже восхищаюсь.

Тони забралась на сиденье с ногами, устроилась бочком и, не отрываясь, вглядывалась в профиль Болана.

— Когда, наконец, я узнаю тебя по-настоящему? — вздохнула она.

— Подумай о той крови, что есть на мне, — предложил он спокойно. — И спроси себя, как далеко простая ненависть может продвинуть человека по морю крови. Не ненависть движет мною, Тони. Разве что в самом начале, но это было давно. С тех пор я потерял способность ненавидеть.

— И что же тогда тобой движет, Мак Болан?

— Хочешь законспектировать?

— Может быть.

Он недобро сверкнул глазами в ее сторону.

— Этот старый мир побуждает меня к действию, Тони.

— Ты имеешь в виду этот новый мир, не тот старый.

Болан кивнул.

— Тот, в котором гремят бои. Но это не новый мир. Он нов для тебя и меня. Но он всегда существовал, может даже дольше того, другого мира.

— Что-то я не врубаюсь, — сказала Тони. — Как тогда называется этот наш мир? Этот мир?

— Ад, — сказал он просто.

— Что?

— Это ад, Тони.

— О, Господи, — прошептала она. — Думаю, я начинаю понимать...

Какое-то время в машине царила напряженная тишина. Тони глядела сквозь ветровое стекло, очевидно пытаясь сориентироваться, где, по каким пригородам они проезжали. На небе уже пробивалась заря.

Наконец Тони вздохнула и сказала:

— Знаешь, ты меня просто убил. Почему мы с тобой раньше никогда не говорили на такие темы?

— Повода, наверно, не было, — ответил Мак.

— И что ж, это действительно ад?

— Если понимать под этим состояние психики, то да. Именно здесь создается тот другой, безопасный мир, здесь он формируется, черпает свои мотивы и обоснования. Все приходит отсюда. Здесь находятся войны. Здесь во мраке сражаются армии — постоянно, непрерывно, вечно.

— И что — я тоже воин? — серьезно спросила она.

— Конечно. Это состояние духа, оно не зависит от облика, возраста, пола. Сражаются две крайности, две противоположности, две стороны. Всегда только две.

— Добро и зло, — утвердительно произнесла Тони.

Болан пожал плечами.

— Или правда и кривда. Называй, как хочешь. В том, другом мире все состоит из оттенков серого. Здесь же — это или свет, или мрак.

— А ведь для тебя это не просто метафора. Ты во все это веришь. Мир хороших девочек и мальчиков просто производная от этого мира, побочный продукт.

— Ты никогда не размышляла, — ответил Болан спокойно, — о цене, которую надо платить за цивилизацию, в которой девочки могут быть всегда хорошими, а мальчики — славными? Ведь этот эдем, этот райский сад — это всего лишь расчищенные джунгли. Ты в джунглях бывала? Там можно утром прорубить тропу шириной метр, а к вечеру она уже исчезнет, зарастет — джунгли вернут себе свое, и как ты думаешь, кто создал эдем и кто поддерживает его существование? Хорошие девочки? Славные парни?

Он покачал головой.

— Нет, это дети райского сада. Они даже не знают, с какой стороны за топор или мачете берутся. А уж тем более, как рубить тропы в девственном лесу. Создатели эдема живут здесь, Тони, в джунглях. Райский сад проектируют в аду.

Девушка зябко передернула плечами и положила голову ему на грудь.