На странных волнах, стр. 76

– Не говорите глупостей, конечно, я отправлюсь с вами вместе Но послушайте меня, пожалуйста. Эта негритянка там, в углу, умерла, умерла опять, я хочу сказать, прошлой ночью, так что мне не пришлось больше есть эту проклятую траву. Но я слаба и временами на меня находит… не знаю, как назвать, помрачение, что ли. Я словно засыпаю на ходу. Если такое случится, не обращайте внимания, просто ведите меня. Я быстро прихожу в себя.

– Что ж… Хорошо. – Шэнди выбрался через окно на крышу и повернулся к Бет. – Вы уверены, что хотите последовать за мной?

– Да. – Бет вылезла в окно, пошатнулась и ухватилась за плечо Шэнди. – Да.

– Тогда пошли.

Через открытое окно Шэнди слышал, как преследователи нерешительно и шумно поднимаются по лестнице. Он крепко взял Бет за локоть и со всей быстротой, на которую мог отважиться, повел ее к северному скату крыши.

ЭПИЛОГ

Он стал бледнеть при пеньи петуха.
Поверье есть, что каждый год, зимою,
Пред праздником Христова Рождества,
Ночь напролет поет дневная птица.
Тогда, по слухам, духи не шалят,
Все тихо ночью, не вредят планеты
И пропадают чары ведьм и фей,
Так благодатно и священно время.
Вильям Шекспир. «Гамлет

Они шли несколько часов, избегая оживленных дорог, поскольку отряды солдат с факелами прочесывали, казалось, весь Спаниш-Таун и его окрестности. Шэнди вел Бет по задворкам; они пробирались по узким тропинкам между рядами сахарного тростника. Дважды на них начинали лаять собаки, но оба раза Шэнди удалось, насвистев определенную мелодию, заставить ветер дуть в другую сторону и унести их запах. Он не смог, однако, столь же легко разделаться с москитами; им с Бет пришлось обмазаться грязью, чтобы насекомые не так докучали. Шэнди определял направление и время по звездам, когда они выходили из-под ветвей деревьев. Однако он не выбросил компас, который купил вместе с одеждой, хотя его вес оттягивал карман.

Несколько раз Бет впадала в транс и шла, как сомнамбула; если бы Шэнди не вел ее за руку, она натыкалась бы на деревья и кусты. Однажды она просто уснула на ходу, и Шэнди пришлось нести девушку, завидуя ее краткому отдыху. Все же большую часть времени Бет была бодра, и на протяжении долгих миль они с Шэнди шепотом беседовали. Бет рассказала Шэнди о годах, проведенных в монастыре, а Шэнди описал их с отцом путешествия по всей Европе с театром марионеток. Бет спросила Шэнди про Энн Бонни таким нарочито равнодушным тоном, что сердце его бешено заколотилось. Он был как пьяный – от усталости и от счастья – и в ответ на ее вопрос разразился довольно бессвязным монологом о любви и расставании, возмужании и смерти, рождении и судьбе; когда потом он пытался вспомнить свои слова, оказалось, что он сохранил о них лишь смутные воспоминания. Но что бы он ни сказал тогда, Бет была явно довольна услышанным, и хотя сейчас она шла не в трансе, Шэнди взял ее за руку.

Беглецы все время старались идти на юг; когда, по оценке Шэнди, было около трех часов ночи, они оказались на песчаном берегу. Между ними и бесконечной чернотой моря смутно виднелись какие-то строения;

Шэнди показалось, что он узнал здание Морского управления. Они с Бет вышли из-под пальм и двинулись по берегу, прячась в тени домов и пересекая улицы и площади так быстро и бесшумно, как только могли. В некоторых здания огни еще не были потушены, и несколько раз они слышали пьяные голоса, однако беглецов никто не окликнул.

Они миновали несколько причалов, но каждый раз, когда Шэнди подкрадывался к ним с намерением украсть лодку, его отпугивали голоса и свет фонаря. Дважды ночной ветер донес до него лязг оружия, и ему удалось даже подслушать разговор, в котором было упомянуто имя Шэнди. Британские власти, которым не удалось помешать ему попасть в Спаниш-Таун, явно не намеревались позволить ему покинуть город.

Еще более осторожно, чем раньше, Шэнди и Бет продолжали пробираться на юг; скоро строения кончились, потянулись бамбуковые навесы, и наконец, когда звезды стали бледнеть, беглецы добрались до широкой полосы болот, окаймлявшей берег моря. На редких возвышенностях можно было разглядеть загон для скота или рыбачью хижину. Москиты здесь особенно свирепствовали, и Шэнди и Бет пришлось обвязать лица оторванными от одежды полосами ткани, чтобы не вдохнуть насекомых. Однако в этой безлюдной местности Шэнди чувствовал себя спокойнее; теперь не нужно было так заботиться о соблюдении тишины и можно было идти быстрее.

При первых лучах рассвета они подошли к полуразвалившемуся причалу, рядом с которым качалась на волнах парусная лодка. Шэнди несколько минут всматривался в фигуры пяти или шести оборванцев, дремавших вокруг костра; когда ветер раздувал угли, их силуэты четко выступали из темноты. Наконец он вернулся к Бет в кусты, отделявшие их от берега, и удовлетворенно прошептал:

– Это всего лишь рыбаки. – Бет не слышала его: ею снова овладел один из приступов транса. Шэнди еще раньше накинул ей на плечи свой бархатный кафтан, карман которого оттягивал компас, и сейчас ежился на утреннем ветру. – Пошли, – прошептал он, поднимая ее на ноги и ощупывая свою перевязь, чтобы убедиться: все его золотые эскудо на месте. – Мы сейчас купим лодку.

Шэнди понимал, что рыбаки будут удивлены появившейся перед ними в холодные рассветные часы странной парой – женщиной, идущей, как сомнамбула, в ночной рубашке и накинутом на плечи кафтане, и ее спутником в грязном и запятнанном кровью парадном костюме, – но был уверен, что полдюжины золотых монет усыпят все подозрения.

К тому моменту когда они спустились на пляж и пошли по песку к причалу, большинство сидевших у костра повернулись к ним; только один человек, в старой соломенной шляпе и накинутом на плечи одеяле, продолжал смотреть на позлащенные первыми лучами солнца волны.

Шэнди улыбнулся, протянул шесть золотых монет на ладони затянутой в перчатку руки и вывел Бет на скрипучие доски причала…

Его улыбка исчезла, когда он разглядел запавшие подернутые пленкой глаза, серые лица, подвязанные челюсти, зашитую одежду и босые ноги сидевших вокруг костра.

– О, проклятие, – прошептал он безнадежно, понимая, что ни у него, ни у Бет нет сил на то, чтобы бежать – он мог только беспомощно стоять на месте.

Без особого удивления он увидел, как человек у причала встал, сбросив одеяло и шляпу. В лучах рассвета заблестела лысина. Человек вынул изо рта сигару и улыбнулся Шэнди.

– Спасибо, Джек, – пророкотал он. – Пойдем, моя дорогая. – Он поманил Бет, и девушка двинулась к нему, как будто увлекаемая непонятной силой. Бархатный кафтан соскользнул с ее плеч и упал на доски причала.

Колени Шэнди подкосились, и он неожиданно для себя сел на доски.

– Ты же мертв, – пробормотал он. – Я ведь убил тебя… там, на лестнице.

Бет сделала еще два быстрых шага, едва не потеряв равновесие.

Лысый печально покачал головой, как если бы Шэнди был непонятливым учеником. Он затянулся сигарой и помахал ее вспыхнувшим концом.

– Ну же, Джек, разве ты забыл тлеющие фитили, которые я всегда вплетал в волосы и бороду? Тлеющий огонь – то самое дрогу, которое обеспечивает мне защиту Барона Субботы. Горящая сигара выполняет эту роль тоже. Твой клинок ранил меня, конечно, но Барон, добрый старый хозяин кладбищ, пришел мне на помощь, прежде чем я успел испустить дух.

Бет, пошатываясь, остановилась на причале между ними.

В лучах восходящего солнца пышные локоны ее волос отсвечивали начищенной медью. Шэнди судорожно шарил руками по доскам причала, ища опоры и не находя в себе силы подняться.

– Я не злопамятен, – продолжал великан, – так же, как и Дэвис не держал на тебя зла, когда ты его ранил. Я благодарен тебе за то, что ты доставил мне невесту – единственную женщину в мире, которая пролила кровь в Эребусе, – и был бы чертовски рад видеть тебя боцманом на борту моего судна.