Ужин во Дворце Извращений, стр. 34

Он бросил взгляд налево, то есть на юго-восток, и увидел вдали высокие, светлые здания, которые ночь, дождь и отделявшие его от них мили превратили в абстрактные геометрические фигуры. И на ум ему пришло, что это и есть Священный Город. Ветхие постройки на песке и стекле за его спиной были всего лишь сараями для инвентаря, убранными подальше от глаз на задворки большой усадьбы...

Океан – вот парадные ворота, подумал он; те ворота, через которые привез меня тот фургон, – всего лишь черный ход, дверка для прислуги.

Ривас остановился, огляделся по сторонам – и по спине его побежали мурашки, потому что он разглядел зависший в небе над зданиями шар, должно быть, огромный, если его было видно на таком расстоянии. Под ним не мерцало ни малейших признаков огня – и вдруг Ривасу вспомнилось, как лысая девчонка говорила что-то насчет гелиевых шаров... Но где, черт побери, Нортон берет этот гелий?

Так и продолжая висеть безвольной тряпкой, паренек вдруг забормотал, напугав Риваса так, что тот едва не уронил его.

– Кто это? – выпалил мальчишка. – А, этот... Когда же этот болван научится подходить так, чтобы я его видел, – он же знает, что я не могу повернуться...

Придя в себя, Ривас обрадовался, что это случилось не во время разговора с пастырем. Настоящее вещание не спутаешь ни с чем, и уж продвинутый мог решиться бежать не более, чем, скажем, летать.

Он заметил справа от себя тянущуюся параллельно его маршруту темную полосу, подошел к ней поближе и по шуму дождя понял, что это широкая канава, заполненная водой. Посмотрев налево, он обнаружил там еще одну, а третья, впереди, соединяла два первых под острым углом. Каналы, подумал он. Недавно построенные, не то, что в Венеции. И почему, интересно, Сойер так увлекается каналами?

Добравшись, наконец, до берега канала, он осторожно наклонился и положил юношу на бетон, потом разогнулся и несколько минут наслаждался простой возможностью стоять, ощущая на загривке холодные капли дождя. Отдохнув чуть-чуть, он полез в канал. Вода здесь была теплее, чем дождь, и он доплыл до середины – в ширину канал оказался футов сорок, – чтобы посмотреть, как там глубоко. Он обнаружил, что даже там он вполне может стоять на дне, и вода будет ему по шею. Он вернулся на берег, забрал мальчишку, взвалил его безжизненное тело обратно на плечи так, чтобы голова того оставалась над водой, и двинулся к морю – кое-где вплавь, кое-где просто подгребая свободной рукой. Держаться на поверхности соленой воды было несложно, и Ривас даже пожалел, что канал не тянулся от самых истекальных изб.

Любой его всплеск и вздох отдавался от откосов канала громким эхом, и он не догадывался, что их ищут, до тех пор, пока не увидел полосу ослепительно яркого света, упершуюся в откос канала в дюжине ярдов перед ними, а потом скользнувшую назад, над самой его головой.

Он озадаченно смотрел ей вслед и только через несколько секунд сообразил, что это, должно быть, луч прожектора. Ривасу доводилось читать о таких штуках, и хотя он не помнил точно, работали они на электричестве или нет, одно он помнил точно: они требовали такого уровня развития техники, какой утратили еще много Тузов назад.

Дальше по каналу он со своей спящей ношей двигался уже быстрее.

Глава 7

– Поосторожнее с этим!

Ривас проснулся – он все-таки задремал немного – и огляделся по сторонам в темноте. Над головой, по настилу причала громыхали башмаки, кто-то светил фонарем, но под пирс свет почти не проникал, и только легкое свечение самой воды помогало Ривасу разглядеть, что лысый, беззубый мальчишка все еще жив, подвешенный за шиворот на весьма кстати торчавший из сваи гвоздь. Волнорез останавливал волны в полумиле от берега, а оставшуюся рябь приглаживал продолжавшийся дождь, но Ривас все же беспокоился, что даже небольшие колыхания водной поверхности могут отцепить безжизненное тело продвинутого, в каковом случае тот, несомненно, тихо утонул бы.

Ривас разжал руку и пошевелил пальцами, восстанавливая кровообращение. В темноте над самой водой чуть светлело пятно – голова бедолаги. Интересно, подумал Ривас, и что мне делать, если он начнет вещать... или хотя бы храпеть. Утопить его? Вот уж проще простого.

Впрочем, он понимал, что не сможет сделать этого, хотя даже у собаки или кошки – да что там, у хомяка, мыши или даже жука – разума больше, чем у продвинутого. Почему-то горло, которое он вырвал у того хлам-человека, наложившись на попытку зарезать Фрейка Мак-Эна и убийства Найджела и двух ухарей и еще того пастыря, сломало в нем что-то. Он ощущал себя увечным, ибо жалел всех – черт, да сейчас ему сделалось бы дурно, прихлопни он даже муху.

Осознание этого напугало его сильнее, чем если бы он вдруг утратил контроль за своей левой рукой.

– Я же сказал: осторожнее, мать вашу! – снова послышался голос, разбудивший его.

– Я и стараюсь осторожно, брат, – раздраженно отвечал ему голос помоложе. – Что, опускать эти в воду или пока нет?

– Не-а, их и дождь охлаждает. Хотя можешь пока привязать их. Да вяжи узлы крепче, слышишь? Как я показывал. В прошлую поездку две корзины отвязались и утонули, и мне потом такое было...

– Будет сделано.

Медленные шаги и позвякивание цепи переместились из-за спины Риваса к концу причала, и странно обтекаемый корпус лодки погрузился чуть глубже, потом снова качнулся вверх. Пологая волна пробежала по поверхности воды под причалом, плеснув Ривасу соленой водой в рот.

Некоторое время не слышалось ничего, кроме редкого позвякивания цепи, шагов на лодке и бездумного мурлыканья человека на причале. У Риваса было более чем достаточно времени помечтать о еде и сухой одежде, а также решить, что улучшающейся видимостью он обязан не столько привыканию глаз к темноте, сколько рассвету. Потом цепь заерзала по настилу причала прямо у него над головой.

– Эй, Вилли, встряхнись. Пастырь идет.

– Угу. Спасибо.

Ривас услышал цоканье копыт по бетону, потом звук изменился: лошадь ступила прямо на причал.

– Доброе утро, брат! – послышался новый голос, напряженный, хотя его обладатель явно старался не показать этого. – Ты один?

– Вон брат Вилли на лодке корзины привязывает, а больше никого.

– Никого больше сегодня не видел?

– Это... Вроде никого – с той поры, как ребята подрасстроились чуток да пошли танцевать. А что, уже кончили?

– Нет еще. Но уже замедляются. Ладно, вот возьми это... да не тычь же ею в меня, болван! Это ракетница. Если вдруг увидишь кого-нибудь, кроме своих, выстрелишь. Нажмешь на курок... дай покажу – вот эту штуку. Ясно?

Лодка покачнулась, и Ривас предположил, что брат Вилли подошел к фальшборту посмотреть. Под причалом снова прокатилась легкая волна, и Ривас с опаской покосился на продвинутого. Надеюсь, подумал он, Нортон не просыпается – и не начинает думать – так рано.

– Куда стрелять? В кого увижу?

– Да нет. Это ракетница. Стреляет сигнальными ракетами. Выстрелишь вверх, в небо, понял?

– Угу. А кого мы можем увидеть-то?

– Не твое... а впрочем, ладно. Нам кажется, с одним из вчерашних фургонов приехал самозванец. Какой-то парень, запертый в одной из спален, вырвался оттуда, убил одного конструкта и похитил донора. Я сам видел его несколько часов назад, но у него на ноге была лента, и я решил, что он из доверенных. Поэтому у меня есть личные причины вернуть его. И если первыми увидите его именно вы... я этого не забуду, ясно?

– Конечно, брат. Мы будем начеку.

– Только поосторожнее. Наверное, не стоило говорить тебе этого, но известно наверняка, что в Шатре Переформирования пару дней назад видели Грегорио Риваса. Его даже схватили, но он совратил одну сестру, и та его освободила. Ясное дело, она сейчас в городе-побратиме, искупает грехи – так ей и надо. С тех пор его не видели нигде, и в Эллее тоже, так что этот давешний парень, вполне возможно, это он.

Ривас зажмурился, оскалившись, при упоминании сестры Уиндчайм. Ее волосы цвета осенней листвы на холмах, ее длинные, сильные ноги, ее чуткость и тщательно скрываемое сострадание, ее явные шатания в вопросах веры... Он тряхнул головой и заставил себя выбросить ее из головы.