Эпопея любви, стр. 61

— Да я бы с удовольствием, но у нас нет оружия — ни шпаги, ни кинжала.

— Есть надежное средство…

— Да что же?

— Наши шпоры. Мои, например, без колесика, и из них получится недурной кинжал.

— Клянусь Пилатом, шевалье! Тебя иногда посещают светлые идеи.

Жан, не мешкая, отстегнул шпоры, сделанные, как это было принято в ту эпоху, просто в форме острого и довольно длинного стального стержня. Одну он протянул отцу, а вторую оставил для себя. Оба взяли по шпоре в правую руку и для надежности закрепили ремешки шпор на запястье.

С этого момента ни тот ни другой не произнесли ни слова. Оба стояли, прислонившись к железной стене, вглядываясь в непроглядную темноту и вслушиваясь в абсолютную тишину. Они не знали, сколько прошло времени. Вдруг Пардальян-старший прошептал:

— Слышишь?

— Да… не двигайтесь и молчите.

Раздался негромкий шум, потом щелчок, словно включился какой-то механизм. Щелчок послышался сверху, с потолка. И в то же мгновение металлическая клетка осветилась бледным светом. Потом свет стал ярче, словно зажгли вторую таинственную лампу, затем еще ярче. Уже можно было в деталях рассмотреть залитую светом камеру.

Поначалу отец и сын смотрели лишь друг на друга. Оба были растеряны, измучены, потрясены.

— Наверное, сейчас ворвутся люди с кинжалами, — пробормотал Пардальян-старший.

— Видимо, да… держитесь, отец!

— Значит, нас убьют не голодом…

— Слава Богу! Где есть оружие, там есть борьба. А борьба — это жизнь.

Однако никто не появлялся. Тогда заключенные осмотрелись повнимательней. И вновь они почувствовали болезненное изумление — предвестник страха. А потом, словно открылись шлюзы, и обоих затопил неописуемый ужас. Вот, что они увидели.

Напрасно они искали взглядом дверь, ту самую низкую дверь, через которую они вошли. Ее не было, видимо, с помощью какого-то механизма ее закрыли наглухо, так что никакого следа не осталось на гладкой металлической поверхности стены.

Они осмотрели странный пол, ночью им показалось, что он наклонный, и действительно, горизонтальная полоса шла лишь вдоль стен, а за ее кромкой пол довольно резко шел вниз. Таким образом, с четырех сторон как бы получалось основание четырехгранной перевернутой пирамиды. Однако грани этой пирамиды не сходились в центре, она была как бы срезана. В результате в середине ее получился четырехугольник. Он не был закрыт ни железом, ни каменной плитой. Только пустота!

Если бы ночью заключенные, шагнув по наклонному полу, соскользнули, они бы рухнули в эту дыру. Что же там было? Колодец? Бездна? Пропасть? Они решили узнать во что бы то ни стало. Вцепившись друг в друга, чтобы удержаться на покатом склоне, они подобрались к краю дыры. И тут ими овладел страх. Отец с сыном переглянулись, и каждый увидел бледность другого. Тогда Пардальян-старший произнес:

— Я боюсь… А ты?

— Отойдем к стене, — ответил шевалье.

Они вернулись на горизонтальную полосу. Что же такого ужасного увидели отец с сыном? Может, бездонный колодец? Может, почувствовали головокружение, представив бесконечное падение?

Нет… все было устроено очень просто, но именно в этой простоте и крылся истинный ужас.

Дыра заканчивалась чем-то вроде железного рва. По дну рва шла узкая канавка, подведенная к отверстию, за которым, видимо, начиналась труба, идущая неведомо куда. Это странное устройство явно предназначалось для того, чтобы что-то втягивать, впитывать, поглощать.

Прижавшись к стене, отец и сын безмолвно смотрели на страшный квадрат, в глубине которого открывалась канава.

Мы уже сказали, что их мрачная темница осветилась. Свет шел от четырех светильников. Эти светильники находились в нишах, сделанных в стенах на уровне пола и забранных железными сетками.

Потолок также оказался металлическим. Сверху спускался обрубок четырехугольной пирамиды; его четыре грани точно совпадали с четырьмя сторонами покатого пола. Так что, если бы потолок упал, он точно вписался бы в пол. А в центре, как раз над ямой, нависала огромная железная болванка, которая, если бы рухнул потолок, точно бы вошла в яму.

Все это чудовищное устройство словно источало ужас…

Шевалье де Пардальян, осмотрев камеру, понял, куда они попали. По Парижу ходили неясные слухи о подобных механизмах: рассказывали обычно вполголоса, а шевалье, слушая подобные рассказы, не очень-то верил. И вот теперь он увидел сам!.. А поняв, едва слышно прошептал:

— Это испанская механика… придумали лет сто назад… прятали в самых страшных темницах…

— Механика? Что еще за механика? — спросил отец, ничего о подобных вещах не слыхавший.

Но шевалье ответить не успел. Дело в том, что снова послышался негромкий щелчок и почти одновременно у правой стены железной коробки, снаружи, раздался долгий скрип, словно запустили плохо смазанное колесо или же начали вгонять винт с проржавевшей нарезкой…

Если это был винт, то, наверное, огромный, ибо звук стал оглушающе громок. И тотчас же глухой скрежет сверху заставил пленников поднять глаза к потолку.

Волосы у них встали дыбом… Потолок начал опускаться… Он опускался целиком, медленно, но неотвратимо. Потолок все шел и шел вниз… Чудовищная пирамида должна была войти в пирамидальную выемку пола, а железная болванка на ее конце закрыть канаву…

А что же будет с пленниками?.. Вот-вот чудовищный груз обрушится на них. Чтобы продлить жизнь хоть на мгновение, несчастные попятятся по наклонному полу и соскользнут в канаву. Еще секунда, и их расплющит неумолимое железо, а канавка сделана для того, чтобы собрать кровь… Машина работала, скрежет не умолкал, потолок опускался. Пардальян-старший был выше шевалье, и лишь один фут отделял его голову от железной махины. Потом остался один дюйм… еще немного — и железо коснулось волос. Пардальян нагнул голову, а потолок вот-вот должен был достичь уровня его плеч. Ему ничего не оставалось, как спуститься по наклонному полу, сделать шаг в сторону ужасной ямы.

Пардальян-старший еще держался на горизонтальной полосе пола; он наклонился, упершись руками в стену; глаза его вылезли из орбит; вены на висках едва не лопались. Старик застыл в титаническом усилии: он хотел, приняв на плечи груз, остановить падение потолка!..

И случилось невозможное! Железный потолок остановился! Но это продлилось лишь несколько секунд… Старый солдат задыхался, судорога исказила его лицо, а потолок снова опускался. Он уже оказался на уровне плеч шевалье, и Жану тоже пришлось склониться и упереться руками в стену… И сын попытался сделать то же, что и отец, остановив железную смерть. Плечи Жана удерживали чудовищный вес, но он понимал, что не устоит… Сдавленным голосом сын обратился к отцу:

— Батюшка, у нас есть кинжалы… Когда я упаду рядом с вами, медлить будет нельзя… умрем же вместе!

Еще миг, и неотвратимая сила сбила его с ног. Шевалье рухнул рядом с отцом.

Наступил их смертный час: оба одновременно занесли руки, собираясь нанести себе смертельный удар…

XXXI. Лики, склоненные в ночи

В эту ночь, около двух часов, Руджьери вышел из нового дворца королевы и отправился в церковь Сен-Жермен-Л'Озеруа. Он подошел к боковой двери, через которую в понедельник ночью зашли в церковь Марильяк и Алиса де Люс. Его уже ожидали. Стоявший у двери мужчина протянул астрологу ключ — это был звонарь храма, а ключом отпиралась колокольня.

— Стало быть, вы не хотите, чтобы я вам помог? — спросил звонарь. — А то у нас Гизарда очень тяжела, я сам еле-еле могу ее раскачать.

— Гизарда? — удивился Руджьери.

— Ну да! — рассмеялся его собеседник. — Так мы называем большой колокол.

Руджьери вошел в церковь, закрыл за собой дверь и начал подниматься вверх на колокольню. Он добрался до небольшой площадки, открытой всем ветрам. Потолок над площадкой был пробит в трех местах, и сверху свешивались веревки, с помощью которых и били в колокола. Среди веревок спускался вниз толстый канат: им приводили в движение большой колокол, в который били редко. Даже звонарь, мужчина сильный, чтобы раскачать большой колокол, всегда брал на колокольню помощников.