В полушаге от любви (СИ), стр. 53

— Согласна, — признала я. — В таком случае его причастность маловероятна. Какие в таком случае остаются варианты? Почему вы так на меня смотрите?

Эстли действительно не спешил отвечать, а вместо этого рассматривал меня не то оценивающе, не то просто с любопытством.

— Вы не пытаетесь упорствовать, настаивая на своей версии после того, как она оказалась несостоятельной, — заметил он. — Это очень хорошее качество.

— По-моему, это элементарная логика, — отозвалась я, делая вид, будто комплимент мне не польстил.

— Элементарная, — согласился Эстли. — Но если бы вы знали, сколько сил и времени приходится тратить из-за людей, не желающих этой логике следовать. Итак, — он потянулся, бросил короткий взгляд на часы и снова сосредоточенно посмотрел на меня. — Давайте думать, какие ещё у нас есть варианты.

Глава 15

— Кандидатур в сущности не так уж много, — принялся рассуждать Эстли. — Вполне очевидно, что преступник живёт в особняке. На всякий случай я проверил, мог ли человек со стороны регулярно проникать в дом в ночное время.

— И что же? — осведомилась я.

— Это чрезвычайно маловероятно.

По тому, как граф поморщился, я поняла: такой вариант он даже не рассматривает, а слово «маловероятно» употребил лишь потому, что вообще не любит оперировать такими понятиями, как «невозможно».

— Итак, что мы имеем, — продолжил Эстли. — Из членов семьи — Йоланда, Аделяр и кузина покойного барона. При этом Аделяр отпадает по уже названной мной причине, Йоланда же сама является жертвой.

— Это кстати сказать не гарантирует её непричастности, — задумчиво проговорила я. — В конце концов, она могла и выдумать все эти покушения. Правда, пока непонятно, с какой целью, но в этом деле в любом случае много чего непонятно. Скажем так: скорее всего она ни при чём, но на всякий случай я бы не стала исключать её из списка подозреваемых.

Эстли согласно кивнул.

— Идём дальше. Старшие слуги. Это главным образом няня — она здесь почти член семьи — и дворецкий, Рикардо Орталье.

Я прикусила губу. Стоит ли рассказывать графу о связи Йоланды с дворецким? С одной стороны, вроде бы не стоит. Это частная жизнь девушки, тайна, которую я узнала совершенно случайно и которая вероятнее всего не имеет к нашему делу ни малейшего отношения. К тому же Йоланда чрезвычайно боится именно того, что эта тайна станет известна Эстли. С другой стороны, что если данное обстоятельство всё же окажется важным для расследования?

— Я осторожно проверил алиби этой четвёрки — родственников и старших слуг, — продолжал между тем Эстли. — Ни у кого из них его нет. Это неудивительно, учитывая, что оба покушения происходили ночью. Затем идут остальные слуги. Их побольше — четырнадцать человек. Точнее сказать, пятнадцать, если считать четырнадцатилетнего оболтуса — мальчика на побегушках. Разобраться с их алиби я не успел, но вполне вероятно, что у большинства его нет, всё по той же причине. В целом подозреваемых не слишком много: здесь не дворец. Злоумышленника мы, конечно, найдём. Но против нас играет нежелание хозяев дома придавать дело огласке. Секретность существенно замедляет работу.

— Что касается огласки…

Окончательно разогнав свои сомнения, я рассказала Эстли о случайно подслушанном разговоре.

— Стало быть, вы полагаете, что эти двое — любовники? — проговорил он, когда моя короткая история подошла к концу.

— Вероятнее всего да, — откликнулась я. — Собственно, это не так уж удивительно, учитывая характер покойного барона. Он никого не подпускал к своей дочери, отвергая абсолютно всех женихов как недостойных и неподходящих. Что ей было делать? В сущности дворецкий в любовниках — это самый логичный ход в такой ситуации. Некоторым образом он даже не совсем слуга. Как я понимаю, он скорее присматривает за прочими слугами, а в случае отъезда хозяев остаётся здесь за главного. Я бы сравнила его с кастеляном. Словом, Йоланду вполне можно понять, и я полагаю, что нам не следует предавать её отношения огласке, если только для этого не будет по-настоящему веской причины.

— Ну что ж, в таком случае нам придётся проверить его самостоятельно, не привлекая помощников, — заключил Эстли. — Хорошо, что вы мне обо всём рассказали. Я действительно не был в курсе. А это может оказаться важным. Дворецкий и без того казался мне подозрительным.

— Как вы собираетесь его проверить? — с любопытством спросила я.

— Для начала заглянуть к нему в кровать, — невозмутимо ответил он.

Я удивлённо выпучила глаза, и Эстли рассмеялся.

— Обыскать его комнату, — пояснил он. — В большинстве случаев люди, не имеющие сейфов, прячут наиболее ценные вещи именно в районе своей кровати. Кладут под матрас, устраивают самодельный тайник в полу или совсем уж банально кладут под подушку. Им кажется, что так вещь становится наиболее защищённой. В действительности же таким образом они только упрощают обыск.

— То есть вы считаете, что Рикардо прячет нечто, что может его скомпрометировать, у себя в спальне?

— Если у Рикардо есть нечто, его компрометирующее, то вероятнее всего, да. Впрочем, пока не найдём, не узнаем.

— Хотите отправиться прямо сейчас?

Невзирая на поздний час, я была полна жажды деятельности.

— Ночью? — недоверчиво взглянул на меня Эстли. — Когда он мирно спит в своей кровати? Знаете, если он увидит, как вы в своём смелом наряде шарите по его постели, он может неправильно это истолковать.

— Не может, — скривилась я в ответ на его нескрываемую насмешку. — Поскольку, вероятнее всего, находится сейчас в совсем другой кровати. Говорю же вам: я видела, как он входил в спальню Йоланды. Наверняка после моего выступления они вернулись туда же.

— Наоборот, — возразил Эстли. — Ваше… выступление вызвало в доме немалый переполох. Из своих комнат вышли не только Йоланда с Рикардо, но и многие другие. Так что уйти вместе эти двое просто не могли. Дворецкий был вынужден вернуться в свою спальню, дабы не вызвать подозрений.

— Наверняка он снова поднялся к Йоланде, как только страсти поутихли, — стояла на своём я.

— Не думаю, — покачал головой Эстли. — Вероятнее всего они решили лишний раз не рисковать: вдруг кто-нибудь не сможет уснуть и надумает прогуляться по дому? Так что, полагаю, эту ночь наш дворецкий проведёт вполне целомудренно.

— Ну ладно, — вздохнула я, принимая его аргументы. — Когда же тогда вы предлагаете наведаться к нему в комнату?

— Завтра с утра, — откликнулся Эстли. — Когда он будет занят работой. А пока — если, конечно, не предвидится никаких дополнительных представлений, — предлагаю ложиться спать.

Возражать я не стала: учитывая продолжительную поездку, день выдался утомительный. В какой-то момент во взгляде Эстли мелькнула неуверенность, и мне показалось, что он вот-вот предложит нам всё-таки поменяться спальными местами. Но в итоге он промолчал, и каждый из нас устроился там, где изначально и собирался.

— Я быстро обыщу комнату, а вы стойте здесь и дайте мне знак, если кто-нибудь станет приближаться по коридору, — распорядился Эстли.

Мы стояли у двери в спальню Рикардо, располагавшуюся на первом этаже. В пустом коридоре было полутемно.

— Ну уж нет! — возмутилась я. — Давайте поступим наоборот. Я пойду в комнату, а вы подождёте здесь.

— С какой это стати? — гневно нахмурился Эстли.

— А с какой я должна стоять здесь и ждать у моря погоды? — парировала я.

— С такой, что я знаю, как следует проводить обыск, — отозвался Эстли. — А вы ничего в этом не понимаете.

— Ничего подобного, — возразила я. — Даже наоборот. У вас в подчинении куча народу, и вы наверняка не проводите обыски самолично. А я привыкла всё делать сама.

— Вот я предлагаю, — хмыкнул Эстли, — чтобы вы САМИ постояли в коридоре.

Я поджала губы и упёрла руки в бока.

— Может быть, стоит напомнить вам, кто сумел выкрасть портрет из сейфа герцога?

— А может быть, мне стоит напомнить, кто не позволил вам его выкрасть?