Полночь и магнолии, стр. 23

Она оглянулась и продолжила.

— Ты сам разрешил мне принести барашка сюда, в эту комнату. Ты мог всех выставить наружу, за пределы замка, но ты всех нас привел сюда. Это было самое лучшее, что ты мог сделать для нас.

Ее слова умерили его гнев. Но он не хотел подавать вида и внешне оставался сердитым. Этого требовала ситуация.

— Мой разум запрещает выпрашивать твою любовь. Это — твоя обязанность.

Она пристально посмотрела на него и сказала:

— В народе говорят, что нет ничего труднее, чем достучаться до разума.

— Вот я тебе и советую, не делай этого.

— Не буду.

— Мудрое решение!

— Я попробую достучаться до твоего сердца. Если получится, то тогда уж и до разума достучусь. Сердце без разума, как и разум без сердца, не существует.

Сенека не оценил логики сказанного.

— Пичи…

— Хватит меня учить, Сенека. Я знаю о своих обязанностях. Прежде, чем я умру, ты получить мою любовь. Возможно, я никогда не дождусь твоей любви, но мою — получишь, как только я почувствую ее. Не сомневайся, это будет сильная любовь, я никогда наполовину ничего не делаю. Более того, это — моя любовь, и кому хочу, тому ее дарю. А вообще, ты знаешь, что жизнь без любви — это не жизнь вообще.

— Ты уже закончила?

— Как видишь!

— Очень хорошо, иди прими ванну, почисти зубы и надень что-нибудь поприличнее, чем это атласное бальное платье. Я на сей раз прощу тебе твое ужасное поведение, но это — в последний раз.

А Пичи не понимала, за что он должен был ее простить. За то, что она хотела оказать помощь бедному животному?!

— А в свою очередь, я благодарю тебя за то, что считаешь меня полным идиотом.

— Никто не считает, Сенека.

Ее сарказм привел его в бешенство. Какой это дьявол вселился в него?! Но всем видом он старался не выдавать своих эмоций.

— Ты спокойно отдохнешь после обеда. Мне придется обедать с советниками отца, а ты будешь обедать у себя. Но я буду ждать тебя у себя в покоях в девять часов. И не заставляй меня ждать.

С трудом сохраняя на лице маску безразличия, он удалился.

Глава 5

Пытаясь согреться, Бубба зарылся в стог сена. В темноте он не мог видеть своей тетушки, но он чувствовал, что она где-то рядом. Соломинка щекотала ему нос. Он поморщился, затем привстал и вынул из своей сумки птичку, которую он нашел, пока тетушка Орабелла не видела. У птицы было подбито крыло, и Бубба знал, как его вылечить.

— Я же говорил тебе, тетушка Орабелла, — сказал он. — Не я ли тебе сказал, что кузина Пичи стала принцессой. Ты гордишься этим?

— Заткнись, — закричала на него тетушка Орабелла. По ее лицу бегали насекомые. Где-то рядом запищала мышь… А еще… запах. Орабелла была уверена, что этот запах она узнала бы всегда и везде.

Узнав о том, что Пичи стала принцессой, Орабелла пришла в ярость. И ярость эта не проходила, а, наоборот, все усиливалась. Орабелла рассчитывала, что она вернется в Северную Каролину, поселится в домике Макги и присвоит себе золотоносный ручей. Но, кто знает, вернется ли или не вернется когда-либо эта проклятая девчонка к себе домой? Может, когда-нибудь ей взбредет в голову мысль навестить своих соседей Макинтошей? Нет, девчонка должна умереть. Другого выбора не было.

— Тетушка Орабелла? Орабелла тяжело вздохнула.

— Что надо?

— А ты знаешь что-либо о принце, за которого Пичи вышла замуж.

— А что я могу знать о нем?

Бубба прекратил гладить по голове свою птаху. Он очень опасался того, что птица раскричится и тем самым выдаст себя. Он знал, что тетушка Орабелла не любит животных и может приказать выбросить ее.

— Послушай, тетушка Орабелла! Когда кузина Пичи умрет… Тот принц… возможно, захочет иметь ее золотоносный ручей… Поэтому мы должны убить и его, так ведь?

Орабелла стряхнула насекомых со своего лица.

— Принц никогда не получит земель, даже если очень захочет. Воля у Даффа Макги была железной Он завещал свои земли только кровным родственникам, — так размышляла Орабелла.

— Тетушка Орабелла! У меня есть большой-пребольшой секрет. Я…

— Бога ради! Заткнись и укладывайся спать. Но Буббе не хотелось спать. Его осенила идея.

— Послушай! Послушай меня, тетушка Орабелла! Знаешь, о чем я подумал?.. Сейчас кузина Пичи стала принцессой. Может быть, ей не понадобится тот золотоносный ручей. Сама рассуди: она живет в замке, и у нее самой есть золото. Если бы я жил в замке и имел немного золота принцессы, то мне не нужен был бы ни дом, ни грязный ручей. Знаешь, что я сделаю завтра? Я пойду в замок, постучусь в дверь, а когда кузина Пичи выйдет, я ей честно скажу, что мы хотим жить в ее доме и пользоваться ее ручьем. Я…

— Идиот! — зашипела Орабелла. — У нее богатства здесь и богатства — в Северной Каролине.

— Да?

— Бубба, никто и никогда ни от какого богатства не отказывался, запомни!

Бубба выждал мгновение и сказал:

— Тетушка, если у меня будет золото, то больше я уже ничего не захочу.

— Это потому, что ты — глупый, Бубба. Представь себе человека, который бы не хотел иметь больше того, что он имеет? Ты самый бестолковый человек на всем белом свете! И ты доставил мне столько беспокойства сегодня ночью, что завтра утром ты останешься голодным, Бубба.

Бубба зашмыгал носом, но Орабелла ни капельки pro не пожалела. В мыслях своих она вновь вернулась к смерти Пичи. Убийство будет трудно совершить, так как Пичи, возможно, окружена вооруженными людьми. Но невозможного ничего нет.

Ведь случаются же несчастные случаи. Девчонка может ехать верхом и сломать себе шею. Она может упасть в реку и утонуть, а то ведь ее могут и подстрелить из охотничьего ружья. А почему бы ей не задохнуться под своей собственной подушкой или не съесть отравленной пищи?

Смерть может настигнуть ее в любое время. Орабелла так размечталась, что и сама не заметила, как мечты стали сами по себе куда-то улетучиваться, улетучиваться… и… она заснула.

Пичи внезапно проснулась и сразу не смогла сообразить, где она и что с нею происходит. Мягкий утренний свет проникал сквозь тяжелые, массивные шторы. Белка сидела на подоконнике и что-то теребила своими лапками.

Пичи села в постели. Ее кружевные простыни спадали на пол. Она никак не могла понять, сколько времени и где она находится. Она оглянулась вокруг. Прошло еще некоторое время, прежде чем к ней вернулась память.

Это были ее комнаты, и она была замужем за Сенекой. Она начала вылезать из своей постели. Ее руки и ноги занемели от сна, а их, казалось, покалывали тысячи иголок.

Провал в памяти и занемевшая нога. Да ведь это же два признака «типинозиса»?! Доктор Грили ведь говорил ей, чтобы она наблюдала за собой. Боль теперь прошла через все ее тело. У Пичи ком в горле застрял.

— Я умираю, — прошептала она. — О, Боже, я долго не проживу.

Она разрыдалась так сильно, что начала раскачиваться из стороны в сторону. Прошло много времени, прежде чем она успокоилась. Мысли о вещей птице не давали ей покоя.

— Нет, не дождешься того, что я проведу свои последние дни в слезах, — сказала она своей белке.

Вдруг она увидела желтый бархатный халат и вспомнила, что в нем она должна была вечером идти к Сенеке. Она схватилась руками за голову. О, Боже! Я должна была встретиться с ним в девять часов! Мне не надо было ложиться, я проспала почти всю ночь.

Сенека не заснул всю ночь. Ну, теперь-то уж он ее проучит! Он напомнит ей о ее обязанностях. Он не боится чистилища, как боится чистилища она. Он не боится потому, что он не католик. Конечно же, это большой грех воевать мужу с женой, как и жене с мужем.

Она не будет молиться за его и за свою душу.

— Ну, хорошо, — сказала она себе. — Я сделаю все, чтобы он со мной помирился. И когда он начнет меня вычитывать, я смогу рассказать ему о тех хороших делах, что сделала за день. Вот это мысль, моя плутовка, — обратилась она к белке.

Она подошла к своему столу и посмотрела на перечень того, что надо было сделать, который составил Сенека.