Операция «Снег», стр. 51

Прилежной службой агент добился, чтобы его из охранников перевели в делопроизводители, которые время от времени в одиночку дежурили по субботам и воскресеньям на объекте. Так он получил возможность сделать слепок с ключа от сейфа, набитого секретными документами. Затем узнал шифр концевого замка, воспользовавшись небрежностью одного из офицеров, который, не надеясь на свою память, записал на клочке бумаги сверхсекретный набор цифр. Шифром второго концевого замка Джонсон овладел с помощью переданного ему нами портативного рентгеновского прибора. Так, шаг за шагом, он продвигался к тому чтобы проникнуть в сейф и получить в свои руки интересовавшие нас документы.

Продолжительная по времени и очень сложная операция, связанная с большим риском для агента и руководивших его действиями оперативных работников, тщательно контролировалась московской штаб-квартирой. Обстановка во Франции тогда была довольно сложной, французская контрразведка усилила наблюдение за сотрудниками советских учреждений. Каждый выход на встречу с Джонсоном приходилось подстраховывать дополнительными оперативными мероприятиями.

Чтобы ярче представить ход операции по выемке документов, опишу один эпизод. В воскресенье, 15 декабря, около полуночи Джонсон оставил свой пост в «Центре». У него в руке был небольшой голубой чемоданчик — сувенир французской авиакомпании «Эр Франс», набитый до отказа пакетами с секретными документами. Он подъехал на своем стареньком «ситроене» к пустынной дороге около аэропорта Орли, где его поджидал наш сотрудник в сером «мерседесе». Агент передал ему свой чемоданчик и получил взамен точно такой же с вином и закусками. Через пять минут Джонсон опять был на своем посту, а наш разведчик в это время мчался к зданию советского посольства, где располагались резидентура и ее службы.

В течение часа наши специалисты сняли печати, вскрыли пакеты, сфотографировали документы, а затем аккуратно восстановили первозданный вид отправлений и печатей. В три часа с четвертью оперативный работник припарковал свой «мерседес» на грунтовой дороге у маленького кладбища в пяти минутах езды от Орли. В точно условленное время подъехал Джонсон и обменялся с ним чемоданчиками. Потом агент возвратился в «Центр» и в шесть сменился с дежурства. По дороге домой он остановился у заранее подобранной телефонной будки и оставил там пустую пачку из-под сигарет «Лаки страйт» с нарисованной на ней карандашом буквой «X». Это означало: «все в порядке, документы возвращены на место без происшествий».

Всего удалось провести семь таких операций, наиболее драматичной оказалась последняя.

И на этот раз все было рассчитано до минуты. Но случилось непредвиденное. Когда наш сотрудник прибыл в условленное место, чтобы возвратить документы, Джонсона там не оказалось. Напрасным было длительное ожидание. Время истекало, приближалась смена дежурных в «Центре». Это неизбежно привело бы к провалу агента и краху операции. Надо было немедленно действовать. И наш разведчик решился на отчаянный шаг: он подъехал к «Центру», увидел стоявший поблизости автомобиль Джонсона, открыл дверцу и положил в него чемоданчик с документами. Невозможно описать, что пережил наш товарищ, не знавший, что произошло с Джонсоном. Только появление через несколько часов сигнала о благополучном возвращении документов в сейф сняло, как говорится, камень с сердца. А позже выяснилось, что Джонсон, передав разведчику чемоданчик с документами, решил поужинать. И неожиданно для себя крепко заснул. Открыв глаза лишь за четверть часа до прихода сменщика, он ужаснулся и бросился к машине, не зная толком, что делать. И вдруг увидел чемоданчик. Схватив его, Джонсон молниеносно вернулся в «Центр» и положил документы в сейф. Едва успел он закрыть все замки, как явился сменщик.

Это происшествие заставило нас прервать дальнейшие выемки. Тем более что многое уже было достигнуто. В наших руках оказались десятки документов Пентагона исключительной важности. И среди них, как писала после провала Джонсона и суда над ним американская печать, наиболее сенсационные — операционный план главнокомандующего войсками США в Европе № 100-6, где были изложены подробности развертывания новой войны против Советского Союза, и руководство по ядерному оружию, которое включало список целей в СССР, странах Восточной и Западной Европы. А в заявлении Пентагона по этому поводу говорилось: «Невозможно точно определить нанесенный нам ущерб. Некоторые потери непоправимы и не поддаются оценке… не раскрой мы это дело, если бы началась война, потери вполне могли бы оказаться фатальными».

Такие оценки не случайны. Эксперты сошлись на том, что никакой другой объект США в Западной Европе не был более жизненно важным для Вашингтона, чем Орли-Филд.

Мне остается лишь еще раз подчеркнуть, что разведчики расплачиваются огромным нервным напряжением за каждую операцию, будь она успешной или неудачной. Особая тяжесть ложится на плечи руководителей разведки любого ранга. Сколько раз, отправляя разведчика-нелегала на задание, я испытывал колоссальное напряжение, пока не получал долгожданное известие: «Все в порядке, приступил к работе». Во много раз легче рисковать самому, чем ждать, когда твой товарищ благополучно преодолеет препятствия на пути к успеху. Не это ли сжигает многих из нас раньше времени? А как же Джонсон? На некоторое время осторожности ради мы прервали связь с ним, когда же восстановился контакт, оказалось, что его перевели на другое место службы, которое представляло для нас гораздо меньший интерес. Надо было опять предпринимать шаги для внедрения агента на какой-нибудь новый объект, где он располагал бы большими разведывательными возможностями. Но тут вмешался слепой случай, который нельзя было предусмотреть. В 1964 году американская контрразведка раскрыла Джонсона с помощью сведений, которые сообщила его жена, заболевшая психическим расстройством. Наш агент был арестован и осужден на длительный срок тюремного заключения.

Глава 9. В нейтральной Австрии

В морозный январский день 1966 года в аэропорту Шереметьево председатель КГБ В.Е.Семичастный ожидал прибытия венгерской делегации. Вместе с ним был А.М.Сахаровский, а я сопровождал своего начальника как человек, курирующий отдел международного сотрудничества.

Вылет самолета задерживался из-за неблагоприятных метеоусловий в венгерской столице. Председатель коротал время в разговорах с начальником ПГУ. Зная, что Александр Михайлович обязательно постарается использовать оказию для обсуждения служебных проблем, я старался не мешать собеседникам и стоял поодаль.

Вдруг Сахаровский обратился ко мне с каким-то вопросом. Я подошел. Выслушав мой ответ, начальник ПГУ, продолжая разговор с председателем, сказал, что внешняя разведка испытывает большие трудности с подбором резидентов. Так, длительное время не удается найти подходящей кандидатуры в Вену: прежний резидент отозван, а исполняющий его обязанности работник явно не справляется с делом.

— Ну, Александр Михайлович, не может быть, чтобы среди руководящего состава разведки не было подходящих людей, — сказал председатель. При этом он, как мне показалось, полушутя указал на меня: — Вот, например, разве это не готовый резидент?

Сахаровский воспринял замечание всерьез и тут же спросил: мог бы я поехать в Вену? Не придавая значения такому мимолетному разговору, я отреагировал, как это обычно де лал всегда:

— Если нужно, то начальник разведки знает, я никогда не отказывался ни от какого назначения.

Но при этом добавил, что занимался в основном англосаксонской линией, немцев знаю слабо, а языка немецкого никогда не изучал. Этот довод, видимо, не произвел впечатления. И Александр Михайлович, обращаясь к председателю, спросил, не возражает ли он, если мы примем такое решение.

Разговор прервало сообщение о посадке самолета из Будапешта, и все направились к трапу.

Занимаясь с венгерской делегацией, я довольно быстро забыл об этом эпизоде. Но через несколько дней Сахаровский позвонил мне и спросил: обдумал ли я предложение председателя о назначении в Вену? И не дожидаясь моего ответа, сказал, что если у меня нет серьезных возражений, он отдаст указание начать оформление.