Черный диверсант. Первая трилогия о «попаданце», стр. 70

— Ну, а как же тогда его часовой застрелил, если он такой, весь из себя, был особенный? У часового же никаких таких особенных талантов ведь не было, не так ли? Или и он у вас мастер скоростной и точной стрельбы? Так, в этом случае, он не там служит и не тем занимается.

— Нет, товарищ подполковник, часовой тут совсем обыкновенный был. Талантов у него никаких не было, а что касается места дальнейшей службы, так я полагаю, что трибунал его вскорости определит.

— Почему это — трибунал? Геройский солдат, вступил в схватку с превосходящими силами противника.

— Лопух он злокачественный, а не герой. Дрых он на посту безбожно, с напарником заодно, за что и поплатился.

— Хм… Поясните. Это серьезное обвинение, капитан. В трибунале тоже не дураки сидят.

— Пожалуйста, товарищ подполковник. Все убитые немцы убиты не нашими бойцами. На месте столкновения найдены гильзы только от оружия, однотипного тому, что обнаружено у Манзырева. Все бойцы роты вооружены отечественным оружием, а наган на всю роту единственный — у санинструктора. А ее на месте боя не было вовсе. Никто из прибывших по тревоге бойцов вообще не стрелял, это я выяснил. Они слышали только выстрелы из винтовки Турсунбаева и автоматные выстрелы. Из автомата Турсунбаев стрелять не умеет, я проверял. Тем более — из немецкого автомата. Значит, по немцам стрелял не он. Ножа у него тоже не было, значит, и двух других немцев тоже убил не он. А седьмого он вообще не видел. Потому и сказал, что нападавших было семеро, считая Манзырева. Вывод — Турсунбаев врет. Далее. Турсунбаев говорил, что дрался с немцами, потом подхватил винтовку и стал стрелять. Однако на его руках есть ссадины от веревки. В окопе я нашел куски разрезанной веревки, а на шинели Турсунбаева прорезан правый рукав. На веревке и на рукаве есть следы крови, в то время как, у него ранений вообще не было. Можно предположить, что веревку резали окровавленным ножом. Значит, его взяли без выстрела и связали. Потом появился кто–то, убил немцев и окровавленным ножом разрезал веревку на руках Турсунбаева, повредив и испачкав кровью рукав его шинели. Только после этого Турсунбаев берет винтовку и стреляет. Там узкий проход, сантиметров шестьдесят, довольно глубокий, более полутора метров. И длинный, метров восемь до поворота. Выпрыгнуть наверх, отпрыгнуть в сторону или быстро отбить в сторону винтовку Турсунбаева — ничего этого сделать нельзя. Очень позиция у Манзырева неудобная была. Он вообще стоял к Турсунбаеву спиной, думаю, что и не видел его вовсе. Тут уж никакой профессионал ничего сделать не сможет, как ни старайся. Профессионал бы вообще в окоп не полез, сверху бы стрелял. Так даже удобнее.

— Зачем же он в окоп полез? Получается — не профессионал?

— Турсунбаева он освобождал, потому и слез. К этому времени там, скорее всего, живых немцев не было.

— С какого расстояния стрелял Турсунбаев?

— Говорит — с трех метров. Тело Манзырева лежало в ходе сообщения, куда он упал после выстрела, его потом солдаты в сторону оттащили.

— Куда он ему стрелял?

— Говорит — в грудь стрелял. А ранение на трупе — в левый бок.

— Симонов? — поднял телефонную трубку подполковник. — Посмотри–ка мне на теле — как был сделан выстрел? Откуда и с какого расстояния? Подождать? Хорошо, подожду. Сколько? Два–три метра и в левый бок? Лады, работай дальше. Эксперт подтверждает, продолжайте, капитан.

— Да, собственно говоря, у меня уже все. Разве что, еще одна деталь.

— Ну?

— Напарник Турсунбаева — рядовой Алиметжанов был убит ударом ножа в шею. Удар очень сильный, нож пробил ему шею и воткнулся в деревянный кол. Алиметжанова как бы пришпили к нему, понимаете?

— Ну и что?

— А то, товарищ подполковник, что в момент смерти рядовой Алиметжанов сидел на полу окопа, прислонившись спиной к этому самому колу. То есть — спал. Так его и убили — сонного. А Турсунбаев утверждает, что они оба дрались с немцами. Так что, плачет по нему трибунал. Аж в три ручья.

— Написать вы это сможете? Подробно по полочкам разложить, как вот сейчас мне рассказываете?

— Да, товарищ подполковник, смогу.

— Лейтенант Никитин проводит вас в комнату и окажет необходимую помощь. По всем вопросам можете обращаться к нему.

— Товарищ подполковник, разрешите вопрос?

— Да, задавайте.

— Когда я назад вернусь?

— Не могу вам пока ответить точно на этот вопрос. Думаю, что вам придется погостить у нас немного. Не скрою, ваши аналитические способности произвели на меня определенное впечатление. Возможно, что они могут пригодиться нам в ближайшее время.

Глава 33

Рассказывает старший лейтенант Васильев.

Нас подняли вечером, группа уже наладилась было отдохнуть. Только что вернулись с пробежки и ребята слегка расслабились. По всем прикидкам следующий выход намечался только через неделю и времени, в принципе, хватало, чтобы придти в себя. Однако же, как говориться, человек предполагает, а бог располагает.

В дверь стукнули, и на пороге нарисовался посыльный. Он только что вернулся из штаба и явно с известиями.

— Товарищ старший лейтенант, вас срочно к майору вызывают.

— Что так, на ночь глядя–то?

— Да вроде бы вылет намечается.

— Это еще куда?

— Не знаю, только товарищ майор сам только что из штаба вернулся и срочно за вами послал.

Командир у нас был дядька суровый, а посему мешкать не следовало. Быстро дошагав до его дома, я постучался в дверь.

— Разрешите, товарищ майор?

— Давай, не задерживай! Уже час целый как тебя жду!

— Так только с пробежки вернулись, товарищ майор.

— Почему–то всегда, когда ты мне нужен, ты со своими архаровцами где–то бегаешь. Ладно, ближе к делу. Там, — палец майора указал на потолок. — Что–то опять напортачили. Короче, надо срочно отыскать и вывезти из немецкого тыла радиста из разбитой группы. Радист ранен и идти сам не может. Что–то там у него важное есть.

— Не известно, что именно?

— Документы какие–то, хрен его знает. Толком так ничего и не пояснили. Но что–то очень важное, судя по спешке. Приказано не останавливаться ни перед чем. Обещали любую возможную помощь.

— То есть, если я попрошу полк тяжелых бомбардировщиков для прикрытия — дадут?

— И все? Я думал — тебе еще и танковый корпус поддержки нужен, а тут всего лишь полк ТБ. Ты хоть передо мной дурака–то не валяй?

— Виноват, товарищ майор.

— То–то же… Помощь, конечно, будет. Не полк ТБ, но и с голой задницей не пошлют.

— Ну и на том спасибо.

— Теперь смотри сюда, — майор развернул карту. — Вот где–то тут, если верить полученным сведениям, находится этот самый радист. Группа вся погибла, так что он тут один. Правда, есть данные, что где–то там могут быть еще несколько человек наших бойцов, но эта информация требует проверки. В любом случае, твоя задача — доставить документы сюда.

— А радист? И бойцы, если они там есть?

— По обстановке посмотришь. Сам понимаешь, фронт не сегодня–завтра может двинуться. Куда — хрен его знает. Тащить его на носилках через фронт — глупо. И сам не пройдешь и его не спасешь. Посмотри, может быть удастся его где–нибудь в деревне, у местных жителей пристроить.

— Понял…

— И не смотри на меня так! Я тоже не злодей из романа! Все понимаю, своих бросать нельзя, а если вытащить его не сумеешь? Тогда — что? Молчишь? То–то… Бойцов этих с собой забери, тут уж с ними все и без нас решат. Но, если будут они тебя тормозить — оставляй и их нафиг. В штабе ясно сказали, самое главное — это документы. Усек?

— Так точно.

— Вот тебе пароль для опознания, маршрут движения и ориентиры на местности. Посмотри. Что неясно — спрашивай.

— Ориентиры грамотные, прописаны четко. А вот маршрут странный, извилистый какой–то. Там и по другому можно пройти, короче гораздо. Зачем такие петли рисовать? Непонятно это.

— Не тебе одному. Я тоже этот вопрос задал. Мне ответили — мины. Местность заминирована.