Черный диверсант. Первая трилогия о «попаданце», стр. 122
Получив порцию, я уселся на лежащие в углу двора бревна и принялся за обед. Судя по времени, завтрак я благополучно проспал. Или, вернее, провалялся в беспамятстве. Поэтому жрать хотелось весьма неслабо.
— Не помешаю, Палыч? — Ко мне подсел долговязый светловолосый боец. Один из «соратников»? Похоже. Был он весь какой–то помятый, что ли. Или от природы неуклюжий.
— Садись, место некупленое.
— Спасибо тебе сказать хочу.
— Хочешь — говори. За что?
— Ну, если бы не ты со своей готовностью к исполнению приказа, то Шумила нас бы еще в сарае пострелять мог. Запросто, с него станет.
— Старлей–то? Этот могет.
— Пацаны говорили, за ним такое уже водилось.
— Сам кто видел или сплетни?
— Из старого состава роты есть пяток пацанов. Они и рассказали. В атаку ребята вставать стремались, он и завалил двоих. И потом, на отходе уже, один ранен был, идти не мог, так он и его тоже… того…
— С какого бы хрена–то? С первыми двумя — понятно. А этого за что?
— Крикнул, что, мол, немца тут дожидаться будешь?
— Да… Надо от него подальше держаться, а то, не ровен час, ему еще чего в башку прилетит.
— Да уж скорее бы…
— Ты о чем это?
— А ты?
— Ты головой–то думай иногда, ладно? Ушей и тут хватает, и опомниться не успеешь.
— Ладно тебе, дядя Саша, чего ты к словам прицепился? Ты лучше скажи, что делать будем дальше?
— А у тебя что, вариантов до хрена? Куда ты отсюда денешься? Вон, за воротами вертухаи со стволами стоят, а мы тут сидим, за забором. Вот на фронт попадем, там и посмотрим. Глядишь, и повернется к нам фортуна передом.
— Кто повернется?
— Фортуна. Это богиня счастья такая была у древних греков. На кого посмотрит — тому и подфартит.
— И–и–и сказал! Где те греки и где мы?
— Ты, короче, давай по делу. Зря не баклань. Если есть что сказать — говори. Нет, так я жрать дальше буду.
— Слушок прошел. — Светловолосый оглянулся по сторонам и понизил голос. — Будто капитан для нас что–то особенное измыслил. Такое, что точняк на тот свет и отвалимся все разом.
— Так ить фронт, голуба! Тут каждый миг на бошку что–нибудь брякнуться может. И все — амбец! И придумывать специально ничего не надо.
— Доты помнишь?
— Какие такие доты?
— Здрасьте, приехали! Пять дней как там весь первый взвод лег!
— Вот когда тебе прикладом в лоб закатают, я тебя опосля этого и порасспрашиваю про что–нибудь эдакое. Память у меня отшибло чуток, понял? Что–то помню, а что–то нет.
— Ну, так бы и сказал…
Со слов белобрысого солдата выходило, что первый взвод нашей роты совсем недавно осуществлял разведку боем одной неприятной высотки. Высотка эта стояла на редкость удачно для немцев и крайне неприятно для нас. Немцы просматривали с нее всю нашу оборону и вглубь и по ширине — сколько глаз хватало. Судя по точному артиллерийскому огню, там сидели еще и артнаводчики. Вот командование и отправило первый взвод выбить оттуда немцев. Небывалое дело! Им даже обеспечили артподдержку! Правда, легче от этого не стало. Немцы успели оборудовать на горке дот. И похоже, что не один. Короче, назад никто не вернулся… Вот теперь на эту высотку хотят направить и нас.
— Хренасе… Надо будет с капитаном потолковать на эту тему.
— Да у тебя, похоже, не только память отшибло, но и соображаловку! Ты с кем говорить–то решил?! С этим?! Да ему на нас плюнуть и растереть. Нас положат, так новых пришлют!
— А за невыполнение приказа с него спросят! Это ты понимаешь?
— Ну, это тебе со своей старшинской кухни виднее, мы с начальством не общались, где уж тут?!
Так, похоже, что этот болтун кое–что про меня знает. Ну, держись…
Через полчаса я отпустил его за чаем, а сам остался сидеть, прикидывая и сопоставляя услышанное. Персонаж мой в прошлом был ротным старшиной. Судя по всему, мужик он был опытный и авторитетный. Воевать умел, и делал это уже не первый год. Вот на почве целесообразности некоторых поступков он и столкнулся с вновь назначенным командиром роты. Иными словами — помешал (непонятно, как) поднять роту в самоубийственную атаку на прорвавшиеся немецкие танки. Танки эти в итоге сожгли ПТОшники, а Леонов за это угодил в штрафную роту. Ходили слухи, что командир роты временно окривел на один глаз, но так это или нет, никто тут, естественно, не знал. Отчасти из–за этого меня и невзлюбил наш старший лейтенант.
Вернулся с чаем белобрысый — Игорь Микляков. Принес полный котелок и пару ломтей хлеба. Хм, с этим можно жить! Первую кружку я высадил залпом, уж больно во рту горело. Полное впечатление, что по горлу прошлись напильником. А вот уже вторую я пил неспешно, растягивая удовольствие.
Глава 23
— Воздух! — резанул по ушам крик. Кто–то часто бил по железяке, и этот противный дребезг враз поднял всех на ноги. Микляков уронил на землю кружку и вскочил.
— Куда?! — одернул я его за гимнастерку. — Сядь и не отсвечивай!
— Так ведь немцы летят!
— Лично за тобой? Я пока еще ни одного не вижу.
— В сарай надо!
— Чтоб тебя там и похоронили? Они же первым делом именно по домам и поддадут. Если других целей у них нет, будут бомбить дома. И чем больше этот дом, тем вероятнее по нему и врежут.
— Так и тут накроют!
— Интересно — как? Я вот между этими бревнами лягу — ни один осколок не пролетит.
— А если прямо сюда — и бомбой?
— В дом она вернее прилетит. Впрочем, как знаешь. Беги, а я тут пока подожду.
Белобрысый исчез, будто его сдуло ветром. Я прихлебнул чай — не остыл пока, хорошо! Где же немцы? Ага, вот они. Один, второй, третий… все? Все. Суматошно захлопала зенитка, судя по всему, 37–миллиметровка. Или еще что–то? Не помню, что там тогда было, кроме этого? Ее поддержали огнем пулеметы. Один, второй… и хорош. Да, противовоздушная оборона тут не особенно сильна. Самолеты приблизились, ага «Ю–87». «Лапотники». Хреново. Эта штука и летать умеет, и бомбить, да и стрелять может неплохо. Не обращая внимания на редкие трассы МЗА, ведущий «Юнкерс» лег на крыло. И куда ж это ты метишь? Понятно, что не сюда. Я отставил кружку в сторону и приложил руку ко лбу козырьком. Что–то я эти маневры не просекаю… А вот если дальше пройти? Оттуда и обзор получше? Ну–ка… Ага, с этой точки было видно, что самолеты пикируют куда–то на окраину, метров за восемьсот от нас. Вот и первый разрыв, второй, еще… Неслабо они взялись, сейчас там кому–то поплохеет. Второй заход.
— Леонов!
Это еще кто? А, старший лейтенант… Лежит под телегой, это он так от бомбежки спрятаться хочет? Ну, в добрый путь.
— Что такое, товарищ старший лейтенант? Помощь нужна?
— Почему по улице ходишь?
— Так на крышу лезть несподручно.
— Ложись!
— Зачем? Самолеты далеко, у них своя цель. За одиночным человеком не погонятся. А хоть бы и так, тогда от другой, более важной цели отвлекутся. Тоже неплохо. А меня еще поймать надо…
— Ложись, я приказываю!
Опять неподчинение приказу в боевой обстановке? А ведь может, скотина, если захочет.
Бу–бух! Ох и неслабо рвануло! Трындец зенитке. Там, куда пикировали самолеты, вовсю разгоралось пламя.
— Копец медсанбату, — проговорил кто–то около меня. Прижавшись к поленнице дров на земле, лежал незнакомый мне боец.
— Что?
— Я говорю, медсанбат там. Их и бомбили.
— Так чего ждем?! Туда надо, может, и вытащим кого, если успеем! Давай, народ тащи! Пулей!
Боец метнулся в сторону. В два прыжка я подскочил к сараю, рванул ворота на себя.
— Подъем!!! За мной, бегом — марш!
В сарае лежало на полу и ныкалось вдоль стен человек пятьдесят. Услышав мой оклик они повернулись в мою сторону.
— Что, блин, засели?! Медсанбат горит! Бегом, там наши раненые! Сами свалитесь — также подыхать будете в случае чего?! А ну — марш за мной!
Я повернулся и бросился в сторону пожара. Пробежал метров тридцать и услышал, как за спиной вразнобой забухали в землю десятки сапог.