Черный диверсант. Первая трилогия о «попаданце», стр. 118

— Два дня только вверх лезть. Еще день как минимум до вершины. Итого — три, так?

— Ну, так.

— Назад нам, до этого места, еще пару дней. Так?

— Так. И что?

— А то, что еще вниз, до стойбища, еще три дня топать не жравши — это забыл? Какие в свете этого будут предложения?

— Но мы же к этому выходу год готовились!

— Значит, плохо готовились!

— Сань, но ведь главная цель любой экспедиции — дойти до точки назначения! Ведь так?!

— Нет, Андрей. Главная цель любого выхода — вернуться назад. Ибо если ты дойдешь до точки назначения и там накроешься медным тазом, то легче от этого не будет никому. И никто об этом не узнает даже…

Я повернулся к Травникову:

— Главное — вернуться? Так я вас понял, Александр Яковлевич?

— Да. Именно так. Только возврат испытателя назад может поставить точку в многолетних спорах и гипотезах.

— Но я же вернулся!

— Как?

— Ну… не знаю…

— Я тоже. И никто не знает. Мы в общих чертах представляем, какие процессы происходили в вашем теле в период пребывания в коме. Но никто специально за вами не наблюдал. И выявить, что же именно смогло послужить толчком к возврату, так и не сумели. И неизвестно, что нужно сделать, чтобы человек вышел из комы не овощем, а вполне здоровым и в сознании. Несомненно, есть жесткая взаимосвязь между состоянием тела «донора» и его действиями в прошлом. Но мы не знаем, какова она, эта связь. Многое прояснил ваш дневник, кое–что мы поняли и сами, но полной картины нет.

— Ну, толчком к возврату послужил выстрел этого самого узбека.

— Вы в этом уверены?

— В смысле?

— В вас что, первый раз стреляли?

— Нет, раньше тоже было. Только я всегда успевал уйти.

— А почему в этот раз не ушли? Что, так уж сложно это было сделать? В крайнем случае — руку ему прострелить. Чтобы не попал. Совсем–совсем это было невозможно?

— Ну, выстрелить я тогда мог…

— Но не сумел! А вы знаете, что за сутки перед вашим выходом из комы у вас изменился сердечный ритм?

— Откуда я это могу знать?

— Ну, да, действительно… Тем не менее это так, можете мне поверить. И это — еще одна загадка.

— Ну, хорошо. Загадок еще много, это я понял. Что дальше, Александр Яковлевич?

Травников встал и снова зашагал по комнате. Остановился у окна, оперся ладонями о подоконник.

— Выход у нас только один. Я вынужден просить вас, Александр Сергеевич, принять участие в нашем эксперименте.

— То есть — назад в прошлое?

— Да. Я понимаю, что ваш возраст и прочие сопутствующие обстоятельства этому могут помешать. Но другого выхода у нас нет.

— У вас? Или и у меня тоже?

— У нас. Приказать вам я не могу, это дело сугубо добровольное. Не должно быть у вас в мозгу внутреннего неприятия этого решения. Ничего в этом случае не выйдет, проверено.

— Иными словами, вы, Александр Яковлевич, предлагаете мне прыгнуть с самолета без парашюта. В надежде на то, что там, внизу, за облаками, может оказаться стог сена. На который я, возможно, и попаду. Или не попаду.

— Да.

— Охренеть… — Я налил граммов сто и шарахнул их без закуски. Нет, я не боюсь встать на стреляющий пулемет, бывали прецеденты. В этом случае все зависит от меня, моих знаний, опыта, способностей. Можно выйти в бой с голыми руками на десяток отморозков. И даже в этом случае есть шанс уцелеть.

Но вот так, лежа на койке, в полной отключке, беспомощным младенцем… Разум мой противился этому изо всех сил.

— То есть шансов на возврат у меня, — повернулся я к академику, — сколько?

— Неделю назад я сказал бы — более семидесяти. Сейчас — не знаю. Врать не хочу, возможно, что и ни одного.

Я сел в кресло, поставил локти на подлокотники и положил голову на ладони.

— Да, товарищ академик долбанули вы меня пыльным мешком из–за угла. Какого же ответа вы от меня сейчас ждете?

— Сейчас? Никакого. Я и сам на вашем месте был бы ошеломлен. Отдохните, подумайте. Беспокоить вас не будут. Хорошо?

— Да уж… Куда лучше–то…

Травников еще потоптался около кресла, видно было, что он еще что–то хочет сказать. Так и не сделав этого, он кивнул мне на прощание и вышел. Я остался сидеть в кресле.

Зарычал мотор, машина тронулась. Звук мотора затих в отдалении, и наступила почти мертвая тишина. Даже птиц не было слышно.

Глава 21

Утром мне позвонил Яковлев.

— Александр Сергеевич? Не разбудил?

— Нет, Виктор Петрович, я уже час как не сплю.

— Ну и хорошо. Не заняты?

— Нет. Медики меня более не дергают, другой работы нет. Так что сижу вот тут, на крыльце, и на небо смотрю.

— Ага. Вас не затруднит подъехать ко мне на часок?

— К вам — это куда? В Управление?

— Нет. Антон знает это место. У нас оно называется «госпиталь». Я ему перезвоню, и вас туда отвезут.

— Понятно, товарищ генерал–лейтенант. Вы тоже туда подъедете?

— Я уже тут.

Антон зашел минут через пятнадцать. Прихватив из сейфа «АПС», я сбежал по лестнице, на ходу убирая пистолет в кобуру, запрыгнул в джип, и наша кавалькада из трех машин рванулась к выходу из поселка. Ехали мы недолго, чуть больше часа. При этом все время двигались какими–то неприметными дорогами, которые тем не менее были неплохо асфальтированы и весьма ухожены. Наконец машины остановились перед зеленым забором. Створки ворот бесшумно разошлись в стороны, и машины въехали на небольшую площадку.

— Приехали, Александр Сергеевич, — повернулся ко мне Антон. — Дальше пешком. Машины туда не пускают.

Вместе со мной он вышел из автомобиля и зашагал по узкой тропинке между деревьями. Видно было, что путь ему знаком. Остальные ребята остались у машин. Пройдя метров двести, мы подошли к одноэтажному дому, и Антон, поднявшись на крыльцо, постучал в дверь.

— Разрешите?

— Да, входите.

За дверью оказалась небольшая комната. Вся она выглядела какой–то очень домашней. Казалось, время остановилось тут еще в семидесятых годах, да так и не собралось двигаться дальше. Во всяком случае, мебель здорово напомнила мне детство. Единственным современным предметом являлся ноутбук, лежащий на столе, за которым сидел Яковлев. Увидев нас, он опустил крышку и поднялся.

— Заходите, присаживайтесь. Антон, обождите здесь, пока мы с подполковником прогуляемся.

— Но, товарищ генерал–лейтенант, я же всегда должен быть рядом.

— Знаю. Не волнуйтесь, капитан. Тут нас никто не съест. Под мою ответственность.

Антон молча отошел в сторону и сел в кресло около небольшого столика. Генерал кивнул мне на дверь и двинулся вперед. Выйдя из домика, мы пошли по тропинке дальше.

— Товарищ генерал–лейтенант, тут ко мне Травников приезжал. Какой–то он странный был, как не в себе.

— Знаю, Александр Сергеевич, знаю. Я в курсе.

— Что с ним случилось?

— Узнаете.

Генерал больше ничего не говорил, а я с вопросами не лез. Деревья неожиданно расступились, и мы вышли на небольшую полянку. Точнее, на кладбище. На нем в несколько рядов стояли памятники.

— Что это, Виктор Петрович? Куда мы пришли?

— Это кладбище, Александр Сергеевич. Здесь похоронены наши сотрудники. Те, кто погиб за время существования нашего отдела. Первые два ряда — испытатели, те, кто не вернулся. Остальные погибли по другой причине.

— Мои прежние охранники тоже тут?

— Да, последний ряд. Не под всеми памятниками лежат люди. Некоторые из них погибли далеко отсюда, и не все тела мы смогли найти. Некоторые по просьбе родственников похоронены в других местах. Но памятники стоят здесь. Все наши сотрудники приходят сюда, когда начинают работать. Память, Александр Сергеевич, — это такая вещь, которая очень сильно помогает. Иногда мы сами не осознаем, насколько важно помнить обо всех, кто был до нас.

— Понимаю, товарищ генерал.

— Пойдемте дальше.

Еще метров через пятьсот мы вышли к комплексу двухэтажных домиков. Между собой они соединялись застекленными переходами и, запрятанные под деревья, были совсем незаметными. Подойдя к одному из домиков, Яковлев вытащил из кармана пластиковую карточку пропуска и провел ей по считывателю. Щелкнул замок. За дверью оказался коридор, чем–то напоминавший больничный. Возможно, это мне показалось из–за запаха, свойственного любому медицинскому учреждению. Справа и слева находились двери, рядом с которыми в стену были встроены большие окна. Навстречу нам вышла миниатюрная девушка в белом халате.