Цветущий сад, стр. 45

Нэнси всхлипывала, крепко обхватив его, она потеряла самообладание и способность здраво мыслить. Их захватили секс и любовь, любовь и желание. Сначала он хотел унизить ее, изнасиловать, а она отдалась ему добровольно, со страстью. Дрожа, он продолжал удерживать ее. Внутри у него все клокотало. Наконец он не выдержал и что есть силы ударил кулаком по дереву.

— Но почему? — крикнул он. — Почему ты бросила меня? Почему связалась с Васильевым? С Уинтертоном? Ради Бога, Нэнси, почему?

Ее глаза двумя черными пятнами выделялись на бледном лице. Если бы она не опиралась о дерево, то наверняка упала бы.

— Я доверилась тебе. — Ее голос почти перешел на шепот. — Думала, что ты любишь меня. Сама я очень тебя любила и обо всем рассказала дочери, мужу… — от волнения язык у нее прилипал к небу, —…отцу.

Рамон судорожно вздохнул. Глаза его пылали адским пламенем.

— Он рассказал мне о Глории. У него были улики… фотографии.

Он резко схватил ее за плечи.

— С Глорией был дешевый, скоротечный роман. Бессмысленный, как сотни других до нее. — Он поднял голову к небесам, как бы моля Бога дать ему силы, внезапно оставившие его. Нэнси ждала, сердце ее бешено колотилось. Он опустил голову, и глаза их встретились.

— Правда, то обстоятельство, что она была женой врага моего отца, немного развлекало меня. Но я никогда не любил ее. Я не любил ни одну женщину, кроме тебя.

— И потому отправился к ней сразу же после меня? — Ее голос стал каким-то чужим, обвинения застревали у нее в горле. — Ты пошел к ней на другой день после того, как я уехала из Нью-Йорка.

Рамон с трудом сдерживался, крепко сжимая ее пальцы.

— Это она пришла ко мне! Пришла, потому что я порвал с ней связь.

Нэнси видела только его лицо, глаза, губы.

— Значит, вы не спали вместе? — Ее едва было слышно.

— Господи! За кого ты меня принимаешь? Я же люблю тебя. Я ведь говорил, что люблю тебя! — Его эмоции явно перешли границы английского воспитания и никак не вязались с американскими генами. В это мгновение он больше походил на итальянца.

Нэнси почувствовала невероятное облегчение. Она смеялась и плакала, обнимая и целуя его.

— Как ты мог заставить меня так мучиться и страдать?

— Я? Заставил тебя страдать? — На его виске заметно пульсировала жилка. — А что ты скажешь по поводу Уинтертона? Или Васильева?

Она обхватила лицо руками, низко опустив голову. Стоило ли объясняться? Главное, что они любят друг друга. Рамон принялся целовать ее губы, шею, грудь. Затем уложил на цветы и слился с нею с величайшей нежностью и любовью.

Глава 11

Когда сквозь густую листву на землю начали постепенно опускаться сумерки, Рамон наконец помог Нэнси встать и обнял ее.

— Так как насчет Уинтертона и Васильева? — обратился он к ней в третий раз.

Несмотря на нежность, с которой он обнимал ее, в блеске его почти черных глаз таилась угроза.

Нэнси прижалась к Рамону, положив голову на его могучую грудь.

— Вир никогда не был моим любовником, — сказала она тихо.

— Значит, мой приход оказался своевременным. — В его голосе прозвучала холодная насмешка.

Нэнси улыбнулась. Ей казалось, что она никогда не забудет ужаса той страшной сцены. Теперь же все это куда-то кануло.

— Ведь так? — Он приподнял ее подбородок.

— Я никогда не хотела стать любовницей Вира. Мне было очень одиноко, а он заботился обо мне. Думаю, что его внимание помогло сгладить боль и страдания, которые я испытывала из-за тебя.

— А Ники?

Она посмотрела ему в глаза:

— Ники был моим любовником всего одну ночь.

— Верю. — Но по его голосу она чувствовала, что это не так.

Нэнси переплела свои пальцы с его пальцами, и теперь уже она удерживала Рамона, глядя на него широко раскрытыми, темными, полными искренности глазами.

— Я приехала сюда, чтобы скрыться от тебя, а не для того, чтобы встретиться. Ты как-то говорил, что никогда не поедешь на Мадейру, и я поверила. Мне казалось, что это единственное место, где я случайно не встречусь с тобой. Я собрала свои вещи и уехала, но не могла забыть тебя. — Голос ее стал глуше. — И вот ты появился здесь. У меня больше не было сил сопротивляться. Твоя близость притягивала меня словно магнит. И не важно, что ты проявлял равнодушие и грубость, для меня было утешением по крайней мере видеть тебя.

Увидев тебя с Тессой, такой молодой и хорошенькой, увидев, как она обожает тебя, как ты смотришь на нее, как обнимаешь, я не смогла этого перенести. Вот тогда-то мы с Ники и стали любовниками. Я нуждалась в физическом утешении. Мне хотелось, чтобы меня любили. Но все это произошло случайно. — Губы ее скривились в мимолетной улыбке. Ей очень хотелось, чтобы Рамон понял ее. — У Ники, как и у тебя, много любовниц, но они ничего не значат для него, так же как и для тебя. Ники не влюблен в меня, да и мне он безразличен. Просто в какой-то момент нас потянуло друг к другу. Вот и все.

— Можешь ли ты простить меня? — Глаза его блестели от внутренней боли.

В ответ она поцеловала его. Это был продолжительный, глубокий, полный любви поцелуй.

Медленно, рука в руке, они поднимались по тропинке к отелю.

— Сюда едет Джек, — сказала она. — Хотя ты должен это знать.

— Я не знал, но это не имеет значения.

— Никакого.

Они продолжали идти молча. Сквозь тонкий шелк платья она чувствовала тепло его крепкого бедра, прижимающегося к ее телу.

— Я должен объясниться с Зией. Час назад я сказал ей. что собираюсь сделать предложение Тессе Росман, — сообщил Рамон с легкой усмешкой.

Нэнси остановилась, глаза ее расширились.

— Ты сделал это?

Он засмеялся:

— Хотел сделать. Только потому, что не мог быть с тобой. А если не с тобой, то мне было все равно с кем.

— Но бедная девочка…

Он поцелуем заставил ее замолчать.

— Эта девочка ничего не узнает.

Нэнси неожиданно вздрогнула.

— А если бы ты не приехал сюда… Если бы остался в Нью-Йорке… Если бы поехал в Париж или Рим…

Рамон остановился и, положив руки на ее плечи, пристально посмотрел ей в глаза:

— Неужели ты ничего не понимаешь? Мой приезд на Мадейру не был случайностью. Я появился здесь, потому что знал, где ты. Что, по-твоему, я делал в Нью-Йорке, когда тебя там не оказалось? Просто пожал плечами и все?

— Не знаю…

— Так я расскажу тебе. — Его голос снова стал мрачным. — Я поехал в Хайяннис, чтобы увезти тебя силой. Но тебя там не было. — В его словах явно чувствовалась боль и ярость.

Нэнси задрожала от ощущения его желания и любви к ней.

— Твой дворецкий сообщил, что у мэра был сердечный приступ и что ты уехала на Мадейру.

Она прижалась к нему, ноги ее внезапно ослабели. Он почувствовал ее реакцию и неожиданно усмехнулся:

— Не беспокойся. Я не вторгался к нему, но наверняка сделал бы это, если бы в пароходном агентстве не подтвердили, что ты уплыла на «Мавритании». Я последовал за тобой на «Бремене», а в Саутгемптоне пересел на «Кезию».

— И о чем ты думал при этом?

Жесткие складки вокруг его губ смягчились.

— То ли я сошел с ума, то ли ты свихнулась. То ли ты сбежала, то ли ждешь меня. По прибытии на Мадейру мне хотелось верить в последнее. Другое, по-моему, было невозможно.

— И потому ты пришел в мою комнату?

—Да.

Они помолчали. Над ними свисали цветы мимозы и цеплялись за волосы.

После короткой паузы она тихо произнесла:

— Прости меня, Рамон. Я должна была остаться в Нью-Йорке и выяснить с тобой все после обвинений моего отца в твой адрес.

— Не надо извиняться. Не надо этих «должна была».

Сквозь последние ряды деревьев уже можно было видеть золотистые стены и розовые крыши отеля.

— Я люблю тебя, дорогая. Только это имеет значение.

Они надолго замерли в страстном поцелуе, затем вышли из-за цветов и деревьев и прошли через лужайку, держась за руки.