Будни отважных, стр. 31
Звали милицию. Долгополов спешил на место происшествия.
Как-то по улицам Платовской провели шестерых белых офицеров. Разведка партизанского отряда захватила их в соседнем конезаводе. Пленных допросили, заперли в сарае. Председатель ревкома поручил милиции их охрану. На пост стали три милиционера — половина всего личного состава. Это могло показаться излишней предосторожностью, но Долгополов понимал, что его люди еще слабо подготовлены, а враг хитер.
И не ошибся. Как только наступила ночь и станица затихла, на улицах появились офицеры, скрывшиеся от партизанской разведки на конезаводе. Они шли на выручку своим. Вел их станичник по фамилии Мокрицкий. Беляки напали на часовых, связали и увезли с собой. Но случилось так, что один из милиционеров, притаившись за дверью сарая, остался незамеченным. Как только стих топот лошадей, он кинулся к колокольне, и над спящей станицей поплыл тревожный голос набата.
В ревкоме в ту ночь никто не спал. Только что созданный партизанский отряд станицы Платовской выступил в свой первый поход — отбивать увезенных станичников. Белые не выдержали натиска, отступили. Милиционеров нашли связанными в конюшне.
Нечего и говорить, что первый бой, пусть даже недолгий и легкий, дал почувствовать станичникам, что они — сила. Каждый понял: попади он в беду, можно рассчитывать на помощь товарищей.
...Однажды в ревком поступили сведения, что к Платовской подходит казачий генерал Гнилорыбов. У него пятьсот сабель и четыре полевых орудия, в отряде — кадровые офицеры, юнкера и верные Временному правительству казаки.
— Что будем делать, станичники? — спросил Сорокин.
— Встречать генерала на Маныче! Пусть назад повертает!
— Согласен, — ответил Сорокин. — Бой ему надо дать, но у него орудия, а у нас одна винтовка на троих да два пулемета всего. Вот что, хлопцы: будем держать белых, сколько сможем, а в Царицын пошлем нарочных просить помощи у Красной Гвардии. Не откажут.
Когда поднятый по тревоге партизанский отряд станицы Платовской выступил на Маныч, в другую сторону помчались, пригнувшись к седлам, два всадника — сын начальника милиции Аркадий Долгополов и его товарищ Иван Яхно. Путь их лежал в красный Царицын — волжскую крепость революции. А тем временем Долгополов собрал милиционеров и сказал:
— Мы теперь должны держать ухо востро. Кроме нас, защищать станицу некому. Казаки уходят навстречу врагу.
Платовские партизаны окопались у моста через Маныч. На бродах поставили пулеметы. На рассвете показался противник — сначала небольшой разъезд, а затем и основные силы. Вскоре на высотку выкатили пушки, и вокруг окопавшихся станичников взметнулись столбы земли.
Но беда пришла с другой стороны. Часть отряда подло изменила и перешла на сторону врага, и белые, минуя мост, без боя вошли в станицу.
К станичному Совету подъехал генерал Гнилорыбов, распорядился:
— Собрать на сход всех до единого!..
Кто шел добровольно, а кого и под конвоем вели. Схватили и Долгополова. Тут же стояли женщины, старики и подростки, оставшиеся в станице. Гнилорыбов с крыльца крикнул в толпу:
— Кто повесил флаг?!
Платовцы молчали.
— Кто, я вас спрашиваю?!
И опять недружелюбное молчание. К генералу подошел сухопарый офицер и что-то сказал на ухо. Генерал кивнул. Офицер повернулся к толпе:
— А ну, где тут начальник почты? Выходи!
Станичники против воли обернулись к Михаилу Лобикову. Лобиков твердым шагом вышел на площадь.
— И ты, борода, выходи, — поманил офицер Долгополова.
...Они стали рядом: начальник почты, молодой еще, в форменной тужурке, и кряжистый Долгополов в ватном вылинявшем полупальто.
— Ваших рук дело? — сквозь зубы спросил Гнилорыбов, показывая на крышу Совета, над которой полоскался кумачовый флаг. Сами повесили — сами и снимите, сукины дети! Я покажу флаги!.. А ну, кому говорю?!
Долгополова толкнули прикладом к лестнице. Секунду он колебался, затем медленно полез вверх. Осторожно снял красное полотнище с древка, на вытянутых руках поднял его к небу и громко крикнул:
— Вся власть Советам!
Люди замерли. Один из казаков вскинул было винтовку, но Гнилорыбов остановил его, зловеще произнес:
— Нет, он умрет другой смертью.
А Долгополов стоял на самом гребне крыши, на виду у всей станицы. Красное знамя, словно живое, билось в его ладонях. Потом он поднес его к губам, поцеловал и не спеша спустился вниз.
Начальника станичной милиции и начальника почты увели немедленно.
Под страхом смерти гнилорыбовцы потребовали от станичников сдать властям оружие. Но тех, кто приносил его, домой уже не отпускали. Потом арестованных построили и повели в степь...
Генерал Гнилорыбов отдал станицу на разграбление своим солдатам. Беляки ходили по дворам, требовали самогон, насильничали, грабили.
Над скорбящей станицей спустилась ночь, но до рассвета доносились из степи выстрелы и крики о помощи.
А в это время в Царицыне красногвардейцы вкатывали на железнодорожные платформы орудия. Два эскадрона кавалерии заводили в вагоны лошадей. Пятьсот винтовок с примкнутыми штыками стояли в пирамидах возле запасных путей. Красный Царицын посылал отряд на помощь станице Платовской.
Красногвардейцы прибыли через три дня. Они выгрузились на разъезде около Пролетарской и степью пошли к Платовской. Аркадий Долгополов и Иван Яхно вели отряды кратчайшим путем.
Утром царицынцы, ударив по станице из орудий, ворвались на ее прямые улицы. Белые бежали в панике.
...Едва утих бой, из погребов и подвалов вышли женщины. С плачем, с криками побежали люди к Куцей балке. Белые за три дня расстреляли там 365 станичников — всех, кто принес оружие и кто был в списках, выданных писарем Совета — предателем Гончаровым.
Среди плача и стонов ходил потрясенный Аркадий, отыскивая отца. И лишь впоследствии удалось восстановить подробности казни.
...Рано утром начальника милиции станицы Платовской вывели на станичную улицу. Заря распласталась над степью. Долгополова потащили через площадь дальше, за околицу... Уже скрылась за поворотом крайняя улица. Пошли овраги. А его вели все дальше и дальше. Пряно пахло степное разнотравье. Почему-то этот запах, знакомый и любимый с детства, вызывал у него сейчас головокружение. Утреннее солнце зажигало в лужах, оставленных недавним дождем, ослепительные искры.
Куда его ведут? Если расстреливать собираются, то почему не в станице?..
Слева расступились заросли густого терновника, открыв изрезанный трещинами склон Куцей балки. Она была полна народа. Всех, кто еще уцелел в Платовской, бандиты согнали сюда. Люди стояли молча. Долгополов, собрав в железный комок остатки сил, шел, высоко подняв голову. Толпа молча расступилась, давая ему дорогу, и сразу же смыкалась сзади.
Его поставили рядом со связанным начальником почты Михаилом Лобиковым. Офицер с золотыми погонами, похлестывая плеткой по голенищу сапога, что-то говорил молчавшей толпе. Федор не слушал, но чувствовал, когда его связывали с Лобиковым спина к спине, когда обкладывали их пучками сена. Он смотрел на солнце, на верхушки тополей, качающиеся под ветром, на маленькую черную точку в небе — птицу, счастливо купающуюся в лучах утреннего солнца. Он взглянул на людей только тогда, когда в лицо ему плеснули из ведра керосином. Ну что ж, вот и конец, надо достойно смерть принять.
И над балкой, опережая вспышку огня, взвились страстные слова:
— Люди!.. Правда за нами! Победа за Советской властью! Верьте ей!
Два человека, скрученные воедино проволокой, мгновенно вспыхнули ярким факелом. Он горел, этот живой факел, раздуваемый порывами ветра и казалось, пламя его зажигает сердца людей ненавистью к врагам революции, зовет к отмщению, к борьбе!
ЛИЦОМ К ЛИЦУ
Банда Ключкина налетела, когда уютное село Медведское мирно спало, укутанное в зелень тучных садов.