Не уходи, стр. 18

Через десять минут в спальне появилась Элиза с подносом. Она оказалась моложе, чем предполагала Лизетт, светловолосой, с узлом на затылке и приятным, умным лицом.

— Я принесла вам суп, бутерброды и горячее питье. — Элиза дружески улыбнулась и поставила поднос на прикроватный столик. — Хотя, на мой взгляд, от бокала коньяка пользы было бы больше.

Лизетт через силу усмехнулась:

— Супа и бутербродов мне точно не хочется. Вы не могли бы их тайком унести?

— Конечно, чтобы не расстраивать графиню. Она и так похожа на призрак, ведь ей приходится терпеть за столом общество Мейера.

Глаза Лизетт потемнели. Вот так всегда и будут говорить о Дитере, и ей придется привыкать к этому.

— Вы бывали раньше в Сент-Мари? — спросила она, меняя тему разговора.

Элиза покачала головой и взяла с подноса чашку:

— Нет, я из города.

Теперь она была участницей Сопротивления. Но девушки имели право говорить не обо всем, поэтому внезапно воцарилось молчание. Элиза первая нарушила его:

— Я слышала, что с вами произошло. Они делают это ради развлечения. Мальчишку Савари неделю назад сбила штабная машина, а вчера он умер.

Лизетт вспомнила Савари, слишком маленького для своего возраста, но необычайно энергичного. Неугомонный ребенок, доставлявший массу неприятностей своему учителю Полю Жильесу. Она закрыла глаза. Ей было очень жаль мальчика.

Элиза подошла к закрытому тяжелыми портьерами высокому окну, выходившему на задний двор.

— Они заплатят за все, что сделали с нами, — твердо проговорила она. — Ждать осталось не долго. Еще несколько недель, несколько месяцев, и на французской земле не останется ни одного немца.

Всего час назад Лизетт охотно согласилась бы с Элизой, а сейчас ей хотелось сказать: «Не все немцы одинаковы. Дитер не такой». Однако она сказала совсем другое:

— То, что произошло со мной, — это несчастный случай.

Элиза недоверчиво посмотрела на Лизетт:

— Неужели вы действительно верите в это? Да Мейер просто развлекался.

— Но именно майор Мейер оказал мне первую помощь и послал машину за доктором.

Элиза пожала плечами:

— Возможно, для него это тоже было забавой. И не обманывайте себя, он ничем не отличается от других. С той же легкостью, с какой майор привез вас домой, он мог бы бросить вас умирать.

Лизетт знала, что Элиза ошибается, но не решалась разубеждать ее. Она страдала от головной боли и чувствовала себя очень усталой.

— Мейер собирается во Вьервиль инспектировать новые укрепления. — Элиза подошла к кровати и взяла поднос. — Господи, хоть бы он взорвался там на своих минах! — Она подмигнула Лизетт. — А если не взорвется сегодня, мы сами отправим его на тот свет.

Элиза вышла из спальни, а Лизетт охватили противоречивые чувства. Нет, после того, что случилось, она осталась такой же патриоткой, с нетерпением ждала высадки союзников и готова была пойти на любой риск, лишь бы способствовать успеху этой операции. Лизетт мечтала, чтобы Германия потерпела поражение, а Франция обрела свободу. Однако вместе с тем ей хотелось, чтобы Дитер Мейер остался жив. Пусть он даже будет ранен, но только бы не погиб. Лизетт устремила взгляд на окно… Перед глазами ее плыл туман, сердце ныло. Господи, как же она ненавидела войну!

Доктор Оже, появившийся в замке на следующее утро, подтвердил, что маленький Савари умер. Не успел он покинуть комнату, как на подъездную дорожку замка въехал эскорт мотоциклистов. Внизу, во дворе, забегали люди, захлопали двери.

— Да что это такое… — пробормотал доктор, и в его воспаленных глазах вспыхнул испуг.

— Подойдите к окну, — попросила Лизетт. — Посмотрите, что там происходит.

Доктор быстро направился к окну и выглянул во двор, где стояли мотоциклы и штабные машины.

— Немцы снуют туда-сюда, как муравьи, — удивленно сообщил он. — Можно подумать, что в замок приехал Гитлер.

— Не Гитлер. — Глаза Лизетт засверкали. — Роммель. — Она попыталась спустить ноги с кровати и тоже подойти к окну, однако доктор Оже стремительно покинул свой наблюдательный пост и остановил ее.

— Нет, ни в коем случае, — решительно заявил он. — Никакой нагрузки на ногу как минимум еще один день.

В коридоре послышался стук приближающихся высоких каблуков, и в комнату вошла графиня, спокойная и элегантная, несмотря на переполох, вызванный неожиданным визитом.

— Мама, это Роммель? — спросила Лизетт, вспомнив о запертой главной гостиной с разложенными на столе картами и схемами.

— Да. — Графиня не выказывала ни малейшего волнения. Пусть немцы суетятся в связи с приездом своего фельдмаршала, а ее это не касается. — Вы довольны тем, как заживает рана? — обратилась она к доктору, подходя к кровати.

Доктор Оже смотрел на графиню во все глаза. Роммель! Возможно, фельдмаршал находится всего в нескольких комнатах отсюда. Доктор расстегнул ворот сорочки.

— Да, мадам, — ответил он, пытаясь скрыть замешательство. — Никаких признаков заражения. Конечно, останется шрам, но осложнений я не предвижу. Лизетт молода, все заживет быстро.

— Ну и слава Богу.

Доктор Оже услышал в голосе графини облегчение. Значит, она не такая уж холодная и бесстрастная, как ему показалось.

— Я зайду завтра, мадам. — Доктор взял свой саквояж и пиджак, попрощался и вышел из спальни, надеясь выбраться из замка через боковую дверь незамеченным. Графиню, возможно, и не смущало присутствие Роммеля в ее доме, но доктор относился к этому иначе. Одна только мысль о том, что он столкнется с многочисленной охраной фельдмаршала, повергала его в страх.

— Он в главной столовой с майором Мейером? — спросила Лизетт у матери, присевшей на край кровати.

Графиня кивнула, не желая говорить о Роммеле. Ей хотелось забыть о том, что в доме немцы.

— Племянница Мари очень приятная девушка, — заметила она. — Странно, почему Мари никогда не упоминала о ней раньше, не просила взять на работу в замок.

Сердце Лизетт тревожно забилось. Ее наивная мать ничего не подозревала. Но если Элизу схватят при попытке проникнуть в главную столовую, маме тоже придется плохо. Мысль об ужасных последствиях такой попытки до смерти перепугала Лизетт. Отогнав ее, девушка спросила: