Мягкие зеркала (полная версия), стр. 93

После прекрасно организованного специалистами Т-связи телесвидания с дочерью Андрей покинул спортзал, не переодевшись, как был — в бело-алом тренировочном костюме; взгляды встречных прохожих заставили его обратить внимание на свой вид и вернуться. Возвращался другим путем — через ветротоннель, прямо в спортгардеробную, — не хотелось снова через опустелое и словно бы вылинявшее после земных сочных красок слишком просторное помещение. В голове тоже было как-то слишком просторно и пусто… Он принял душ, натянул на себя непривычную форму десантника. Проделал это автоматически, бездумно. К нему еще не вернулась способность анализировать свое состояние, размышлять. Странное такое спокойствие, граничащее с оглушенностью. Перед глазами — куда ни посмотришь — блестел свежей зеленью хорошо знакомый им с Лилией уголок дендрария, а посредине аллеи, в жарком пятне солнечного света — незнакомая девчушка-подросток, ужасно нескладная, угловатая, с испуганным лицом, голенастая, как олененок. Минуту они разглядывали друг друга. Потом он что-то спросил — она не ответила. Молчала, некрасиво щурясь от солнца. С бестолковостью взрослого, обеспокоенного упрямством ребенка, он пытался разговорить Лилию вопросами — стена отчуждения казалась непробиваемой. Выручил мяч. Он подбросил в руке тренировочный мяч, несколько раз стукнул об пол и постарался придать голосу беззаботные интонации: «Мой веселый звонкий мяч, ты куда помчался вскачь?..» Стена рухнула: Лилия подбежала вплотную к натянутым поперек аллеи рядам красных ленточек (граница действия стереоэффекта); он вглядывался в незнакомое лицо дочери и не мог заставить себя говорить. Что-то случилось у него с губами — он не мог произнести ни слова. Так ничего толком они друг другу и не сказали. Права была Светлана: пятьдесят минут самой дорогостоящей связи состояли в основном из расточительно длинных пауз. Двенадцатилетняя Лилия заметно изменилась. Сейчас она напоминала ему двоюродную сестру Ольгу. И Валентину одновременно. Взрывоопасная смесь… Он почему-то ощутил себя подавленным, разочарованным. За пятьдесят минут телесвидания с Мартом Фроловым он принял от ведущего темпоролога чудовищный (иначе не скажешь) груз тяжеленной, как ледяная гора, информации, но, угнетаемый этой тяжестью, все же почувствовал в себе желание думать, действовать, хотя взваленный на его плечи груз был сродни печальной ноше легендарного Мессии, влекомой им по пыльной дороге на хорошо известную всему цивилизованному миру ближневосточную возвышенность. А после телесвидания с дочерью было такое чувство, будто ее и его искусно, изобретательно обманули: ему подсунули не его дочь, ей — не ее отца… Сыновья и дочери человеческие давно уже совершенно беззастенчиво пользуются результатами своего умения лихо преодолевать довольно крупные куски Пространства, а вот с результатами преодоления Времени дела обстоят намного хуже.

Как и договаривались, Копаев ждал его у центрального входа в Форум. Еще когда Светлана сказала, что Аверьян предлагает встретиться в Форуме, он удивился, но уточнять не стал. Мало ли по каким причинам функционер МУКБОПа… бывший функционер МУКБОПа считает удобным рандеву под необъятным куполом самого большого зала бывшего корабля. Поздоровались сдержанно, без особых эмоций — будто расстались только вчера; Копаев театрально-торжественно взмахом руки скомандовал автоматике распахнуть створки широченной двери, и пригласил его войти первым. Он посмотрел в зал — сердце невольно забилось сильнее. Можно было подумать, что центральный вход Форума вел в одно из центральных полостей гурм-феномена…

— Откуда видеозапись? — спросил он Копаева.

Тот молча повел его в глубину зала — вдоль закругленного ряда подсвеченных зеленым сиянием «Снегирей»-исполинов; ряд живописно топорщился пальцами обтянутых металлизированными перчатками великаньих рук, знакомо отведенных чуть назад и в сторону. Андрей шагал за Копаевым и думал, что каждая встреча с бронзовоухим блондином неизменно сопровождалась какой-нибудь неожиданностью.

Середина зала, двухместный диван с подлокотниками. Сели.

— Откуда это у вас здесь? — Андрей обвел глазами великаний ряд «Снегирей».

— Содержимое твоего видеомонитора, — сказал Аверьян. — Неужели не узнаешь?

— Узнаю. Но видеомонитор я потерял.

— В твиндеке, — пояснил Аверьян. — Примерз к грузофиксаторам, едва отодрали.

— Понятно… Никогда бы не подумал, что бытовой видеомонитор способен дать такое высокое качество изображения в широкоугольном режиме работы.

— Это не он способен, — возразил Аверьян. — Это я способен. Не без помощи, правда, видеокорректорных устройств. Пришлось повозиться, но зато — результат! И тебе будет легче.

— В каком смысле?

— Но ведь ты все это нам объяснять собираешься? Или нет?

— А что я должен объяснять? Все это мои глаза видели там совершенно так же, как теперь здесь видят твои.

— Мои глаза видят толпу твоих эфемеров, — заметил Копаев, — и мне интересно было бы знать, как тебе удалось такую массу их наплодить!

— Это мои эфемеры?.. Ты уверен?

— Великое Внеземелье! Ну не мои же! У каждого — индекс и номер твоего скафандра: АН-12 ДКС № 1. Отсюда видно.

— А как быть с названием корабля? Почему «Лунная радуга»?

— О «Лунной радуге» там, наверное, думал?

— О «Лунной радуге» невозможно не думать. Особенно там. — Андрей перевел взгляд на светло-зеленую башню двадцатипятиметрового гиганта. — Аверьян, ты лучше меня разбираешься в генеалогии эфемеров…

— Хочешь спросить, чей облик был скрыт под стеклом гермошлема?

— Да.

— Расскажи, при каких обстоятельствах поднялась на врага эта грозная рать.

Андрей рассказал.

— Ясно… — протянул Копаев. Но тут же сам себя поправил: — Ясно только одно: твой единственный нормальный эфемер — назовем его Н-эфемером — попал в какую-то воспроизводящую среду, которая сыграла роль множительного агрегата. В результате — армия производных. Назовем их П-эфемерами.

— Ты не ответил на мой вопрос.