Под южным солнцем, стр. 71

Наталья никогда так не скучала по матери и не нуждалась в ее присутствии, как во время беременности. Она не представляла себе, что ее ждет и как надо себя вести. Никто не подготовил ее к будущим родам. Когда она обратилась за советом к врачу, тот сказал, что обо всем позаботится сам, а ей всего лишь надо быть просто «хорошей девочкой». Никакой пользы из разговора с ним она не извлекла. Мысленно Наталья предполагала, что вполне могла бы поговорить о своих страхах со свекровью, но в действительности не решалась даже подойти к ней. Диана почти все время проводила в госпитале, и от нее тоже было мало проку.

— Раненые солдаты не рожают детей, — говорила она прагматично. — Все, что я знаю, — при этом требуется много горячей воды и полотенец.

— Зачем, черт побери? — спрашивала Наталья, и ее замешательство усиливалось. — Я не собираюсь принимать ванну во время родов, а ребенок тоже не нуждается в большом количестве воды. Вероятно, достаточно будет большого таза.

Диана, знавшая о тазах еще меньше, чем об акушерстве, ободряюще сказала:

— Не стоит беспокоиться Придет время, и ребенок родится, как это обычно бывает, вот и все.

Лежа в специально приготовленной комнате и в течение трех часов корчась от боли, Наталья поняла, что Диана была большой оптимисткой. Возможно, другие дети рождаются на свет легко, но только не ее ребенок.

— Сколько все это продлится? — спросила она акушерку. — Я мучаюсь уже три часа. Разве этого недостаточно, чтобы ребенок появился на свет?

— Три часа — это не время, миссис Филдинг, — сказала акушерка усмехаясь. — Наблюдающий вас врач ушел, значит, до родов еще далеко.

— Ушел? — Наталья забыла про схватки и нестерпимую боль в нижней части спины. Она приподнялась на подушках. — Что значит ушел? Он ведь не покинул этот дом, не так ли?

Акушерка улыбнулась еще шире. Молодые матери всегда требуют к себе повышенного внимания, а эта вообще думает, что от ее постели никто не должен отходить.

— Доктора очень занятые люди, миссис Филдинг, — спокойно сказала она, приготавливая ножницы, мыло и прочие принадлежности к возможному приходу врача. — А сейчас особенно, когда так много раненых. Вам надо отдохнуть и собраться с силами.

Наталья с ужасом посмотрела на нее. Собраться с силами?

О Боже, для чего? Если это еще не роды, то что же тогда ей еще предстоит?

В течение последующих двух часов она мысленно обвиняла в своих страданиях всех на свете. В первую очередь Джулиана, сделавшего ее беременной; его мать, не обеспечившую ей врача, который мог бы хоть немного ускорить процесс; своего отца, настоявшего на том, чтобы она покинула Белград, и убедившего ее, что для этого лучше всего выйти замуж за Джулиана; Гаврило, из-за которого она вынуждена была уехать из родного города; Катерину, не удержавшую ее от встречи с ним в «Золотом осетре».

— Мы с вами, миссис Филдинг, — сказал доктор ободряюще, в то время как она тужилась и тужилась, тяжело дыша.

Наталья была рада это слышать. Больше она никогда в жизни не станет рожать. Какая ужасная боль и какой униженной она себя чувствовала, вынашивая ребенка.

— Еще немного, миссис Филдинг! — подбадривал ее доктор. — Я уже вижу головку ребенка! Теперь расслабьтесь, тужьтесь и расслабляйтесь.

Наталья смотрела на него сквозь ресницы, на которых скопились капли пота, почти со злобой. Он был явно не в своем уме. В Сербии обычно роды принимали одни повивальные бабки, и теперь Наталья поняла почему. Ни одна женщина не стала бы давать в подобные моменты такие нелепые советы. Врач мог бы с таким же успехом попросить ее слетать на Луну. Ее тело уже было ей неподвластно, и все, что она могла сделать, так это уповать на волю Божью.

Боль достигла наивысшей точки, и Наталья не знала, сможет ли выдержать. Казалось, ее разрывали надвое средневековые палачи. Внезапно из нее хлынула какая-то теплая жидкость, раздался громкий крик новорожденного, и все кончилось. Наталья пылко поблагодарила Бога, затем взглянула на покрытого слизью пищащего младенца.

Он был прекрасен. До родов Наталья не была готова к тяжелым испытаниям, а теперь оказалась совершенно не подготовленной к внезапно нахлынувшей любви к этому живому комочку человеческой плоти, который был ее сыном. В одно мгновение она забыла о своей клятве никогда больше не беременеть. Если в результате появляется на свет такое чудо, она готова рожать каждый год. Она даже представить себе не могла, что младенец может быть таким великолепным, таким невероятно очаровательным.

Казалось, прошла вечность, прежде чем у ребенка отрезали пуповину, обмыли его, припудрили, надели рубашечку с оборками и муслиновый подгузник. Наконец, когда Наталья уже изнывала от нетерпения, его завернули в пеленку и вручили ей.

Волосики младенца еще были влажными и прилипали к голове, так что трудно было сказать, какого они цвета. Во всяком случае, они выглядели темными, гораздо темнее, чем у Джулиана. Цвет глаз также было почти невозможно определить. Диана говорила, что все дети рождаются с голубыми глазами, но у ее сынишки глазки явно не были голубыми. Скорее серыми, цвета английских колокольчиков, перед тем как им распуститься. Наталья подумала, на кого он будет больше похож: на англичанина или на славянина и будет ли она огорчаться, окажись он скорее британцем.

Младенец захныкал, стараясь высвободить из пеленки свои крошечные пальчики. Наталья осторожно ему помогла, почти мгновенно найдя ответ на свой вопрос. Не важно, чьи черты он унаследует, ее или отца. Это не имеет никакого значения. Это ее сын, и главное, чтобы он был здоров. Она подумала о том, сколько времени еще пройдет, прежде чем у нее появится возможность вернуться с ребенком в Белград. Когда ему исполнится несколько месяцев, надо будет его окрестить.

— Как ты собираешься его назвать? — спросила Диана, когда ей разрешили повидать Наталью с ребенком.

— Стефаном.

Тщательно выщипанные брови Дианы удивленно взметнулись вверх.

— Стефаном? Так зовут твоего отца?

Наталья посмотрела на детскую кроватку, несколько секунд не отрывая взгляда от ребенка.