Невеста-незабудка, стр. 57

Глава 16

Когда Лилли проснулась утром, Ринган был уже одет, на сей раз в практичную зеленую клетчатую рубашку, брюки и ботинки.

— Вот кофе, — показал он на серебряный поднос с завтраком. — Я решил сходить за Лео и Лотти, а вы можете пока принять ванну, если хотите. Горничные быстро ее наполнят.

— Да. Спасибо. — Она чувствовала, что отвечает чопорно, но ничего не могла с собой поделать. Что еще она может ему сказать? Что не хочет, чтобы он забирал Лео и Лотти? Не хочет плыть на восьмичасовом пароходе? Хочет, чтобы он позавтракал с ней в этой комнате?

Лилли медленно встала с постели и позвонила, вызывая горничную. Она примет ванну. Такую горячую и так долго, насколько это возможно, потому что она не имеет представления, когда сможет принять ванну в следующий раз. И не заплачет. Не заплачет, пока не окажется на пароходе. А уж тогда она будет плакать, словно у нее разбилось сердце.

* * *

— Уезжать? — Лотти в недоумении уставилась на Рингана. — Но почему? Я думала, что мы все будем жить в Доусоне вместе! Я думала, что мы будем семьей!

— Все не так просто, Лотти, — сказал Ринган, чувствуя, что для него это самый тяжелый момент. — Твоей сестре нужно уехать из Доусона и как можно скорее.

— Но почему?! — закричала Лотти. — Я думала, что теперь все будет прекрасно! Я думала…

— Потому что я посоветовал ей это сделать, — мягко сказал Ринган.

Как объяснить девочке, что, поскольку Лилли его не любит, они не смогут жить супружеской жизнью. Лотти и так уже через многое прошла за свои десять лет, так что не стоит обременять ее теми подробностями жизни, для полного понимания которых она еще слишком мала.

Лотти охнула, пристально глядя на Рингана. Если Лилли уезжает из Доусона, потому что так велел Ринган, это означает только одно. Это значит, что, хотя Ринган и спас Лилли от брака с незнакомым человеком, он не хотел, чтобы она стала настоящей женой ему самому. Он не любил Лилли так, как она надеялась и молилась. У них не будет семьи. И они не будут жить долго и счастливо все вместе.

— Думаю, нужно уложить твои золотые ленточки и пояс в саквояж, — медленно сказала Мариэтта, чувствуя себя такой же оглушенной этим известием, как и Лотти, и точно так же недоумевая.

Лео посмотрел на присутствующих с отчаянием в глазах.

— Мы уезжаем? Правда, уезжаем? И я больше не увижу свою волшебную даму?

Никто не набрался мужества ответить ему. Покидая «Феникс», все они считали, что худшее уже позади. Теперь они поняли, что это не так.

* * *

Лилли уже оделась и ждала Рингана, когда тот вернулся в гостиницу. Блузка с кружевами и синяя юбка, которые послужили ей свадебным нарядом, были аккуратно убраны в саквояж. Для нее они навсегда останутся праздничной одеждой.

— Где Лео и Лотти? — спросила она каким-то чужим голосом.

Для отъезда Лилли выбрала карамельного цвета блузку и юбку цвета ирисок, теплый тон которых подчеркивал синеву ее глаз и почти агатовую черноту волос.

Она была так красива, что у Рингана перехватило дыхание, и когда он ответил, его голос прозвучал не менее странно:

— Они с Мариэттой. Они.., расстроены. Мариэтта приведет их на причал, там мы и встретимся.

Лилли с облегчением подумала, что у них есть еще немного времени, чтобы побыть вдвоем. Ринган взял ее потертый саквояж и открыл дверь. Они уходили. Только вот он вернется, а она — нет.

Франт-стрит за порогом «Фэрвью» была такой же шумной и оживленной, как накануне вечером. Возможно, на ней вообще никогда не затихала жизнь.

Они двинулись в сторону причала, шаги гулко отдавались на дощатом настиле тротуара.

— Что вы будете делать? — спросила Лилли, чтобы знать, как представлять себе в разлуке его дни. — Займетесь медицинской практикой в Доусоне?

Губы под густыми усами дрогнули улыбкой.

— Не совсем.

Она подождала, уже привыкшая к паузам, которые он делает, когда говорит о важных для него вещах.

— Это было бы сложно, — сказал он наконец. — Слухи о моем заключении вскоре распространятся, и, думаю, мало кто захочет лечиться у врача, которого осудили за убийство.

Впереди уже показалась река. Ее бурные серые воды, как и холмы в малиновой дымке на другом берегу, блестели в лучах утреннего солнца.

— Но я все равно буду работать по профессии, — сказал Ринган, и страсть, прозвучавшая в его голосе, пронзила Лилли, как разряд электрического тока. — И буду работать там, где это больше всего нужно. Я собираюсь лечить индейцев.

Лилли споткнулась, и, если бы он не поддержал ее, непременно упала бы.

— Вас это удивляет? — спросил он, зная, насколько такая жизнь отличается от той, какую ведут Счастливчик Джек и ему подобные.

— Да нет.

Как она могла высказать то, что у нее на сердце? Что она тоже хотела бы работать и помогать индейцам? Что они могли бы делать это вместе, если бы любили друг друга? Это было бы для нее раем. И ее лишали этого рая, изгоняли из рая во внешнюю тьму, одиночество, оставляя лишь чувство утраты.

Они уже подошли к пристани. Из труб «Каски», готовой отправиться вверх по реке до Уайтхорса, валил дым.

Другие паровые суда и баржи, до предела нагруженные людьми и припасами, готовились отбыть в долгое плавание до устья Юкона, до Нома.

На причале к ним подбежала Летти.

— Куда это ты собралась? — недоуменно спросила она. Искрящийся счастьем взгляд помрачнел, когда она заметила бледное, напряженное лицо подруги и знакомый саквояж, который нес Ринган.

— В Уайтхорс. — На большее Лилли не хватило, она боялась потерять остатки самообладания.

Летти молча смотрела на нее в полном изумлении, больше уже не искрясь счастьем. К ним подошел Уилл и, заметив выражение лица своей жены, с тревогой спросил:

— Что случилось, моя хорошая?

Летти лишь молча коснулась его руки. Жест этот был настолько полон любви, был таким интимным, что у Лилли встал комок в горле. Сутки назад эти двое даже еще не были знакомы. Теперь они были супругами; между ними образовалась глубокая связь, словно они любили друг друга долгие годы.

— Ты сейчас уплываешь в Ном? — спросила Лилли, пытаясь взять себя в руки.

Летти кивнула.

— Но я буду писать. Китти согласна играть роль почтового ящика для всех нас. Саскачеван Стэн и Эди сегодня днем уезжают на участок Стэна на Клинтон-Крике.

Кейт и Перри остаются в Доусоне, пока не решат, ехать им следом за Уиллом в Ном или нет. Мистер Дженкинсон и Сьюзен…

— Плывут в Уайтхорс сегодня днем, — закончила за нее Сьюзен, походя к подругам. В руке, затянутой в перчатку, она держала зонтик от солнца. — Мы надеялись отплыть утром, но получили приглашение на обед от мистера Томлинсона, местного члена комиссии.

Она встала между Лилли и Ринганом так, чтобы Ринган не услышал ее слов, и понизила голос.

— Мне так жаль, — прерывисто сказала она. — Я думала, ты останешься в Доусоне. Мистер Камерон такой прекрасный человек… Я надеялась…

— Да, — уныло произнесла Лилли, зная все, что собиралась сказать Сьюзен, и надеясь, что эта пытка продлится недолго. — Я тоже.

Пароход дал свисток. Появилась быстро шагавшая Мариэтта, за ней торопились Лео и Лотти. Около собравшихся остановился экипаж, и из него поспешно вышли Кейт и лорд Листер.

— А где Эди? — спросила Лилли с ноткой паники в голосе. — Я не могу уехать, не попрощавшись с ней!

Ринган чувствовал себя в девятом кругу ада. Он надеялся остаться с Лилли наедине. И как он не догадался, что все ее подруги приедут с ней попрощаться? Почему не сообразил, в какое мучение превратится для нее процедура прощания?

— Пишите мне в «Фэрвью», — торопливо сказал он, перебивая Мариэтту. — Хотя практически все свое время я буду проводить на реке и с индейцами. «Фэрвью» будет моей базой. В вашем саквояже деньги. Я положил их туда ночью, когда вы спали. Как только вы где-то поселитесь, пришлите мне адрес местного банка, и я буду регулярно переводить вам деньги.