Врата Анубиса, стр. 95

Глава 8

Хотя апрель и добавил лодочникам и матросам с барж на Темзе лишний светлый час, для обитателей притона на Сент-Джайлз солнце село еще час назад, спрятавшись за крыши полуразвалившихся зданий, так что почти в каждом из окон Крысиного Замка загорелись огоньки.

Стоя в проулке у одного из боковых выходов. Лен Керрингтон раздраженно отвечал на вопросы отряда из шестерых его людей, готовых выступить на Флит-стрит.

– Вы сделаете это, ибо это последний их приказ, который вам предстоит исполнить, и потому что, если вы ослушаетесь, это может спугнуть их, а нам нужно взять их тепленькими, – и еще потому что, если вы изловите им этого парня, они будут так заняты им, что нам не составит труда прикончить обоих.

– Этот парень, которого нам надо взять, часом, не тот ли, что вышвырнул Нормана в окошко у «Двухголового лебедя»? – спросил один.

Керрингтон прикусил губу – он надеялся, что они не свяжут новое поручение с тем случаем.

– Тот самый, но тогда вы просчитались, решив…

– А они просчитались, решив связаться с ним, – добавил человек.

– А на этот раз вы возьмете его без шума, – спокойно продолжал Керрингтон и ухмыльнулся. – И если мы разыграем все как задумано, нынче ночью в Крысином Замке будет праздник.

– Аминь! – подытожил другой громила. – Пора идти – он уже на этом дурацком собрании писак.

Шестеро исчезли в переулке, и Керрингтон вернулся в дом. На кухне, освещенной красным огнем из плиты, никого не было. Он затворил за собой дверь, и в помещении воцарилась тишина, нарушаемая только далекими стонами и плачем. Керрингтон сел на табуретку и взял с полки флягу холодного пива.

Он сделал добрый глоток, закупорил флягу, поставил ее на место и встал. Пора, пожалуй, вернуться в главный зал, пока клоун не заинтересовался, с чего он так задерживается.

Направляясь к внутренней двери, он миновал сточную решетку, и стоны стали громче. Он задержался и брезгливо заглянул в темную дыру, которая вела к нижним темницам и подземной реке. Интересно, подумал он, с чего это клоунские Ошибки так раздухарились сегодня? Может, прав был старый Данги и эти твари могут немного читать чужие умы, вот и забеспокоились, почуяв наш сегодняшний заговор? Он склонил голову набок, пытаясь услышать бас Большого Кусаки – единственного из Ошибок, на которого стоило обращать внимание, однако тот молчал. «Ну, детка, – беспокойно подумал Керрингтон, – если ты и пронюхал наши планы, держи язык за зубами, тем более они у тебя всем зубам зубы».

Он пошарил по сторонам, наткнулся на деревянную лоханку, заваленную картофельными очистками, и закрыл ею отверстие, хотя бы на время заглушив звуки из подземелья.

Он отворил дверь в зал как раз в минуту, когда певучий голос Хорребина воззвал:

– Керрингтон! Где тебя черти носят?

– Я здесь, ваша честь! – откликнулся Керрингтон, выйдя вперед и стараясь, чтобы его голос звучал естественно. – Задержался на кухне пивка попить.

Клоун, напоминавший чудовищного паука, наспех слепленного из сладкой тянучки, покачивался взад-вперед на своих качелях, в то время как Ромени, или Романелли, или как его там развалился в кресле на колесах – ни дать ни взять огромные детские ходунки – и огни святого Эльма ярко светились на его конечностях.

– Надеюсь, они вышли? – спросил Хорребин.

– Вышли.

– Ты дал им приказ сделать все без шума? – вмешался Романелли.

Керрингтон смерил его холодным взглядом.

– Они взяли его для вас в прошлый раз, возьмут и в этот.

Романелли нахмурился, потом расслабил лицо, словно решив не обращать внимания на ерундовое нарушение субординации.

– Ступай вниз, в старую лабораторию, – приказал он. – Проследи, чтобы все было готово к операции.

– Есть! – Керрингтон, повернувшись, вышел, и его башмаки загрохотали по коридору и по лестнице.

– Почему бы тебе тоже не сходить? – спросил Романелли у клоуна.

– Я только оттуда! – запротестовал клоун. – И потом, нам с вами надо прояснить пару моментов. У нас с вашим ка имелась договоренность: я…

– Он мертв, а со мной у тебя нет никаких договоренностей. Ступай.

Хорребин промолчал, потянулся за своими ходулями, выбрался из качелей и встал, пошатываясь, в центре комнаты.

– Вы прекрасно знаете, что…

– Ступай! – повторил Романелли. Он прикрыл глаза, и его лицо сделалось похожим на ковер, который кто-то давным-давно бросил на камни просохнуть под солнцем, да так и забыл.

Стук ходулей Хорребина стих вдали. Романелли глубоко вздохнул.

Его время истекало слишком быстро – теперь он весил всего тридцать фунтов, но он знал, что ему не сравняться силой с Мастером: он либо утратит контроль над своими членами, либо просто распадется на куски задолго до того, как стряхнет с себя оковы земного притяжения. Так что полет на Луну ему заказан.

Он передернул плечами, пытаясь припомнить, знает ли он чародеев, сильных физически и при этом обладающих достаточной магической силой, – эти два качества неважно сочетались, подобно тому как плохо сочетаются одинаковые полюса магнитов. Был, конечно, этот Ибрагим, что ухитрился врасти ногами в камень в закрытом поместье неподалеку от Дамаска и менял судьбы, предсказывая их, – впрочем, и он делал это только в полнолуние, и при этом его руки и волосы тянулись к ночному светилу, что производило большое впечатление на клиентов, – до тех пор, пока один из них, судя по всему недовольный предсказанной ему судьбой, не вытащил меч и не перерубил ему ноги выше колен, так что обрубок с воплем взмыл в небо и исчез. Имелась еще краткая запись в одной из утерянных инкунабул о каком-то древнем маге, что оторвался раз от земли в Тиране, и его видно было в небе еще несколько дней – он плакал и размахивал руками. Должно быть, не лгали старинные предания о том, что, прежде чем стать символом пустоты, Луна была когда-то заселена.

Романелли вспомнил, как, наблюдая за малопривлекательной процедурой расчистки Баб-эль-Азаб, он услышал на юге далекий пушечный выстрел. Он хотел было дать албанцам приказ изготовиться к отражению ответной атаки мамелюков, однако никакой стрельбы не последовало, а забравшись на дозорную башню, он не увидел и следа наступавших войск. И только поздно вечером он услышал рассказ старого феллаха о том, как после заката в небе над Старым Каиром пролетел старик… Он поспешил к дому Мастера и застал его разрушенным и пустым – если не считать разбитых ушабти и покалеченного привратника…

От привратника он узнал, что все это дело рук Брендана Дойля, сбежавшего от них еще в октябре, а на следующий день выяснил, что Дойль покинул Египет на борту идущего в Англию парусника «Фаулер», записавшись в книге пассажиров под именем Вильяма Эшблеса. Романелли оставил должность личного лекаря Мохаммеда Али и отплыл в Англию следующим же кораблем. Свистя на корме до онемения губ – капитан несколько раз приказывал ему прекратить это безобразие, – ему удалось пару раз вызвать на несколько часов Шеллинджери: конечно, им было далеко до скорости «Чиллико» по дороге на юг, и все же Романелли смог сойти на берег в Лондоне в субботу, то есть позавчера, а корабль Дойля-Эшблеса не ожидался раньше этого утра.

И эти сорок восемь часов доктор Романелли не сидел сложа руки. Он узнал, что его жертва, помимо всего прочего, должна посетить под именем Эшблеса литературный вечер у издателя Джона Мерри и чуть не силой заставил клоуна-чародея Хорребина послать своих скотов следить за Эшблесом всюду, где тот появлялся, похитить его и доставить в Крысиный Замок сразу по выходе того из конторы Мерри.

«И когда они доставят его сюда, – думал Романелли, с трудом дыша, – я выжму из него все до последней капли. Я узнаю от него достаточно о путешествиях сквозь время, чтобы делать это самому. Я прыгну в те времена, когда я еще был здоров и силен, и скажу себе, молодому, чтобы в той или иной ситуации вел себя по-другому, с тем чтобы в понедельник, второго апреля 1811 года, я не был бы дрожащей, истекающей кровью развалиной».