Ужин во Дворце Извращений, стр. 60

МакЭн смотрел на Риваса, не веря своим глазам. Монтекруз совершенно растерялся.

– Вы трус, – произнес он громко, но без должной уверенности.

– Нет, не трус, – возразил МакЭн. В ночном воздухе гудели насекомые.

– Нет, – устало вторил ему Ирвин Бёрроуз. – Он не трус. Пожалуйста, уезжайте, – повторил он Ривасу.

– Adios, – сказал Ривас. – До свидания, Ури. Ответа не последовало. МакЭн послал лошадей прямо и по кругу, стараясь не зацепить другой фургон. В доме горели огни, но занавески уже поснимали, и, проезжая мимо центральных окон, Ривас заглянул в столовую залу. Вся мебель исчезла, и помещение показалось ему незнакомым. Наконец МакЭн направил фургон вниз по спускающейся с холма дороге и налег на тормоз.

– Видишь вон те кусты справа? – вполголоса спросил у него Ривас. – Напомни мне сегодня же рассказать тебе, чем я занимался за ними.

Эпилог

В полдень следующего дня Ривас сидел на крыше своей квартиры, сжимая гриф своего нового пеликана и водя смычком по струнам.

Выходило не так уж и плохо. Поначалу у него получался только писк, на который отзывались возмущенным лаем все соседские собаки, но теперь он научился держать смычок увечной рукой... хотя заняться перебором у него пока не хватало духу.

Он прислонил инструмент к подбородку, чтобы освободить правую руку, взял с пола из-под кресла кружку пива, поднял ее... и чертыхнулся.

– Мне взять у тебя что-нибудь? – сухо спросила Барбара.

– Э... пеликан.

Она встала из плетеного кресла, подошла к нему и взяла инструмент за гриф.

– Спасибо, – сказал он.

Откинув наконец голову назад, он сделал большой глоток пива, сохранившегося в тени под креслом вполне прохладным. Потом поставил кружку и снова взял пеликан.

Он сделал глубокий вдох и наиграл первые ноты «Пети и Волка». Не так уж и плохо, подумал он.

– Ты ведь это насвистывал тогда? – спросила Барбара. – В тот вечер.

– Совершенно верно, – ответил Ривас. Он ощутил на груди тяжесть нагретого солнцем медальона и вспомнил утро вчерашнего дня, когда, накрепко привязав Уранию к койке, он заставил Барбару выйти и набрать для него балансировочных грузиков с дюжины гниющих на обочине автомобилей. Когда она вернулась с пригоршней свинцовых грузов, он помог ей расплавить их, а потом проследил, как она расплющила полученную отливку в лист свинца, в который они и завернули кристалл.

– Ури притихла, когда мы обвернули кристалл, – заметила Барбара. – Значит, свинец останавливает его... влияние?

Ривас пожал плечами.

– Возможно. Вообще-то я просто хотел прикрыть его от радиации, которая делает его сильнее. – Он прищурился на солнце. – Тепло, кстати, тоже, хоть и слабее. Возможно, его лучше погрузить в холодную воду.

Барбара пожала плечами.

– Жаль, что ты не можешь просто выбросить его.

– Ты ведь хочешь этого не больше, чем я. – Он предполагал, что все, что могло остаться от хемогоблина, тоже находилось здесь.

Барбара поерзала, поудобнее устраиваясь в кресле.

– Ты говорил, что качество еды в городе быстро упадет, – напомнила она ему. – Который час?

Ривас ухмыльнулся и опустил инструмент.

– Ну, не раньше, чем нас по-настоящему осадят, – уточнил он. – Я думаю, сейчас они обирают поля и сгоняют весь скот в районе Южных ворот, так что ближайшие пару дней – пока скоропортящееся не испортится – мы будем питаться лучше, чем обычно. Но ты права, пора обедать. – Он встал – почти не пошатнувшись – убрал пеликан в футляр, сунул смычок в специальную петлю и поднял его за лямку.

– Что, ты берешь его с собой?

Он сделал, было движение поставить футляр на пол, но передумал и снова выпрямился. Лицо его чуть покраснело.

– Ну, – осторожно возразил он, – никогда ведь не знаешь. Может, меня попросят сыграть.

Она помолчала немного, но все же улыбнулась в ответ, и если глаза ее были немного яснее обычного, слез в них, по крайней мере, он не увидел.

– Нуда, – насмешливо согласилась она. – И к тому времени ты уже так наберешься пива, что ни одной ноты верно не возьмешь.

– А потом упаду со сцены, – согласился он, – подтвердив тем самым все, что обо мне говорят.

– На такое следовало бы продавать билеты заранее.

Они спустились по лестнице – Ривас при этом пообещал себе, что через неделю будет перепрыгивать через две ступеньки, а завтра же перестанет цепляться за перила, – и двинулись в направлении Спинка.

Она покосилась на него.

– Ты собираешься оставить бороду? Ривас ощупал заросший подбородок.

– До конца осады, пожалуй, да. Некоторое время всем будет жаль переводить горячую воду и острые лезвия на ерунду.

– Пожалуй, старине Джо Монтекрузу можно позавидовать, – заметила Барбара.

Ривас рассмеялся в ответ.

– Тоже верно. Некоторое время лысые мутанты будут иметь самую аристократическую внешность в городе. Уверен, Ури это послужит утешением.

– Как думаешь, долго продлится осада?

– Не знаю. Ребята из Сан-Берду ставят на быструю победу, так как даже снабжения толком не организовали. Если честно, я думаю, они рехнулись.

Пройдя несколько кварталов, они свернули на бульвар Шерстяной Рубахи, и впереди замаячило заведение Спинка. Ривас вгляделся вперед сквозь колышущееся марево.

– У них там окно разбито, – сказал он. – Нет, два окна! Господи. – Он сделал попытку идти быстрее. – Они ведь не могли еще подступить к самым стенам, правда? С катапультой?

– Не знаю, – отозвалась Барбара, явно сдерживаясь, чтобы не обогнать его. – А они могут?

– Нет, нет, – заверил ее Ривас, успокаиваясь. – Мы бы услышали колокола. Как только сан-бердусское войско покажется на горизонте, все колокола в городе будут трезвонить как сумасшедшие. Нет, это, должно быть, какая-то местная потасовка.

Добравшись до ресторана, они увидели, что поперек двери приколочена длинная доска. Человек, которого Ривас никогда прежде не видел, стоял, прислонившись к стене, и при их приближении мотнул головой.

– Извините, ребята, – сказал он. – Закрыто на ремонт.

– Я здесь... – начал было Ривас и осекся. – Я здесь работал.

– Извините. Там, внутри, такой разгром.

– Ох, черт, – буркнул Ривас, шагнув вперед и взявшись руками за доску. Внутри кто-то размеренно, не спеша подметал пол. – Моджо! Эй, Моджо, это я, Грег. Скажи этому парню, пусть нас пропустит!

Шорох от швабры стих, и через пару секунд в дверях появился Моджо.

– Привет, Грег. Конечно. Тони, они могут войти. Что ты на это скажешь, а, Грег?

Ривас и Барбара поднырнули под доску и огляделись по сторонам в полумраке. Стулья валялись перевернутые, под ногами хрустело битое стекло, а на полу у сцены громоздилось бесформенное месиво из щепок и струн, в котором Ривас не сразу, но узнал бывший пеликан.

– Что здесь все-таки случилось, черт подери? – спросил он.

– Одним леди не понравилась наша музыка, – объяснил Моджо.

Ривас и Барбара обменялись тревожными взглядами.

– Что ты хочешь этим сказать? – быстро спросил Ривас.

– Ну, это были... Постой, ты ведь жил в Венеции, Грег, может, ты видел таких. Один парень сказал, в Венеции таких уже давно пруд пруди. Эти приперлись сюда утром и, такая уж непруха, поспели в ворота как раз перед тем, как их навовсе закрыли. Они все совсем сбрендившие и грязные, и глаза у них дикие, и они маршируют, словно сам Господь Бог построил их и приказал идти вот так, и они мочат всех, кто им не понравится. Новому пе-ликанисту вон несколько зубов выбили.

– Покалокас, – произнес Ривас.

– Во-во! – обрадовался Моджо. – Аккурат так тот парень их и назвал. Он еще сказал, они терпеть не могут музыки.

– Не то слово. Как они выглядят? Путешествие из Венеции, должно быть, здорово их вымотало? – Ривас вдруг ощутил себя еще слабее.

– Ну, оно, конечно, они все были пыльные, волосы что грязная метла, но Богом клянусь, энергии у них хоть отбавляй! Одна там была, такая узколицая, вся болезненная такая на вид, – так она голыми руками изломала Джеффов пеликан на мелкие кусочки, а сама при этом улыбалась как сытая кошка.