Врата Анубиса, стр. 103

Джеки вскочила, узнав этого человека, устало плывшего к берегу.

– Мистер Эшблес! – крикнула она. – Сюда!

* * *

Когда ладья-змея проплывала меж двух столбов, увенчанных головами с фараонскими бородками, Эшблес ощутил разгорающийся в нем чудовищный жар, и до того мгновения, как очутился в ледяной воде Темзы, он не сомневался в том, что это и есть его смерть.

Он вынырнул на поверхность, откинул с глаз мокрые волосы, и до него дошло, что у него снова есть волосы… и оба глаза! Он поднес к глазам сначала одну руку, потом другую – и был рад увидеть, что все пальцы целы.

Возрождение, которого напрасно ждал доктор Романелли, случилось с ним. Воскресшее солнце живым и невредимым явилось на рассвете миру, а вместе с ним – Бог знает почему – это позволили сделать и Эшблесу.

Он поплыл к берегу и тут услышал оклик. Он задержался, нахмурился, вглядываясь в берег, потом узнал человека, сидевшего на парапете, помахал и поплыл к нему.

Вода как-то странно плескалась под арками Адельфи, и когда он наконец смог встать на отмели и зашлепал к берегу по илистому дну, он понял почему: подземная река остановила свой бег в Темзу, словно где-то выше по ее течению закрыли огромный кран, и Темза теперь несла свои воды мимо места, где стоял Эшблес, так же спокойно, как выше или ниже по течению. Несколько речных птичек снизились, чтобы приглядеться к поднятой его ногами тине, быстро уносимой течением.

Он поднял взгляд на того, кто сидел на каменной стене.

– Привет, Джеки, – окликнул он. – Надеюсь, Кольридж тоже спасся?

– Да, сэр, – отозвалась Джеки.

– И, – продолжал Эшблес, взбираясь на берег, – готов поспорить, он не вспомнит ничего из того, что видел этой ночью.

– Ну, – ответила удивленная Джеки, когда мокрый бородатый великан вскарабкался по склону и уселся рядом с ней, – если на то пошло, вряд ли вспомнит. – Она пристально посмотрела на него. – А мне показалось, что вы уже умерли, когда скользили мимо меня по тому склону. Ваши… глаза, и…

– Да, – тихо ответил Эшблес. – Я умирал – но нынче ночью действовала магия, и не только магия зла. – Настал его черед посмотреть на нее. – Ты нашел время побриться?

– А… – Джеки потерла верхнюю губу. – Это… усы… обгорели.

– Боже праведный! Впрочем, я чертовски рад, что ты выбрался оттуда. – Эшблес откинулся назад, прикрыл глаза и глубоко вздохнул. – Буду сидеть здесь, – объявил он, – пока не просохну на солнце.

Джеки нахмурилась:

– Вы умрете от простуды – это будет обидно, учитывая то, что вы только что спаслись из… квинтэссенции кошмаров Данте.

Он улыбнулся, не открывая глаз; и покачал головой:

– Эшблесу еще предстоит переделать уйму дел, прежде чем умереть.

– Правда? И каких, например? Эшблес пожал плечами:

– Ну… во-первых, жениться. Кстати, пятого числа следующего месяца.

Джеки беззаботно тряхнула головой:

– Что ж, очень мило. И на ком?

– На девушке по имени Элизабет Жаклин Тичи. Славная девушка. Ни разу еще не встречался с ней, хотя видел портрет.

Брови Джеки изумленно поползли вверх.

– На ком?

Эшблес повторил имя.

Ее лицо поочередно то кривилось в обиженной улыбке, то хмурилось.

– Так вы ни разу не встречались с ней? И с чего это вы тогда так уверены, что она выйдет за вас?

– Я просто знаю это, Джеки, дружок. Можно сказать, у нее нет выбора.

– Значит, это свершившийся факт?! – сердито вскинулась Джеки. – То есть ваши широкие плечи и буйная шевелюра… лишат ее возможности сопротивляться, да? Или нет, молчите… ваши стихи, разве не так? Ну да, вы будете дурить ей голову несколькими строчками ваших проклятых «Двенадцати Часов» – я правильно понял? – и она, несомненно, решит, что раз уж не понимает ничего, то это и есть настоящее… искусство, да? Ах вы, самонадеянный сукин сын…

Эшблес изумленно открыл глаза и сел.

– О, черт побери, Джеки, что с тобой? Ну что я такого сказал? Я же не говорю, что собираюсь изнасиловать ее, я…

– О, нет! Нет, вы просто предоставите ей единственный в жизни шанс… как это… сочетаться законным браком?.. с самым настоящим поэтом. Вот повезло девице!

– Что ты несешь, парень? Я только сказал… Джеки вскочила и встала на стене, вызывающе подбоченившись:

– Так познакомьтесь же с Элизабет Тичи! Эшблес вылупил на нее глаза:

– Что ты имеешь в виду? Ты ее что, знаешь? О Боже, верно, ты и в самом деле знаком с нею, правда? Послушай, я не хотел…

– Заткнитесь! – Джеки взмахнула рукой, распуская волосы. – Я – Элизабет Жаклин Тичи!

Эшблес смущенно засмеялся, потом сделал еще попытку:

– Боже мой! Ты… вы… правда?

– Это одна из… скажем, четырех вещей, в которых я абсолютно уверена, Эшблес.

Он огорченно всплеснул руками:

– Черт побери, простите меня, Дже… мисс Тичи. Я-то думал, вы просто… старый добрый Джеки, мой приятель по давним денькам в доме Капитана Джека. Я и не догадывался, что все это время вы…

– Вы никогда не были в доме Капитана Джека, – заявила Джеки. – Или вы?.. – добавила она почти умоляюще.

– В некотором роде был. Видите ли, я… – Он осекся. – А что вы скажете, если мы продолжим этот разговор за завтраком?

Джеки нахмурилась, но, подумав, кивнула:

– Ладно, но только потому, что бедный Дойль так ценил вас. И это не означает, что я вам уступила, ясно? – Она улыбнулась, потом спохватилась и снова нахмурилась. – Пошли, я знаю одно заведение на Сент-Мартин-лейн, где вам даже позволят просохнуть у огня.

Она спрыгнула со стены, Эшблес поднялся, и они вдвоем, все еще дуясь друг на друга, зашагали в лучах утреннего солнца на север, к Стрэнду.

ЭПИЛОГ

12 апреля 1846 г.

Почти целых четверть часа простояв в дверях и глядя на серые холмистые просторы Вулвичских болот под набухавшим дождем небом, Эшблес чуть было не снял плащ и не вернулся в дом. В конце концов, огонь в камине горел так уютно, и он не добил еще вчера эту бутылку «Гленливе»… Он нахмурился, поправил на своей седой шевелюре фуражку, дотронулся до эфеса меча, надетого так, на всякий случай, и запер за собой дверь. Никак нельзя, ведь у меня долг перед Джеки, подумал он, спускаясь с крыльца. Она встретила свой срок так… благородно – семь лет назад.

Последние пару лет жизни в одиночестве Эшблес порой с раскаянием ловил себя на том, что уже с трудом припоминает лицо Джеки – чертовы портреты казались похожими, пока были новыми и пока была жива она для сравнения, но теперь ему казалось, будто ни один так и не запечатлел ее настоящую улыбку. Однако сегодня, понял он, он мог вспомнить ее так отчетливо, словно она только утром села в дилижанс, отправляющийся в Лондон, – ее милую, чуть саркастическую улыбку, ее хмурящиеся на мгновение брови и ее обаяние мальчишки-беспризорника, что – на его взгляд – сохранилось у нее вплоть до смерти от лихорадки в возрасте сорока семи лет. Возможно, подумал он, пересекая дорогу и ступая на тропу, – знакомую ему за последние пару лет до последнего кустика, ибо он знал, что сегодня пойдет по ней, – возможно, я вспоминаю ее так отчетливо, потому как знаю, что сегодня присоединюсь к Джеки.

Тропа вилась между холмами, то поднимаясь, то опускаясь, но и через десять минут, когда он вышел к реке, его шаг оставался таким же упругим, ведь он годами поддерживал свою физическую форму и занимался фехтованием, имея твердое намерение хотя бы серьезно ранить того, кому намечено судьбой убить его.

«Я подожду здесь, – решил он, – на пологом склоне, откуда открывается хороший вид на заросший ивами берег Темзы. Они найдут мое тело ближе к воде, но я хочу сначала как следует разглядеть своего убийцу».