Родина Кэрри, стр. 18

Куда именно направляется Дима, Кэрри не сказала — вдруг Эстес отберет дело.

— И во-вторых, — продолжила Кэрри, подходя к нему ближе, вжимаясь в него. — Я хочу тебя, и это с работой никак не связано. Возьми меня, а после уволь — мне все равно.

— Ты в курсе, что я женат?

— Плевать, даже если я попаду в ад. Я тебя хочу, и — знаю точно, на сто процентов — ты меня тоже хочешь.

Кэрри попыталась поцеловать его, но Эстес отвернулся, и ее губы коснулись его щеки. Кэрри целовала его, снова и снова, пытаясь дотянуться до губ.

— Скажи, что не хочешь меня, — томно бормотала она. — Скажи, что не желал меня, и я отстану, больше никогда к тебе даже близко не подойду. Клянусь.

Наконец их рты встретились в горячем, жестком поцелуе. Кэрри сильно укусила Эстеса за нижнюю губу, и он оттолкнул ее.

— Сучка! — вскрикнул он, утирая кровь.

— Да, я такая. И что будешь делать?

Она вновь набросилась на него, страстно поцеловала и положила его руку себе на грудь. Какой же он большой! Кэрри приходилось тянуться, вставать на цыпочки, и ей это безумно нравилось.

У Эстеса встал.

— Только скажи, что не хотел этого, — горячо прошептала Кэрри.

— Да, правда, хотел, — также шепотом ответил Эстес.

Кэрри приспустила за спиной «молнию» на платье и, развернув его задом наперед, расстегнула совсем. Оставшись в нижнем белье, она потрогала у себя между ног.

— Господи, да я теку. Сделай уже что-нибудь, — потребовала она, утягивая Эстеса к кровати. За окном, освещенный и белый, будто айсберг, виднелся музей.

— Не надо нам этого делать, — произнес Эстес, начиная раздеваться.

— Ой не надо, — согласилась Кэрри.

— Я еще пожалею. Мы оба пожалеем, — пообещал Эстес, развязав галстук и снимая рубашку.

— Знаю.

— Нет, я не могу, не буду, — внезапно остановился он и посмотрел в окно.

— Если не хочешь меня — только скажи, и мы остановимся, — предложила Кэрри, расстегивая лифчик и обнажая грудь. Затем откинулась на спину и стянула с себя трусики. — Но я устала жить вполсилы. А ты? — шепотом спросила она. — Или тебе смотреть больше нравится?

— Ты просто дьявол, — сказал Эстес, стягивая брюки, трусы в обтяжку и залезая на Кэрри.

— Последний шанс сказать «нет», — шепнула она, взяла его за член и направила в себя. Затем обхватила его, такого большого и тяжелого, бедрами, вжалась в него. — О боже! — ахнула Кэрри, когда Эстес вошел в нее. — Как долго я этого ждала!

Глава 12

Экспресс «Амтрэк Асела», штат Нью-Джерси

Четыре дня спустя они с Саулом ехали из Вашингтона в Нью-Йорк на экспрессе «Асела». За окном проносились равнины штата Нью-Джерси. Саул Беренсон сидел рядом и работал за ноутбуком. Сама Кэрри мысленно застряла где-то между Бейрутом и Дэвидом Эстесом. Стоило вспомнить Эстеса, как в голове тут же возникали эротические фантазии.

Кэрри нравилось, какой Дэвид крупный, тяжелый, ей понравилось ощущать его внутри себя. В колледже он играл в американский футбол, и мощи, мускулов с годами в нем не убавилось. Кэрри понравилось вжиматься в него, понравилось, как контрастирует их кожа — белая и черная, будто клавиши рояля. Кэрри вспомнила великие джазовые мелодии: Телониус Монк, Бад Пауэлл… Вспомнила Принстон и ту ночь, когда познала себя.

Первый курс, год, когда она начала изучать Ближний Восток, арабский, когда закрутила с Джоном, своим преподом. Ночь они провели у него дома: курили травку под джаз и занимались сексом во всех мыслимых и немыслимых позах. На завтрак были кофе, картофельные чипсы, шоколадное печенье и Билли Холидей.

— Я был подростком, — рассказывал Джон. — Это были шестидесятые на севере Нью-Йорка: Вьетнам, рок-н-ролл, «Стоунз», «Криденс клируотер ривайвл». Я сидел себе один-одинешенек в своей комнате, слушал радио. Как раз крутили Билли Холидея, его песню «Странный фрукт». Богом клянусь, Кэрри, в этой песне сказано куда больше о том, что значит быть негром в Америке, чем в любой книге или документалке. Все в музыке, надо лишь слушать.

Только Кэрри его не слушала, потому что начался заскок. Она почувствовала себя легкой-легкой, будто шарик с гелием. Казалось, если ее не привязать к месту, она воспарит в небо и никогда не вернется.

В ту ночь они должны были отправиться вместе на вечеринку, но Джон не пришел. Кэрри, злая, пошла одна. На вечеринке все пили, танцевали, а Кэрри глушила текилу.

Обсуждали новую серию «Секретных материалов» и Долли, овечку-клона.

Симпатичный паренек в свитере с эмблемой частной школы, предварительно дав понять, что он член «Колониала», одного из элитных принстонских «пищевых» клубов, спросил ее мнение: будут ли клонировать людей? И тут ее прорвало. Кэрри лопнула, будто граната. Слова посыпались из нее: дескать, бесконечное повторение невозможно, и поэтому клонирование приведет к деградации, и как все началось с Чарли Паркера и джаза, и что все это можно увидеть в мозаике на стенах мечетей. Кэрри болтала и болтала без остановки, забив на Джона, чувствуя себя такой умной и красивой, и даже не замечая, как паренек в свитере — да и все в комнате — постепенно отходит от нее подальше. Наконец Кэрри увидела, как две девушки шепчутся, пялясь на нее, причем в их взглядах сквозило отнюдь не восхищение: мол, вы посмотрите, какая соска! Они взирали на нее недоуменно, с примесью жалости…

Кэрри вскочила с места и опрометью кинулась в общежитие.

У себя в комнате разделась догола и, сев на кровати, принялась строчить в блокноте как можно быстрее, страница за страницей, нечто о музыке, о том, что законы, лежащие в основе Вселенной, — это ноты. Когда закончила — семью часами позже, — было уже утро, а на руках у Кэрри лежал манифест на сорок пять страниц, озаглавленный «Как я заново открыла музыку». В нем объяснялась связь между нотами джаза, Джексоном Поллоком, математикой, квантовой механикой и общей теорией относительности Эйнштейна. Все это и правда было связано. Ведь Джон, сволочь такая, сказал: «Надо лишь слушать».

Кэрри схватила куртку, блокнот и выбежала на улицу. Помчалась по дорожке, босыми ногами по снегу, и чуть не сшибла невысокого мужчину испанской наружности. Он совершенно точно был преподавателем, и Кэрри сунула ему под нос манифест.

— Вы должны это прочесть и опубликовать. Это изменит мир. Все вокруг — музыка, но старый подход безнадежен. Он ведет нас в тупик. А я открыла новый путь, заново изобрела музыку. Разве не видите? Все взаимосвязано, это разум самого Бога, черт побери!

— С вами все хорошо, мисс? Вы из Батлера? — спросил маленький профессор, озираясь по сторонам.

Двое студентов — парень и девушка, — проходившие мимо, остановились.

— Читайте быстрее! Это самый важный в мире доклад. Смотрите! — Кэрри показала ему первую страницу манифеста.

— Кто-нибудь знает эту барышню? — спросил профессор студентов. Те промолчали и даже не шевельнулись.

— Она голая, — сказала наконец девушка.

— И босиком, — добавил ее спутник.

— Вы о чем вообще?! — прокричала Кэрри. — Как не поймете? Чарли Паркер и Телониус Монк освободили музыку от хватки мертвой руки сраных европейских канонов. Они уловили, что в основе музыки — математика. Черт, да у вас в руках ключ к Вселенной!

— Я профессор Санчес. Помогите мне, — обратился испанец к студентам. — Отведем ее к Маккошу.

В медпункте Кэрри дали дозу карбамазепина — но ее только вырвало. Тогда Кэрри накачали снотворным, навсегда стерев из ее памяти остаток дня и почти две предыдущие недели.

Потом ее привели в норму в частной клинике, после курса лития. Время шло. Кэрри вернулась домой, в Мэриленд.

— У тебя был заскок, — пояснил отец. — Мне жаль, Кэролайн. Теперь-то ты меня понимаешь? Тебе то лучше всех, то хуже…

— Значит, эта дрянь досталась мне от тебя, — сказала Кэрри. — Видеть тебя не желаю! И второго такого раза мне тоже не надо.