«Мустанг» против «Коломбины», или Провинциальная мафийка, стр. 30
– Будь спок!
Сопляк ушел довольный. Много ли такому надо для счастья – грамм опия, и мечта сбылась. Так и быть, станет Корнев творцом Соплякова счастья. Недолгого счастья: нюхал, курил, кололся, теперь в скором времени светит Сопляку дурдом. Туда и дорога: сопляки засоряют человечество. Корневу он нужен для одноразового применения, как тот безопасный шприц. Другой на месте Сопляка, поумнее, заломил бы цену дикую, еще и шантажировать вздумал бы, а этот нюхач дешев, и, хоть режь его, все будет надеяться, что друг Игорь выручит.
Книжка уже не читалась. Корнев вышел из навек прокуренного вагончика. Недостроенная громада девятиэтажного дома слепо зияла провалами незастекленных окон, через них местами проникали желтыми стрелами лучи вечернего солнышка. По широкому двору от обжитых домов квартала разносились вечерние звуки: писк ребятни, ломкие баритоны подростков, тявканье прогуливаемых шавок… Корнев сел на бетонную плиту. Слушал разноголосицу, думал. Было о чем поразмышлять. Гласит пословица: дескать, дурак думками богатеет. Врет пословица, дурак живет как скот, не мысля дальше «выпить» да «пожрать», а человеку умному всегда есть стимул поднапрячь извилины.
А вот и Наташка семенит, несет известие – с опозданием, по обыкновению. Штаны прямо клоунские, сизые патлы дыбом, ну что за мания бросаться в глаза? Самый невнимательный милиционер с первого взгляда запомнит навек такое чучело. Как завершится дело, надо с ней развязаться. Хотя, если по-человечески, ее тоже можно понять: когда ни зада, ни грудей и рожа не как у людей – приходится заявлять о себе заемными прелестями. Сам-то приметил ее из-за идиотской окраски, сперва захохотал, потом приблизил для хохмы, а она и для дела сгодилась…
– Чао, Игорек!
Обняла за шею, прижалась.
– Привет. Узнала, сколько привезли?
– Уже в курсе? Сопляк доложил?
– Земля слухом полнится.
– Сопляк, больше некому, видела, как он с Элькой шептался.
– Я тебя не про Сопляка спрашиваю. Так сколько там?
– Элька по секрету хвалилась, что больше кило.
– Всего-то?
– Тебе мало? Игорь, а как ты собираешься…
– Тихо! Больше не спрашивай про это, вообще забудь. Иди приведи Светку.
– Где я тебе ее возьму? Она дома. В смысле у родителей. На работу поступать намылилась. Представляешь, в ресторан официанткой! Она там в первый же день наофицианится…
– Иди, с автомата ей позвони.
– У них телефон сломался.
– Так сама сбегай, черт тебя дери!
– Игорь, я к ним больше не пойду. Мать как рысь кидается, будто я хорошую девочку на худое сманиваю. Кто-то виноват, что их дочка сучка.
– Ты слышала, что я сказал?
Руку ей на плечо, подтолкнул легонько в спину – пошла как миленькая. Через полчаса привела встрепанную Жучку.
– Спасибо, Натаха. Теперь погуляй. Ступай, ступай, у нас дела.
Резко повернулась, буркнула что-то себе под нос, засеменила. Ничего, пусть попсихует малость.
– А ты заходи, – распахнул Корнев дверь вагончика. – Садись. Что, заели тебя предки?
– А ну их… – Жучка сказала куда. – Всю душу вымотали.
– Душу надо беречь. Слушай внимательно, Светланка. Сегодня ночуй у Наташки, а то остатки души вынут. Завтра у тебя день рождения.
– У меня?! – удивилась Жучка.
– У тебя. Позвони своему милиционеру Алику, пригласи по сидеть вечерком у Натки, отметить. Самой Натки не будет дома, вы вдвоем. Но дверь не запирай, поняла?
– Игорь, я не хочу. Что ты меня под кого попало подкладываешь!
– С Аликом ты не в первый раз, так кого из себя строишь? Он парень ничего из себя, твой Алик.
– Какой он мой, ты ведь тогда меня напоил…
– Хватит! Сама напилась, в рот тебе не лили. Сейчас так надо, чтобы ты Алика вусмерть накачала. В стельку чтоб. Завтра в шесть вечера жду тебя в моей «Волге» возле универсама, который на Курганной, знаешь? Чтоб мне без опозданий, слышишь? Будет тебе пара бутылок коньяку, хорошая закусь. Еще югославский ликер. От меня на день рождения.
– Я в январе родилась.
– Ну и что? Алик не паспортист, в твои метрики заглядывать не будет. В январе мы с тобой еще разок отметим, по-настоящему, лады? Алик, по моим расчетам, завтра выходной, позвони ему утром в общежитие. Как хочешь приглашай, но чтоб пришел и часам к семи бухой был в дым.
– Игорь, а зачем?
– Зачем? Только ты молчи, никому…
– Что ты! Разве я когда…
– Я с Наташкой поспорил на полторы сотни, что ты можешь любого мужика без дзю-до наповал уложить. Наташка говорит, слабо ей. Но я-то по себе знаю, какая ты секс-бомба! А? Точно, Светик? Только чтоб – могила, ясно?
– Игорь, ну вот сука буду, никому!
– Выиграю спор, полторы сотни твои. Я не из-за денег, из-за принципа спорил.
Еще полчаса задушевного вранья с объятиями, и Жучка доведена до кондиции. Интересно, поверила она в спор с Наташкой? Поверила. Даже и умная баба поглупела бы, дай ей доказать сопернице свою женскую власть над мужиком.
17
В восемь без пяти пришел бригадир первой смены. Пока он надевал робу, Корнев поболтал с ним о том о сем. Сказал, между прочим, что близится сессия в институте, надо ехать в Свердловск. Бригадир равнодушно пожелал ни пуха ни пера, Корнев сказал «к черту». Когда «Маяк» в транзисторе пропищал шесть раз, что означало восемь часов местного времени, Корнев тоже пожелал бригадиру трудовых побед и покинул стройку.
Автобусом доехал он до молодежного общежития, где ему, лучшему сторожу СУ, постройком выкроил тесноватую, зато отдельную комнатушку. Корнев умылся, переоделся, позавтракал в столовке на первом этаже. Поварихи-раздатчицы с симпатией относились к трезвым, самостоятельным мужчинам, поэтому питание Корнева отличалось повышенным качеством.
В девять с минутами он был уже в управлении стройтреста. Тучный, одышливый начальник административно-хозяйственной части блеснул очками на раннего посетителя и снова углубился в ведомости. На «здравствуйте» буркнул «р-с-с».
– Что вы хотели, товарищ, э-э, Корнев?
– Арон Лазаревич, у вас лежит мое заявление, прошу отпуск без содержания для сдачи курсовых и зачетов в институте.
– Э-э, что вы сказали? Какое заявление, какие зачеты?
– Арон Лазаревич, не век же мне в сторожах сидеть, надо заканчивать учебу.
– Да-да, э-э, да… – Начальник АХЧ развязал тесемки коричневой папки, перебрал листки. – Вот заявление, «прошу» и так далее. А где дата? Почему не указано, с какого числа просите отпуск?
– Вы говорили, что подменить некем, я и тянул, сколько мог. Больше уже нельзя, отчислят, чего доброго…
– Некем, голубчик, с дорогой бы душой, но некем заменить!
– Я с Марковым договорился, Арон Лазаревич, он на пару недель соглашается.
– Марков? Э-э, Марков… Который на пенсии? Послушайте, ваш Марков подвержен, э-э, пьянству!
Начальник АХЧ, в подчинении которого пребывали сторожа, до страсти любил поволокитить, потянуть резину в самом безобидном вопросе. Менее терпеливый посетитель-проситель крыл Арона Лазаревича хорошим матом и уходил ни с чем. На сей раз начальник АХЧ не на такого напал: Корнев гнул свое, мешал работать, грозил пойти к генеральному директору треста, и все это без крика, корректно, зато напористо. В конце концов начальник понял: этот так не уйдет. И сдался.
– Э-э, ну хорошо, ну пусть две недели поработает Марков, разве я могу отказать учащейся молодежи.
Вот так. На успех надейся, а сам не плошай, готовь запасной ход на всякий непредвиденный случай.
Теперь вздремнуть. День предстоит ответственный. Такой день, как говорят крестьяне, год кормит. И нужно прожить его так, чтобы комар носа не подточил. Нужна бодрость, свежесть мысли. Корнев вернулся в свою комнатуху, разделся до трусов, лег в постель, приказал себе уснуть. И уснул без сновидений.
Поднял его транзистор в три часа дня. Корнев сделал зарядку с гантелями, побрился, умылся. В кожаный саквояж уложил бритву, лосьон, белье, полотенце, туго набитую мужскую сумку. Все? Все. Портфель-дипломат приготовлен еще неделю назад. Открыл, проверил. Что ж, неплохо, полное впечатление.