Архив Шерлока Холмса. Сыскная полиция (сборник), стр. 38

Полковник Эмсуорт показал на меня.

– Вот этот джентльмен заставил меня сделать это, – он развернул листок бумаги, на котором я написал слово «Проказа». – Я подумал, раз уж он знает это, будет безопаснее позволить ему узнать все, чем держать в неведении.

– И вы совершенно правы, – сказал я. – Возможно, мое вмешательство принесет пользу. Пациента наблюдает только доктор Кент, верно? Могу я узнать, сэр, являетесь ли вы специалистом по заболеваниям такого характера, которые, насколько мне известно, по природе своей относятся к тропическим?

– Я знаю все, что положено знать образованному врачу, – с гордостью произнес он.

– Сэр, я не сомневаюсь в вашей компетенции, но уверен, вы согласитесь, что в подобном случае уместно услышать мнение другого специалиста. Вы этого не сделали, опасаясь, что вашего пациента изолируют.

– Все верно, – ответил за него полковник Эмсуорт.

– Я это предвидел, – сказал я, – и привез с собой друга, на которого можно всецело положиться. Однажды я оказал ему профессиональную услугу, и он готов помочь не как специалист, а скорее, как друг. Его зовут сэр Джеймс Сондерс.

Наверное, перспектива встречи с самим лордом Робертсом не вызвала бы у какого-нибудь младшего офицера большего удивления и радости, чем те, которые отразились на лице мистера Кента, когда он услышал это имя.

– Для меня это огромная честь, – только и смог пробормотать он.

– В таком случае я приглашу сюда сэра Джеймса, который сейчас ждет в экипаже. Мы же, полковник Эмсуорт, тем временем можем перейти в ваш кабинет, чтобы я мог дать необходимые пояснения.

И вот тут-то мне начинает не хватать моего верного Ватсона, который каверзными вопросами и возгласами удивления возводит мое искусство, которое на деле является не более чем систематизированным здравым смыслом, в ранг чуда. Когда я сам веду рассказ, такой помощи мне ждать не от кого. И все же я попытаюсь последовательно изложить ход своих рассуждений, как я сделал это перед небольшой собравшейся в кабинете полковника Эмсуорта аудиторией, к которой присоединилась и мать Годфри.

– В основе моей работы, – сказал я, – лежит следующее предположение: если отбросить все, что относится к разряду невозможного, остаток, каким бы неправдоподобным он ни казался, и является истиной. Иногда случается, что остаются несколько вариантов объяснения. В таком случае приходится проверять их все до тех пор, пока какой-то один не получит достаточно убедительного подтверждения. Теперь давайте применим этот принцип к нашему случаю. Когда меня впервые ввели в курс дела, я видел три различных объяснения, почему этого молодого человека содержат или удерживают в отдельно стоящем домике в глубине отцовского сада. Он мог совершить какое-то преступление и скрываться от властей. Он мог сойти с ума, и родители не хотели, чтобы он попал в сумасшедший дом. Наконец, он мог заболеть, что тоже могло стать причиной его изоляции. Других вариантов я не видел, поэтому мне предстояло выбрать наиболее убедительное решение.

Вариант, связанный с преступлением, я отмел сразу. Сведений ни о каких нераскрытых преступлениях из этого района не поступало. Я это знал точно. Если бы речь шла о каком-то еще не обнаруженном преступлении, то в интересах семьи, несомненно, было отделаться от правонарушителя, отослав его как можно дальше, лучше всего за границу, а не скрывать его дома. Подобному поведению объяснения я не видел.

Вариант, связанный с помешательством, показался мне более правдоподобным. Присутствие в садовом домике второго человека наводило на мысль о санитаре. То обстоятельство, что он, выходя из сторожки, запирал за собой дверь, усиливало это предположение. Возможно, больного приходилось удерживать внутри силой. Хотя надзор за ним не мог быть уж слишком строгим, иначе молодой человек не смог бы выйти в сад, чтобы посмотреть на своего друга. Наверное, вы помните, мистер Додд, что я проявлял особый интерес к мелким подробностям. Например, я попросил вас вспомнить, что именно читал мистер Кент. Если бы это был «Ланцет» или «Британский медицинский журнал», это мне значительно помогло бы. Но, с другой стороны, ведь нет ничего противозаконного в том, чтобы держать душевнобольного человека дома, если он находится под присмотром специалиста и если об этом сообщено в соответствующие инстанции. К чему то гда вся эта таинственность? И в этом случае мне не удалось придумать объяснение, которое охватывало бы все известные факты.

Оставался третий вариант, самый неожиданный и маловероятный, который тем не менее объяснял все. Проказа в Южной Африке не такое уж редкое заболевание. Каким-то образом этот молодой человек мог заразиться ею. Его родители, которые, естественно, не желали отправлять сына в лепрозорий, оказались в ужасном положении. Им пришлось соблюдать строжайшую секретность, чтобы по округе не поползли слухи, ибо это неминуемо привело бы к вмешательству властей. Найти надежного врача, который за определенную плату согласился бы ухаживать за больным, не так уж сложно.

Держать пациента под замком по ночам тоже нет причин. Обесцвечивание кожи – частый симптом этого заболевания. В общем, фактов, указывающих на то, что именно эта версия является истинной, собралось достаточно много. Настолько много, что я решил действовать так, словно она уже доказана. Когда, прибыв сюда, я заметил на Ральфе, который носит еду, перчатки, пахнущие дезинфицирующим средством, мои последние сомнения рассеялись. Хватило одного единственного слова, чтобы дать понять вам, сэр, что ваша тайна раскрыта. И если я не произнес его вслух, а написал, то этим я хотел показать, что вы можете мне доверять.

Я заканчивал этот небольшой анализ, когда дверь кабинета открылась, и вошел знаменитый дерматолог. Однако его вечно строгое лицо теперь не напоминало застывшего сфинкса. Он слегка улыбался, в глазах светилась теплота. Он подошел к полковнику Эмсуорту и пожал ему руку.

– Мне часто приходится приносить людям дурные известия и редко когда добрые, – сказал он. – Но сейчас именно тот редкий случай. Это не проказа.

– Что?!

– Это хорошо выраженная ложная проказа, или ихтиоз, так называемая кожа аллигатора, уродливое, тяжелое заболевание, но никоим образом не инфекционное и, возможно, излечимое. Да, мистер Холмс, совпадение действительно поразительное. Но совпадение ли это? Может быть, здесь замешаны тонкие психологические силы, о которых нам пока еще так мало известно? Может быть, именно тот страх и те сомнения, от которых этот молодой человек страдал с той самой минуты, когда понял, с кем он оказался в непосредственном общении, привели к проявлению симптомов именно той болезни, которой он боялся больше всего? Как бы то ни было, я совершенно уверен, что это не… О, я вижу, леди поражена этим счастливым известием! Мистер Кент, я думаю, вам стоит побыть с ней, пока она не придет в себя.

Дело VIII Приключение со старым москательщиком [7]

В то утро Шерлока Холмса охватило тоскливое и задумчивое настроение. Иногда даже его деятельный характер был подвержен подобным приступам меланхолии.

– Вы его видели? – спросил он.

– Кого? Старика, который только что ушел?

– Да.

– Ну да, мы столкнулись с ним в дверях.

– Что вы о нем скажете?

– Довольно жалкое, никчемное, сломленное существо.

– Вот именно, Ватсон. Жалкое и никчемное. Но разве вся наша жизнь не является жалкой и никчемной? Разве его история – это не тот микрокосм, который является отражением общего? Мы к чему-то тянемся. Что-то хватаем. И что остается у нас в руках в конце? Тень. Или еще хуже… Страдание.

– Это один из ваших клиентов?

– Думаю, его можно так назвать. Его направили ко мне в Скотленд-Ярде. Так врачи иногда посылают неизлечимо больных пациентов ко всяким шарлатанам, говоря при этом, раз уж ничем ему помочь все равно нельзя, что бы ни случилось, хуже ему не станет.

– Что же стряслось с этим стариком?