Сын идет на медаль, стр. 11
— Мой сын идёт на медаль! — с важностью сообщила она в цеху.
Иногда Серёжа вечерами уходил. На вопрос матери, куда он идёт, отвечал:
— Мама, я уже не маленький!
Мать не настаивала.
Когда бы сын ни вернулся домой, его ждал горячий ужин, завёрнутый в одеяло. Мать уже в постели, но не спит. Она сдержанно вздыхает, пока сын ест. Ей хочется расспросить, где он был, с кем, просто поговорить, услышать его голос — они так мало видятся! Но он, поужинав, берёт книгу и отвечает на её робкие расспросы так односложно и неохотно, что она умолкает.
Однажды за обедом сын сказал:
— Мама, ребята хотят устроить вечеринку. Решили собраться у нас — комната большая. Ты не против?
— Что ты, Серёженька! — сказала мать. — Я только рада буду! Давно уже никого не было у нас, даже скучно стало. Я испеку вам что-нибудь.
Сын поднял на неё глаза.
— Ты не понимаешь, — сказал он медленно. — Это будет молодёжный вечер — только молодёжный! Девочки сами всё приготовят. А ты… хорошо было бы, если бы ты в этот вечер пошла навестить, ну, скажем, Татьяну Николаевну.
Сын встал из-за стола и подошёл к зеркалу, чтобы завязать галстук.
— И тебе спокойнее, — прибавил он: — не возиться с пирогами. Отдохнёшь!
Он завязал галстук с обычной тщательностью и ушёл, не заметив, какое впечатление произвели на мать его слова.
В назначенный день мать после работы поехала к знакомой; не застав её дома, отправилась в кино.
Сеанс кончился в девять часов, домой ещё рано. И мать, боясь испортить сыну и его гостям вечер своим присутствием, бродила по улицам.
В одиннадцать часов, окоченев, она решила вернуться. На стук вышел Серёжа.
— Ты? Так рано? Я же просил!
В этот момент в прихожую выскочила Леночка Быстрова.
— Марья Васильевна! — крикнула она. — Где вы были? Мы спрашивали Серёжку, — он говорит: «Наверно, на работе задержалась». Идёмте скорей, у нас столько вкусных вещей!
Она увлекла мать за собой в комнату. Серёжа шёл рядом улыбающийся, будто ничего не произошло…
Ели салат и пирожки, распили две бутылки лёгкого вина, танцевали, пели, разыгрывали шарады, и Марья Васильевна получила приз за лучшую шараду. Она раскраснелась, оживилась и под коней так разошлась, что Леночка поцеловала её и сказала:
— Какая вы молодая!
Когда ребята уходили, Серёжа пошёл их провожать.
«Это он ушёл, — думала она, убирая со стола, — потому что ему стыдно…»
Мать уже забыла, как робко подходила два часа тому назад к двери собственного дома, в душе простила сына и даже приготовила ласковые слова, которыми ответит на его извинения…
Но ей не пришлось их сказать: сын пришёл скоро — она ещё домывала посуду — и лёг спать, пожелав ей спокойной ночи.
Наступила весна. Близились выпускные экзамены.
…Однажды, возвращаясь с ночной смены, Марья Васильевна встретила Лену Быстрову в стареньком пальто, с лопатой в руках.
— Здравствуйте, Марья Васильевна! — закричала Лена. — С работы? А мы на работу!
— На какую же это работу?
— Как это — «на какую»? На стройку! Сегодня уже последний день работаем. Всем классом. А знаете, сколько мы заработали уже? Почти по восемьдесят рублей на человека! Это на выпускной вечер! — объяснила она гордо.
— Вот молодцы! — восхитилась Марья Васильевна. — А Серёжка мой как, не отстаёт?
— Как? Разве вы не знаете? Он сказал, что ему надо заниматься, а в свободное время вам помогать. Обещал, что внесёт свою долю и так!
В этот вечер Марья Васильевна не готовила обеда. Она сидела у стола, сложив на груди руки, и ждала. Сын пришёл, поздоровался и весело сказал:
— Ух, и проголодался! Поесть бы, а, мама?
— Там есть молоко и хлеб, — сказала мать сурово.
Но сын, по своему обыкновению, не заметил ни позы матери, ни её необычного тона. Он с аппетитом поел и принялся за уроки. Раскрыв книгу, сказал небрежно:
— Кстати, мама, мне скоро понадобится сто рублей.
— Что так мало?
— Нет, мама, я серьёзно. На выпускной вечер. Ведь все дают. Что мы, хуже, что ли?
— Я в чужих карманах не считаю, — сказала мать сухо, — а у меня денег нет. Сама в рваных туфлях хожу.
— Ну, знаешь, мама! Я бы на твоём месте из-под земли достал.
— Вот и доставай. А у меня под землёй денег нету.
— Не понимаю, какая муха тебя укусила! — Сын начинал нервничать. — Выпускной вечер раз в жизни бывает. Один на всю жизнь, — понимаешь?
— Мать тоже одна на всю жизнь. Да ладно, чего там! — Она махнула рукой и встала. — Видела я сегодня, как Лена Быстрова на выпускной вечер деньги добывает, да и другие тоже… У неё отец-мать есть, а она своими руками заработала! А ты не хотел. Да ещё сказал — мне помогаешь. Когда это ты мне помогал?
— Это чтобы не приставали, — объяснил Серёжа угрюмо. — А то знаешь, началось бы. Припаяли бы антиобщественное поведение или ещё что. А мне ещё столько повторить надо, у меня всё рассчитано. Думаешь, медаль — это так просто? Да и работают они по шесть часов, устают, как лошади, а что ещё заплатят, — неизвестно. Да ты думаешь, они из-за денег работают? Не верь! Просто сейчас мода такая — работать…
— Мода? — повторила мать. — А тебе эта мода не по душе? Ты только такую моду признаёшь? — Она схватила лежавшую на стуле клетчатую рубашку, которую с такой любовью выбирала сыну, потрясла ею в воздухе и бросила на кровать. — Решил — легче у матери взять!.. Бери! — крикнула она. — Только сам бери! Своими руками! Сам! Из своих рук я тебе денег не дам! Запомни!
Она накинула платок и выбежала из комнаты…
Серёжа встал, постоял немного в нерешительности, потом метнулся к столу, выдвинул ящик…
— Она же сказала — бери! — оправдывался он перед собой. — Значит, надо брать, пока не передумала. Другого выхода нет!
Он увидел две сторублёвки, сунул одну в карман пиджака, другую аккуратно положил на место и задвинул ящик.
Вот и долгожданный выпускной вечер.
На Серёже тщательно отутюженный костюм и новый галстук. На лице, как и у остальных, выражение скромного торжества.
Полчаса назад, отвечая от лица награждённых медалями на поздравления учителей, Серёжа сказал:
— Мы благодарим учителей за всё хорошее, что они сделали для нас. Обещаем, что всегда будем первыми в работе, всегда будем честно выполнять свой долг!
Директор пожал ему руку, как взрослому. Да он и был взрослый, «вполне сформировавшийся человек», как сказал о нём математик.
А из дальнего угла, затерянная среди взволнованных родителей, смотрела на Сергея мать.
Она-то знала об этом вполне «сформировавшемся человеке» то, чего не знал ни директор, ни математик…
— Что же вы?! — мягко сказала соседка, продевая свою руку под локоть матери. — Радоваться надо, а вы плачете!
— Да, — пробормотала она, — да, конечно… Ну, я пойду…
Она стала пробираться к двери и вышла, не оглядываясь.
С чистой страницы
— Горбачёв, опять чертёж не на форматке?
— Да что вы придираетесь, Пётр Николаевич? Хороший же чертёж! На пятёрку!
— Я предупредил — не приму не на форматке.
— Ну и не надо. Подумаешь! У меня сучок заметите, а у других…
— У других, если и хуже начерчено, так сами делали. А ты у товарища взял чертёж, отрезал подпись и сдаёшь. Стыдно!
— А вы видели? — огрызнулся Женя, принимая чертёж.
— Довольно! Садись!
Женя шумно сел и демонстративно разорвал чертёж. Притихшие ребята старались не смотреть на Женю. Таня сидела вся красная.
— Никогда больше не дам! — шепнула она. — И не проси!
Таня была Жениной соседкой по парте.
Парта была последняя в ряду.
Эти два обстоятельства доставляли Тане немало хлопот и даже огорчений.
Женя не имел обыкновения приходить в школу с решёнными задачами. И поэтому Танины тетрадки по математике и по физике нередко поступали на уроках в распоряжение Жени. Таня понимала, что это нехорошо, но отказать Жене не могла. И не то, чтобы Женя занимал в её сердце особое место. Ничуть не бывало! Просто — это была добрая душа, у которой не было слова «нет» для тех, кто взывал о помощи. А Женя всегда был рядом, и помощь ему требовалась постоянно.