Кромвель, стр. 30

Но армия думала иначе. 16 июля, в день вручения Кромвелю солдатской петиции, в Ридинге состоялся военный совет. Агитаторы наступали. Сексби с бешеной яростью кричал, что поход на Лондон необходим, иначе пресвитериане возьмут власть, и все погибло. Изгнать одиннадцать предателей из палаты! Освободить из тюрьмы Джона Лилберна и других борцов за свободу! Общий вывод агитаторов был таков: «Мы ничего не добьемся до тех пор, пока не двинемся на Лондон».

Кромвель и Айртон возражали. Разгул солдатской стихии страшил их. Идти на Лондон надо, но не так, не в слепой ярости, сметая и круша все препятствия. Их путь должен быть разумным, законным. Кромвель выступал снова и снова. Он убеждал:

— То, что достигнуто договором, будет прочно и продолжительно, это можно будет передать потомкам. Так мы избежим серьезных обвинений, которые выдвигаются против нас: что мы силой добились уступок от парламента, а это пятно не шуточное…

Он говорил, что парламент нужно реформировать, очистить от предателей и использовать на благо народное. Это мудрый, честный и справедливый подход.

— Право же, право, — он уже готов был выйти из себя, — то, что вы захватите силой, — это ничто для меня. Я не знаю, какую силу тут нужно применить. Наша сила — это добиться блага для всего королевства без всякого насилия…

Ему на помощь пришел Айртон. Его цепкий холодный ум был здесь как нельзя более кстати. Речь должна идти не о походе на Лондон и не о том, в чьих руках окажется власть. Надо подумать, что армия будет делать со своей властью, если она ее получит. Какие права и свободы для народа она установит?

Он предложил составить манифест, что-то вроде конституции, где излагались бы основные принципы нового государственного устройства. Это был очень удачный ход: шел уже первый час ночи, и вопрос о походе на Лондон решено было отложить до того момента, когда выработан будет манифест.

Кромвель, Ламберт, Айртон приступили к составлению манифеста на следующий же день. Его назвали «Главы предложений, выдвинутые армией». Существующий парламент распускается. Новые парламенты собираются раз в два года. Выборы происходят таким образом, «чтобы каждое графство могло иметь число членов парламента, пропорциональное размеру его участия в общей сумме налогов и повинностей королевства, чтобы сделать палату общин (насколько это возможно) правильно составленным представительством всего королевства». У пришедших в упадок городишек право посылать депутатов в парламент отнимается, чтобы дать больше мест новым людям. Кто не платит налогов вообще, то есть не имеет собственности, в выборах участия не принимает.

Монархический строй и палата лордов сохраняются. «После того, — гласил пункт XIV, — как изложенные ранее предложения для обеспечения и установления прав, вольностей, мира и безопасности королевства будут осуществлены, его величество король, королева и их королевское потомство восстанавливаются в условиях безопасности, почета и свободы…» Однако управление милицией и вооруженными силами передается на десять лет в руки парламента. Епископы и все прочие церковные должностные лица лишаются всякой принудительной власти; никто не должен заставлять других молиться по «Книге общих молитв», подписывать Ковенант, исполнять ту или иную форму богослужения.

На руку «новым людям» — предприимчивым джентри средней руки, купцам, сквайрам, желавшим умеренных реформ, были пункты, где требовалось установить свободу подавать петиции, которые «должны быстро рассматриваться и получать надлежащее удовлетворение»; отменить налоги на предметы первой необходимости; упразднить монополии и ограничения в торговле; реформировать судебное законодательство, «чтобы судебные процессы не были столь утомительны и дороги, как теперь…». Армии же должно было понравиться требование уплаты всех задолженностей по жалованью. Наконец, предлагалось объявить всеобщую амнистию — простить всем зло, кровопролитие, ожесточение гражданской войны.

23 июля «Главы предложений» были неофициально представлены королю. Он обещал рассмотреть их без задержки, но новые события, грозные и тревожащие, изменили ход дела. В Лондоне пресвитериане призвали на помощь толпу, и разношерстный люд — сынки роялистов, несмышленые юнцы ученики, подговоренные хозяевами, уличный сброд, всегда падкий до драк, ворвались в Вестминстер, требуя изгнания индепендентов из парламента. Спикер Ленталл, граф Манчестер и 60 депутатов-индепендентов бежали, опасаясь за свою жизнь, и прибыли в расположение армии. Одиннадцать пресвитериан, удаленных по требованию солдат, вернулись на свои места, и парламент спешно принялся реорганизовывать милицию и собирать кавалерию для обороны столицы. Разнузданные толпы бродили по улицам, требуя возвращения короля.

От этих новостей Карл воспрянул. Сам народ выступил на его защиту! Ободренный к тому же поддержкой шотландцев — в эти дни к нему прибыл граф Лодердейл, глава могущественного клана, с секретной миссией от шотландского парламента, — Карл решил отвергнуть армейские предложения. Пусть эти грубые люди поймут, что суверену не след предлагать ультиматум!

28 июля он бросил в лицо Айртону «Главы предложений», позволив себе выказать всю силу монаршего гнева.

— Вы не сможете сделать этого без меня! — кричал он. — Вы все погубите, если я не поддержу вас!

Он еще долго кричал на них, обвинял, угрожал. Напрасно Беркли пытался шепотом его успокоить, напоминал о приличиях, подобающих сану. Король бушевал. Армейские комиссары вышли от него красные, униженные, рассерженные. Полковник Рейнсборо, новая восходящая звезда в совете армии, быстро разнес по войскам новость о том, что Карл разгневался на армейские предложения.

Вопрос был решен. Во главе армии стоял теперь не король — спикер парламента Ленталл, призвавший ее к защите. Фэрфакс с одобрения Кромвеля дал приказ выступать. В ночь на 4 августа несколько полков под командованием Рейнсборо без единого выстрела овладели Саутуорком.

6 августа утром армия триумфальным маршем, с лавровыми ветвями шествовала по улицам, ведущим к Вестминстеру. Кромвель ехал во главе кавалерии. У Гайд-парка процессию поджидали мэр и олдермены. Завидя Фэрфакса, они сделали несколько шагов вперед, почтительно приветствовали его и смиренно просили извинить за недавние непорядки. От имени города они поднесли ему большую золотую чашу.

Генерал отвечал неприветливо, чашу взять отказался и проехал мимо. Кавалерия, пехота и артиллерия шествовали за ним в идеальном порядке. Никому из жителей или властей не было причинено ни малейшего вреда, никто не был оскорблен даже словом. Еще много дней спустя лондонцы с восхищением говорили о замечательной выдержке и дисциплине солдат. По решению парламента Сити предоставило заем на 100 тысяч фунтов стерлингов для покрытия нужд армии. Самые ярые враги ее в парламенте скрылись.

2. «Народное соглашение»

Роскошный загородный дворец Гемптон-Корт, построенный еще во времена Генриха VIII, с подобающей пышностью принял своего хозяина. Забегали слуги, потянуло ароматным дымком жареной оленины, прибыли разодетые придворные. Каждый день толпа визитеров стремилась выразить королю свою лояльность, свое почтение. Конюшие не успевали разводить от крыльца богато разукрашенные кареты. Прибыли и прежние сановники, и иностранные послы. Поистине двор в Гемптон-Корте ранней осенью 1647 года выглядел не менее великолепно, чем до войны в Уайтхолле.

Но что это? Кого, почтительно сторонясь, не первый уже день пропускают вперед себя титулованные роялисты? Перед кем они склоняются в поклонах, до самого пола опуская белоснежные плюмажи шляп? Кого запросто принимает Карл, с кем подолгу милостиво беседует в своих покоях? В темных военных костюмах с белыми полотняными воротниками, в шляпах без перьев, гремя сапогами, проходят через приемные залы Кромвель и Айртон. А среди дам, среди маркиз и графинь в парижских атласных робах скромно приседает при входе его величества голубоглазая Элизабет Кромвель и рядом с ней дочери: робкая и набожная Бриджет Айртон, смешливая и хорошенькая Бетти Клейпол. Королевский советник Энгбернем ввел их в высший свет и представил королю. Эшбернем и Кромвель теперь часто встречаются и подолгу беседуют.